Елизавета Кузьмина-Караваева. «Звезды», покорившие миллионы сердец
Елизавета Кузьмина-Караваева
Странная монахиня
Она прошла в общем-то обычный для многих, ее современниц путь: неразделенная любовь, увлечение стихами, революция, эмиграция, немецкий концлагерь… (Но как необычно шла она по этому пути! Се дорога вела от крымских виноградников к салонам петербургской богемы, от анапской тюрьмы до парижского монастыря – и к мученической смерти. За свою деятельность мать Мария была причислена к лику святых: день ее памяти отмечается 31 марта – тогда, когда мать Мария, по легенде, роняла чужое место в очереди в газовую камеру…
Будущая мать Мария, урожденная Елизавета Юрьевна Пилен ко, родилась в Риге, где ее отец служил товарищем прокурора окружного суда. Он происходил из старинного дворянского рода, где в традиции были образованность, талант и служение Родине. Дед Елизаветы Юрьевны, генерал-майор Дмитрий Васильевич Пиленко, происходивший из запорожских казаков, – по легенде, его предок сбежал из турецкого плена, отпилив себе руку, откуда и пошла фамилия Пиленко, – командовал Черноморским округом. Он много сделал для заселения и развития Черноморского региона: именно он создал первые планы Новороссийска и Анапы, основал школы и гимназии, организовал несколько знаменитых имений – в том числе прославленные Абрау и Дюрсо, в которых первым в регионе стал выращивать виноград и табак. За отличную службу он получил два поместья, одно из которых – знаменитое Джемете – и поныне славится своими виноградниками.
В 1890 году его сын Юрий женился на Софии Борисовне Делоне, в чьих жилах текла кровь многих благороднейших семей – например, ее мать принадлежала к роду Дмитриевых-Мамоновых, возводящих свою генеалогию через князя Константина Смоленского к самому Рюрику. Восьмого декабря 1891 года у них родилась дочь, названная Елизаветой, а еще через два года – сын Дмитрий.
В 1895 году произошло несчастье: скончалась супруга генерала, Надежда Борисовна Пиленко, а через две недели, не выдержав горя, умер сам Дмитрий Васильевич. Унаследовав имения отца, Юрий Дмитриевич вышел в отставку и вместе с семьей переехал в Анапу, где по примеру отца увлекся виноградарством. Имения Пиленко – бескрайние ряды виноградников среди древних холмов – были тем волшебным фоном, на котором оживали первые фантазии маленькой Лизы. Не по годам развитая, впечатлительная девочка, сочетавшая недетскую серьезность с восторженностью и трогательной заботой о всем живом, Лиза уже тогда начала писать стихи – рифмованные строчки казались ей наиболее естественным выражением восторга перед миром. Она часами наблюдала за раскопками, которые проводились на окрестных холмах, – извлеченные из небытия скифские сокровища и следы античных городов производили на нее неизгладимое впечатление.
Лиза Пиленко в 11 лет
Летние месяцы дети проводили в Петербурге у тетки Софии Борисовны, Елизаветы Александровны Ефимович, бывшей фрейлины великой княжны Елены Павловны. Елизавета Александровна – свое имя Лиза Пиленко получила в ее честь – была женщиной весьма примечательной: образованной, очень либеральной, дружившей, как вспоминала Лиза, со всеми: «У неё в гостиной можно было увидеть Принцессу Елену, внучку Вел. Кн. Елены Павловны и бабушкину крестницу (дочь её швеи) или нашего детского приятеля-репетитора, косматого студента Борчхадце, а рядом члена Государственного Совета барона М.А.Таубе – и нельзя было заметить и тени разницы в обращении хозяйки со своими гостями». Одним из ближайших друзей Елизаветы Александровны был знаменитый обер-прокурор Синода Константин Петрович Победоносцев – этот необыкновенно образованный человек, страстный проповедник православной веры, железной рукой держащий бразды правления нравственностью и образованием России, по воспоминаниям Лизы был очень мягким, добрым человеком, который больше всего любил детей – «знатных и незнатных, любых национальностей, мальчиков и девочек, – вне всяких отношений к их родителям. А дети, всегда чувствительные к настоящей любви, платили ему настоящим обожанием». Сама Лиза считала его своим другом, и нередко проводила в его кабинете за беседами целые часы. Между ними – всесильным обер-прокурором и маленькой девочкой – завязалась переписка, сначала простые поздравления с праздниками, потом – все более серьезные вещи. Как вспоминала она много лет спустя, «Помню одну фразу точно: «Слыхал я, что ты хорошо учишься, но друг мой, не это главное, а главное – сохранить душу высокую и чистую, способную понять всё прекрасное».
Весной 1905 года семья переехала в Крым, в Ялту, где Юрий Дмитриевич был назначен директором Никитского ботанического сада – его деятельность на этом посту была столь успешной, что всего через год его вызвали в Петербург, в Главное управление землеустройства и земледелия. Пиленко перевез в столицу семью, устроил детей в гимназии, а затем вернулся в Анапу, чтобы закончить дела. Обратно он не вернулся: 17 июля 1906 года Юрий Дмитриевич скоропостижно скончался.
Смерть обожаемого отца стала тяжелейшим ударом для впечатлительной Лизы. В отчаянии она даже отказалась от веры: «Эта смерть никому не нужна. Она – несправедливость. Значит, нет справедливости. А если нет справедливости, то нет и справедливого Бога. Если же нет справедливого Бога, то значит и вообще Бога нет», – так вспоминала она позже свои мысли…
Мать, продав часть имений, осенью увезла детей в Петербург. Лиза училась в гимназии, но ее мысли были заняты не учебой, а размышлениями о своей судьбе и прочитанными стихами. Целыми днями бродила она по сумрачному городу, который начинала тихо ненавидеть за рыжий туман вокруг фонарей, отсутствие солнца и постоянное ощущение скованности. Однажды на поэтическом вечере пятнадцатилетняя Лиза услышала выступление Александра Блока – его полные скрытого смысла стихи, романтическая внешность и вдохновенная манера читать произвели на Лизу необыкновенное впечатление: она немедленно решила, что он один способен понять ее душевные метания. Разузнав его адрес, Лиза явилась с визитом на Галерную, 41 – однако ни в первый, ни во второй раз поэта дома не застала. На третий раз она решилась дождаться: он пришел – «в черной широкой блузе, с отложным воротником… очень тихий, очень застенчивый», – и они до ночи говорили о ее тоске, его стихах, бессмысленности жизни и тайнах бытия. Потом она вспоминала: «Он внимателен, почтителен и серьёзен, он всё понимает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я не взрослая… Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я, что ему еще тоскливее, что бессмыслица не убита, не уничтожена. Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне большого человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя». И добавила: «Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там».
Д. В. Кузьмин-Караваев
Через несколько дней она получила от Блока письмо: в конверт из синей бумаги было вложено стихотворение, написанное о той встрече:
Когда вы стоите на моем пути.
Такая живая, такая красивая.
Но такая измученная,
Говорите всё о печальном,
Думаете о смерти.
Никого не любите
и презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю.
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я – сочинитель,
Человек, называющий всё по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах.
Всё же я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы.
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как – только влюбленный
Имеет право на звание человека.
К стихам прилагалось письмо, где Блок говорил «об умерших, что ему кажется, что я ещё не с ними, что я могу найти какой-то выход, может быть с природой, в соприкосновении с народом… «Если не поздно, то бегите от нас умирающих». Менторский тон и неожиданные для влюбленной девушки советы влюбиться в другого так оскорбили Лизу, что она поклялась себе никогда больше не встречаться с Блоком.
Однако поэтическая, декадентская среда тогдашнего Петербурга уже захватила ее. Менее чем через год после той встречи с Блоком у Лизы был короткий роман с Николаем Гумилевым: он, «повеса из повес», не смог пройти мимо хорошенькой гимназистки с горящими глазами, восторженно внимающей его стихам, однако сама Лиза признавалась, что этим романом – как и другими – она лишь пыталась излечиться от любви к Блоку. «Иногда любовь к другим, большая, настоящая любовь, заграждала Вас, но все кончалось всегда, и всегда как-то не по-человечески, глупо кончалось, потому что – вот Вы есть», – писала она ему несколько лет спустя. А 19 февраля 1910 года Лиза, совершенно неожиданно для всех – в том числе и для себя самой – вышла замуж за юриста Дмитрия Владимировича Кузьмина-Караваева, друга и родственника Гумилева. С мужем ее связывал в основном интерес к поэтам, декадентам и богемному образу жизни: Дмитрий Владимирович без устали водил свою юную супругу по поэтическим вечерам, чтениям и собраниям. Они бывали в Башне у Вячеслава Иванова, на квартире Сергея Городецкого и в Цехе поэтов Гумилева, ездили в Коктебель к Максимилиану Волошину и в Москву к Андрею Белому. Однажды на вечере в Тенишевском училище выступал Блок: Дмитрий предложил жене познакомить ее с Блоком и его женой, однако та, к его удивлению, наотрез отказалась. Дмитрий пожал плечами, отошел – и вскоре вернулся с Блоком и «высокой, полной и, как мне показалось, насмешливой дамой» – Любовью Дмитриевной, женой поэта. Блок узнал Лизу – и она от волнения пропустила всю беседу мимо ушей…
В центре – Анна Ахматова, слева от нее Мария Кузьмина-Караваева, справа – Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева и художник Дмитрий Дмитриевич Бушен, двоюродный брат Д.В. Кузьмина-Караваева. Слепнево, 1912 г,
Потом Блоки пригласили их на обед; с тех пор несколько лет Лиза постоянно встречала Блока – всегда на людях, не имея возможности поговорить о наболевшем. В 1912 году Лиза выпустила свой первый сборник стихов «Скифские черепки», вдохновленный ее детскими воспоминаниями о раскопках под Анапой, но и Блок, и Гумилев раскритиковали его в пух и прах. Брак с Дмитрием не задался – Лиза снова чувствовала себя потерянной, она словно снова блуждала в тумане по незнакомым улицам своей жизни… И она, по-тихому оформив развод с мужем, сбежала в свое любимое анапское имение. Как ей советовал когда-то Блок, она решила быть ближе к земле – занималась виноградниками и садами, а возвышенную любовь пыталась излечить земной: от своего возлюбленного, сельского учителя, которого она называла в воспоминаниях «лейтенантом Планом» – как героя Кнута Гамсуна, – она родила в октябре 1913 года дочь. Девочку она назвала Гаяна – по-гречески «земная», как и та любовь, что дала ей жизнь.
Вернувшись в Петербург, Лиза продолжала встречаться с Блоком – но теперь уже у него дома, наедине. О чем они говорили, о чем думали? Первая мировая война начинала полыхать на западных границах, а Лиза все беседовала о стихах, вере и скорой гибели России. Однажды она, не застав его дома, получила записку: «Простите меня. Мне сейчас весело и туманно. Ушёл бродить. На время надо все кончить. А.Б.»
Она продолжала писать ему письма: «Все силы, которые есть в моем духе: воля, чувство, разум, все желания, все мысли – все преображено воедино, и все к Вам направлено. Мне кажется, что я могла бы воскресить Вас, если бы Вы умерли, всю свою жизнь в Вас перелить легко. Я не знаю, кто Вы мне: сын ли мой, или жених, или все, что я вижу, и слышу, и ощущаю. Вы – это то, что исчерпывает меня. Мне хочется благословить Вас, на руках унести, потому что я не знаю, какие пути даны моей любви, в какие формы облечь ее».
Лиза снова уехала в Анапу. Ушел на фронт ее брат, погиб на войне ее «лейтенант План», воевал Блок. Пламя далекой войны все сильнее застилал разгорающийся пожар революции: устав от пустых слов, Лиза решила прейти к действиям и вступила в партию эсеров: как сама она говорила, ее подкупила платформа этой партии, которая выражалась в словах: «Пусть вчерашний господин и вчерашний раб будут сегодня равными» – ей так хотелось счастья для всех… Активную молодую женщину даже избрали заместителем городского головы Анапы – а после того, как сам голова через месяц сбежал, Лиза стала главой города. Как вспоминают, она старалась быть достойной своего деда – заботилась о жителях, не давала бесчинствующим бандам разграбить город, иногда лично усмиряя зарвавшихся главарей. Когда Анапу захватили красные, они автоматически переименовали городскую Думу в Совет депутатов, а Лизу, даже не спросив, записали туда комиссаром по народному образованию и здравоохранению. Она тут же сбежала в Москву, где вместе с соратниками по партии социалистов-революционеров боролась с большевиками – а когда вернулась в занятую Добровольческой армией Анапу, ее немедленно арестовали как «красного комиссара». В защиту Лизы выступили в газетах Волошин, Тэффи, Алексей Толстой и Вера Инбер, но ее все же судили и приговорили к двум неделям гауптвахты – хотя вполне могли и расстрелять. Говорят, таким мягким приговором Лиза была обязана влиянию Даниила Ермолаевича Скобцова, председателя военно-окружного суда, видного деятеля Кубанской Краевой Рады (а одно время ее председателя). Уже скоро Лиза вышла за него замуж: вряд ли это была любовь – ее сердце, по ее собственным словам, навсегда было отдано Блоку, но она нашла в Скобцове надежное плечо, на которое можно опереться, заботливого человека и решительного мужчину, указавшего ей путь из большевистского кошмара. Вслед за Скобцевым Лиза с дочерью и матерью отправились в эмиграцию.
Д.Е. Скобцов, 1945 г.
Из Новороссийска на переполненном теплоходе они отплыли в Тифлис – больше всего Лиза боялась, что ее ребенок, которого она ждала от Скобцова, родится прямо в душном и темном трюме. Ей повезло: сын появился на свет на грузинском берегу. Вместе с новорожденным Юрой Елизавета добралась до Константинополя, где наконец встретилась со Скобцовым – он эвакуировался через Румынию вместе с кубанским правительством. Но это был еще не конец пути – через Югославию, где на свет появилась дочь Анастасия, Скобцовы добрались до Парижа.
Жизнь в самом веселом городе мира для семьи с тремя детьми и без каких бы то ни было средств была невероятно тяжелой. Пытаясь хоть что-то заработать, Елизавета шила и делала кукол – чем совершенно испортила и без того близорукие глаза. Наконец Скобцов нашел работу таксиста – это была редкая удача и к тому же постоянный доход. Получив возможность отвлечься от постоянных трудов, Елизавета Скобцова вернулась к литературе – под именем Юрия Данилова (в честь отца и мужа) она опубликовала автобиографический роман «Равнина русская» и повесть «Клим Семенович Барынькин», под своим именем – стихи, сборник житий святых «Жатва духа» и несколько книг о русских писателях.
Она была близка с религиозными философами – Николаем Онуфриевичем Лосским, Николаем Александровичем Бердяевым, Сергеем Николаевичем Булгаковым, и вместе с ними принимала участие в создании Православного богословского института в Париже. Ее духовные искания, казалось, нашли выход в беседах о религии и служении ближним: недаром «Жатва духа» посвящена в основном духовным подвигам во имя любви к людям. «Путь к Богу лежит через любовь к человеку, и другого пути нет…», – говорила она.
Но светлая полоса продолжалась недолго: зимой 1926 года, после перенесенного гриппа, скончалась маленькая Настя: врачи пропустили начавшийся менингит, и девочка два месяца угасала на руках у матери. Переживая смерть дочери, Елизавета винила во всем себя: решив когда-то отдать свое сердце далекому поэту, она недодала любви детям, а отказавшись однажды от Бога, она лишилась его милости и благодати. Как писала сама Елизавета Юрьевна: «Я вернулась с кладбища другим человеком… Я увидала перед собой новую дорогу и новый смысл жизни: быть матерью всех, всех, кто нуждается в материнской помощи, охране, защите. Остальное уже второстепенно».
Елизавета Юрьевна стала миссионеркой Русского студенческого христианского движения (РСХД), много разъезжала по Европе, всюду встречая «нужду и тьму незнания». Избрав себе путь монашеского служения, она, получив церковный развод с мужем, в марте 1932 года приняла монашеский постриг, получив имя Марии в память святой Марии Египетской – та, бывшая блудница, раскаялась и долгим покаянием в пустыне достигла святости. Проводивший обряд епископ Евлогий благословил ее пророческими словами: «Как Мария Египетская ушла в пустыню к диким зверям, так тебя я посылаю, и ты идешь в мир – к людям, терпеть от них всю злобу, и может быть, хуже, чем дикие звери».
Елизавета Скобцова с детьми, Сербия, 1923 г.
В отличие от многих поколений монахинь, мать Мария не собиралась уединяться в монастырских стенах, посвятив жизнь аскезе и молитвам: она была убеждена, что должна была оставаться в миру, чтобы служить людям. «Сейчас для монаха есть один монастырь – мир весь», – говорила она. Она и внешне была совершенно не похожа на французских монахинь: одетая в мужскую рясу, доставшуюся ей от беглого расстриги, постоянно курящая, обутая в мужские ботинки, с тяжелой порывистой походкой и заливистым смехом. Одна из ее подруг описывала ее: «Очень живая, жизнерадостная, с быстрыми порывистыми движениями, открытая, общительная… Она показалась мне несколько диковинной монахиней… Внешне Елизавета Юрьевна напоминала нашу курсистку-революционерку того старомодного стиля, отличительной чертой которого было подчеркнутое пренебрежение к своему костюму, прическе и бытовым стеснительным условиям: виды видавшее темное платье, самодельная шапочка-тюбетейка, кое-как приглаженные волосы, пенсне на черном шнурочке, неизменная папироса… Елизавета Юрьевна казалась такой русской, такой, до улыбки, русской! Можно было только удивляться, как она сумела сохранить в Париже, в центре моды и всякой внешней эстетической вычурности, всем нам знакомый облик русской эмансипированной женщины, и лицо у нее было тоже совсем русское: круглое, румяное, с необыкновенно живыми, «смеющимися» глазами под темными круглыми бровями и с широкой улыбкой, но улыбкой не наивно-добродушной, а с той русской хитринкой, с той умной насмешливостью, которая отлично знает относительную ценность слов, людей, вещей».
Как разъездной секретарь РСХД, мать Мария ездила по стране, ведя беседы, проповедуя, выслушивая и помогая. Однажды, в шахтерском поселке, ее встретили насмешками: «Вы бы лучше нам пол вымыли, да всю грязь прибрали, чем доклады читать!» Мать Мария лишь спросила, где у них тряпки, и принялась за работу. «Работала усердно, да только все платье водой окатила, – вспоминала она. – А они сидят, смотрят… а потом тот человек, что так злобно мне сказал, снимает с себя куртку кожаную и дает мне со словами – «Наденьте… Вы ведь вся вымокли». И тут лед растаял. Когда я кончила мыть пол, меня посадили за стол, принесли обед и завязался разговор». Так мать Мария готовилась к своему служению: «Сначала дела, а только потом – слова», – говорила она.
С помощью митрополита Евлогия и друзей – Бердяева, Лосского, отца Димитрия Клепинина, Скобцова, который оставался ее верным соратником до самого конца, – мать Мария организовала движение «Православное дело»: сначала она открыла на улице Лурмель женское общежитие со столовой, где давала приют для бездомных, обиженных или нуждавшихся в помощи, а при общежитии – домовую церковь, в устройстве которой мать Мария принимала самое деятельное участие. Еще в Петербурге она брала уроки живописи, а теперь освоила технику витража и вышивку золотыми нитями. Мать Мария писала иконы и расписывала стены, вышивала покровы и к тому же работала как архитектор, плотник и столяр. Немного позже она организовала общежитие для мужчин и приют для семей, туберкулезный санаторий под Парижем, мастерские и больницу. Сын Юрий во всем помогал матери, а вот дочь Гаяна, ставшая убежденной коммунисткой, рвалась на родину. Алексей Николаевич Толстой, сам вернувшийся из эмиграции, помог ей в 1935 году уехать в Советский Союз. Через полтора года она скончалась – то ли от тифа, то ли от дизентерии…
Елизавета Скобцова с детьми вскоре после прибытия во Францию.
Когда началась Вторая мировая война и немцы оккупировали Францию, общежитие на улице Лурмель стало центром скрытой борьбы, а затем одним из штабов движения Сопротивления: там скрывались дезертиры и беженцы, коммунисты и евреи, с помощью работавших там и их друзей, разбросанных по всей стране, организовывались побеги и нелегальные посылки, доставка продовольствия и медикаментов партизанским отрядам. Чтобы спасти приговоренных немецкими властями евреев от отправки в лагеря, мать Мария выдавала фальшивые справки о работе, метрики и свидетельства о крещении – гражданские городские власти догадывались о подлогах, но из уважения к матери Марии и сочувствия к ее делам закрывали на все глаза. Когда парижских евреев зимой 1942 года согнали на закрытый велодром, она смогла пронести туда еду – и вынести обратно четверых детей, использовав для этого мусорные корзины. Говорят, мать Мария была в списке лиц, которых безоговорочно готовы были принять в США, но она предпочла остаться во Франции, там, где в ней нуждались. Хотя ее предупреждали, что она ведет себя слишком вызывающе – мать Мария не собиралась делать вид, что терпит нацистов и при случае не стеснялась сказать им о своей ненависти – она продолжала делать все, что считала нужным. По ее убеждению, если она, хотя бы внешне, склонится перед оккупантами – это убьет веру в победу у ее прихожан. Сама она была безоговорочно уверена в том, что Германия будет разгромлена, и сделает это Советский Союз: «Я не боюсь за Россию, – писала она. – Я знаю, что она победит. Наступит день, когда мы узнаем по радио, что советская авиация уничтожила Берлин. Потом будет «русский период» истории. Все возможности открыты. России предстоит великое будущее. Но какой океан крови!»
В феврале 1943 года, когда мать Мария была в отъезде, в общежитие на улице Лурмель пришли гестаповцы: Юрий Скобцов и ближайшие соратники матери Марии были арестованы за укрывательство евреев – как говорили, их выдали провокаторы. Софья Борисовна вспоминала то утро: «Утром ко мне в комнату пришел мой внук Юра Скобцов, относившийся ко всем старикам с особенной внимательностью, а ко мне и с сильной любовью. Затопил мне печь, пошел вниз за углем – и пропал. Я пошла посмотреть, отчего он не идет, и первый встречный сказал мне, что приехали немцы, арестовали Юру и держат его в канцелярии. Я побежала туда. Юра сидел в двух шагах от меня, но раздался окрик: «Куда вы? Не смейте входить! Кто вы такая?» Я сказала, что я мать хозяйки столовой и хочу быть с моим внуком. Гестаповец Гофман (он хорошо говорил по-русски, потому что был выходцем из Прибалтики) закричал: «Вон! Где ваш поп? Давайте его сюда». Потом, когда пришел отец Димитрий Клепинин, Гофман объявил, что они сейчас увезут Юру заложником и выпустят его, когда явятся мать Мария и Ф.Т. Пьянов. Я сейчас же послала за матерью Марией. Она и Пьянов, узнав, что Юру отпустят, когда они явятся, сейчас же приехали. Когда Юру увозили, мне позволили подойти к нему. Обняла я его и благословила. Он был общий любимец, удивительной доброты, готовый всякому помочь, сдержанный и кроткий. Если бы Юра не задержался, а поехал бы с матерью в деревню, может быть, они избежали бы ареста. На другой день увезли отца Димитрия, замечательного священника и человека, допрашивали его без конца и посадили вместе с Юрой в лагерь».
Сначала арестованных поместили в лагерь Компьень под Парижем, а затем мать Марию перевезли в немецкий Равенсбрюк, а мужчин в Дору, где они должны были работать на строительстве подземных ракетных заводов: условия там были настолько тяжелые, что редко кто выживал больше месяца. И отец Димитрий, и Юрий Скобцов не протянули и двух недель…
С. Б. Пиленко, Юра Скобцов, А. Бабаджан, мать Мария, Г. П. Федотов, о. Дмитрий Клепинин, К, В, Мочульский. Париж, осень 1939 г.
Мать Мария жила в лагере Равенсбрюк около двух лет. Те, кто был рядом с ней в те годы, вспоминали ее с необыкновенной теплотой и признательностью: она никогда не унывала, всегда была доброжелательна и радостна, поддерживала и ободряла других, помогала им выжить. Даже дым из труб крематория не казался ей мрачным предзнаменованием: «Только здесь, над самой трубой, клубы дыма мрачны, – говорила мать Мария, – а поднявшись ввысь, они превращаются в легкое облако, чтобы затем совсем развеяться в беспредельном пространстве. Так и души наши, оторвавшись от грешной земли, в легком неземном полете уходят в вечность для новой радостной жизни на очарованном берегу». Одна из узниц вспоминала, как однажды на мать Марию набросилась надзирательница – за то, что монахиня осмелилась заговорить с другой заключенной. «Матушка, будто не замечая, спокойно закончила начатую фразу. Взбешенная эсэсовка набросилась на нее и сыпала удары ремнем по лицу, а та даже взглядом не удостоила». Даже в лагере мать Мария продолжала рукодельничать – она вышила, например, икону «Пресвятая Дева с распятым младенцем» и картину «Высадка союзных войск в Нормандии», созданную надерганными из одежды нитками на косынке одной из ее соседок по бараку.
Мать Мария погибла накануне Пасхи, 31 марта 1945 года. По одной из легенд, она долго болела дизентерией, и любившие ее узницы прятали ее от надзирателей, пока те случайно не наткнулись на нее, беседовавшую с заключенными. Мать Мария была так слаба, что еле держалась на ногах – а таких немедленно отправляли в газовую камеру. По другой версии, в газовую камеру мать Мария пошла, обменявшись куртками с другой узницей, объясняя, что ей самой осталось жить недолго. Через два дня лагерь освободили – но прах матери Марии уже был развеян над бараками Равенсбрюка.
Память же о ней не исчезнет. Решением Константинопольского патриархата от 16 января 2004 года мать Мария, Юрий Скобцов и Дмитрий Клепинин были канонизированы как преподобномученики.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Читать книгу целиком
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА ЕЛИЗАВЕТА ЮРЬЕВНА — информация на портале Энциклопедия Всемирная история
в девичестве Пиленко / по второму мужу Скобцова / в монашестве мать Мария. / Ориг.: фр. Mère Marie
Поэтесса, публицист, общественный деятель, православная монахиня.
Дореволюционные годы
Отец – юрист Юрий Дмитриевич Пиленко, мать – София Борисовна Делоне. Елизавета имела младшего брата Дмитрия. В 1895 году семейство перебралось в анапское имение, доставшееся отцу по наследству. Здесь Юрий Дмитриевич всерьез занялся виноградарством, что в итоге привело его в 1905 году к руководству ялтинским Императорским Никитским ботаническим садом и связанным с ним училищем. В Ялту переехала вся семья Пиленко. Здесь Лиза училась в женской гимназии. Однако уже через год ее отец получил новое назначение, теперь уже в российской столице, однако не успел к нему приступить, неожиданно скончавшись. Это событие стало тяжелым испытанием для девушки и ее веры.
Все же Пиленко перебрались в Петербург. Елизавета проходила обучение в местных женских гимназиях, выпустившись в 1909 году с отличием. Тогда же она стала учащейся историко-филологического факультета высших женских Бестужевских курсов. Чуть ранее девушка встретилась с поэтом Александром Блоком, с которым их связала продолжительная переписка.
В 1910 году Елизавета Юрьевна сочеталась браком с юристом Дмитрием Кузьминым-Караваевым, бывшим революционером и знакомцем многих русских поэтов и писателей. Благодаря ему девушка бывала в «Башне» Вячеслава Иванова и на заседаниях Религиозно-философского общества, познакомилась с цветом поэтического Петербурга (Гумилевым, Ахматовой, Мандельштамом и др.). Она даже сама начала писать. Так, в 1912 году (тогда же Елизавета окончила курсы) свет увидел ее стихотворный сборник «Скифские черепки», который был признан критиками. Однако вскоре начинающая поэтесса оставила салонный Петербург, навещая Германию и Крым, где общалась с Максимилианом Волошиным, Алексеем Толстым и др.
На следующий год Кузьмина-Караваева оставила мужа (разведутся они в 1916 году) и обосновалась в Анапе. Здесь родилась ее старшая дочь Гаяна. В 1914-м Елизавета Юрьевна составила поэтический сборник «Дорога», первым читателем которого стал Блок (возможно, и последним, так как книга не была напечатана). Именно в тот период молодая женщина стала вновь постепенно обращаться к вопросам веры и задумываться в этом контексте о своем жизненном пути. В 1915-1916 годах вышли ее повесть «Юрали», навеянная Евангелием, а также книга стихотворений «Руфь».
Кузьмина-Караваева приветствовала революционные события февраля 1917 года. Вскоре после них она примкнула к эсерам. Эту партию она представляла и на посту заместителя городского головы Анапы в том же 1917 году. На следующий год она уже сама стала главой города. После Октябрьской революции и установления новой власти в Анапе стала местным комиссаром по здравоохранению и народному образованию, хотя и не была близка большевикам. Весной 1918 году была в Москве на съезде правых эсеров, участвуя в деятельности против большевиков. В том же году в Анапе подверглась аресту как комиссар со стороны деникинцев, однако вынесенный в 1919 году приговор благодаря многим усилиям обязывал ее только к двум неделям в тюрьме. В печати Кузьмину-Караваеву защищали Максимилиан Волошин, Алексей Толстой и др.
Эмиграция. Монашество
В том же году Елизавета Юрьевна стала женой руководителя Кубанской рады Д. Скобцова. В 1920 году она со всей семьей смогла перебраться в Грузию, где родила сына Юрия, а затем из Турции в Сербию, где в 1922 году родилась младшая дочь Анастасия. Через два года она обосновалась в Париже, где помогала эмигрантам из числа казаков. Не оставила женщина и литературу, публикуясь в различных журналах. В середине 20-х свет увидели ее повести «Равнина русская» и «Клим Семенович Барынькин», очерки «Как я была городским головой» и «Друг моего детства», эссе «Последние римляне». В 1926 году от болезни скончалась дочь Елизаветы Настя, что окончательно подтолкнуло безутешную мать к богу.
Вернувшись к православию, Скобцова стала активно работать в Русском студенческом христианском движении. Она посещала с выступлениями эмигрантов по всей Франции, печатала очерки по теме. Помимо этого, она заочно отучилась в парижском Свято-Сергиевском православном богословском институте, работала в семинаре с Николаем Бердяевым. В 1930 году Скобцова стала секретарем РСХД. В 1932 году Елизавета Юрьевна, получив церковный развод с мужем, приняла постриг от митрополита Евлогия, возглавлявшего Западноевропейский экзархат русских приходов Константинопольского патриархата. Получила имя Мария в честь Марии Египетской. Духовником монахини был протоиерей Сергий Булгаков. Он благословил Марию на работу в качестве проповедницы и благотворительницы.
Мать Мария путешествовала с миссиями по прибалтийским странам и Финляндии, состояла в Союзе русских безработных. Важным ее делом стало основание во французской столице общежития для одиноких женщин. Здесь заседала Лига православной культуры, проводились курсы богословия. При этом основную работу по поддержанию быта выполняла мать Мария, она же обустраивала и церковь организации. В 1930-е последняя поменяла адрес на улицу Лурмель, к тому же сняв под Парижем в Нуази-ле-Гран помещения для лечебницы для больных чахоткой. Именно в ней в 1942 году умер Бальмонт, а затем мать самой монахини, ее муж (в 1962 году). В середине 30-х при общежитии стали действовать миссионерские курсы, тогда же заработала благотворительная и просветительская организация «Православное дело». Ее членами были Н. Бердяев, Г. Федотов, С. Булгаков и др. В 1935 году Гаяна, дочь Елизаветы Юрьевны, вернулась на родину, а через год умерла. Тогда же Мария вошла в совет РСХД. В конце30-х – начале 40-х она много выступала с лекциями в академии Бердяева, писала очерки. В 1942 году стала сотрудничать с Комитетом помощи русским душевнобольным. При всем этом она не оставляла поэзию, выпустив в 1937 году книгу «Стихи», чуть позднее создав пьесы «Анна», «Семь чаш», «Солдаты».
В период оккупации Парижа немецкими войсками мать Мария и ее организация поддержали движение Сопротивления, общежитие стало одним из ее штабов. Здесь монахиня организовала продажу продуктов по низким ценам, а затем стала принимать посылки для заключенных. Также ей принадлежит заслуга сохранения бунинского архива от разорения фашистами. В общежитии и туберкулезной лечебнице она прятала евреев и пленных, доставала для них новые документы.
В начале 1943 года Мария и ее сын Юрий были арестованы Гестапо. Юрий был отправлен в концлагерь Нордхаузен, там он и погиб. Мать Мария оказалась в лагере Равенсбрюк. Погибла в газовой камере в марте 1945 года.
В 1980-е годы мать Мария и ее труды были отмечены рядом званий и наград. В 1992 году представители разных ветвей христианства обратились к патриарху Алексию II с прошением о прославлении монахини. Однако канонизация Марии в ранге преподобномученицы состоялась не в Московском, а в Константинопольском патриархате в 2004 году. Ее память также чтится и католической церковью.
Елизавета Кузьмина-Караваева
Известна как мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Скобцова, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева. Монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления. Канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица в январе 2004 года.
Родилась в семье юриста. В 1895 году отец Лизы Пиленко вышел в отставку и переехал с семьёй в Анапу, где в шести верстах от города находилось имение Джемете с виноградниками, доставшееся ему от отца – отставного генерала и винодела. В 1906 году, после скоропостижной кончины отца, с матерью и братом переехала в Петербург, где окончила гимназию весной 1909 года с серебряной медалью и поступила на высшие Бестужевские курсы (философское отделение историко-филологического факультета). В феврале 1908 года познакомилась с Александром Блоком, с которым у неё впоследствии завязались сложные отношения и длительная переписка.
В 1910 году Елизавета Пиленко вышла замуж за помощника присяжного поверенного Дмитрия Кузьмина-Караваева, бывшего большевика и близкого знакомого многих столичных литераторов, вместе с ним посещала собрания «на башне» Вячеслава Иванова, заседания «Цеха поэтов», религиозно-философские собрания, общалась с Николаем Гумилёвым, Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Михаилом Лозинским.
Оставила Бестужевские курсы, не получив диплома, весной 1912 года издала первый сборник стихов «Скифские черепки», положительно встреченный критикой. Скоро Кузьмина-Караваева начала тяготиться атмосферой столичной эстетствующей элиты и уехала сначала на немецкий курорт Бад-Наухайм, а затем в Крым, где общалась с Алексеем Толстым, Максимилианом Волошиным, Аристархом Лентуловым.
Весной 1913 года оставила мужа и вернулась из Петербурга в Анапу. 18 октября у Кузьминой-Караваевой родилась дочь Гаяна. Крёстным отцом Гаяны стал А. Н. Толстой. В апреле 1915 года опубликовала философскую повесть «Юрали», стилизованную под Евангелие, а в апреле 1916 года – сборник стихов «Руфь». В 1916 году пишет письма А. Блоку на фронт.
Февральскую революцию Кузьмина-Караваева встретила с энтузиазмом и в марте 1917 года вступила в партию эсеров. В феврале 1918 года была избрана городским головой Анапы. Когда после короткого периода двоевластия большевики полностью взяли власть в городе, Кузьмина-Караваева, хотя и не разделяла большевистской идеологии, заняла должность комиссара по здравоохранению и народному образованию, стараясь защитить население от грабежа и террора. В мае 1918 года участвовала в съезде партии правых эсеров в Москве и вела подпольную антибольшевистскую работу, осенью вернулась в Анапу, где была арестована деникинской контрразведкой – ей грозила смертная казнь за «комиссарство» и участие в национализации частной собственности. 15 марта 1919 года её дело рассматривал краевой военно-окружной суд в Екатеринодаре, и только благодаря умело организованной защите подсудимая получила всего две недели ареста. В газете «Одесский листок» публикуется открытое письмо в защиту Кузьминой-Караваевой, подписанное М. Волошиным, А. Толстым, В. Инбер и др.
Летом 1919 года Кузьмина-Караваева вышла замуж за Д. Е. Скобцова, кубанского казачьего деятеля. Весной 1920 года, после разгрома Белого движения на Кубани, Елизавета Скобцова с матерью и дочерью эвакуировались из Новороссийска в Грузию, где у Елизаветы Юрьевны родился сын Юрий, затем вся семья Скобцовых перебралась в Константинополь, некоторое время жила в Сербии, где 4 декабря 1922 родилась дочь Анастасия, а в январе 1924 года переехала в Париж.
7 марта 1926 года в Пастеровском институте умерла от менингита её младшая дочь Анастасия. Потрясённая горем, Елизавета Скобцова открыла для себя новый смысл жизни в служении людям во имя Бога. Заочно окончила Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. 16 марта 1932 года в церкви Свято-Сергиевского православного богословского института приняла от митрополита Евлогия (Георгиевского) монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской, и по благословению духовного отца протоиерея Сергия Булгакова начала своё нетрадиционное монашеское служение в миру, посвятив себя благотворительной и проповеднической деятельности. Арендует помещение, где размещается дом отдыха для выздоравливающих туберкулёзных больных в Нуази-ле-Гран под Парижем, причём большую часть работы там мать Мария делала сама: ходила на рынок, убирала, готовила пищу, расписывала домовые церкви, вышивала для них иконы и плащаницы. В этом санатории в 1942 году скончался Константин Бальмонт.
В июле 1935 года старшая дочь Гаяна уехала в СССР и 30 июля 1936 года скоропостижно умерла в Москве, предположительно, от брюшного тифа.
Во время нацистской оккупации Парижа общежитие монахини Марии на улице Лурмель стало одним из штабов Сопротивления.
В июне 1942 года, когда нацисты проводили в Париже массовые аресты евреев для отправки в Освенцим, матери Марии удалось тайно вывезти оттуда четырёх еврейских детей в мусорных контейнерах. Дома на Лурмель и в Нуази-ле-Гран стали убежищами для евреев и военнопленных, мать Мария и отец Димитрий Клепинин, служивший в храме на ул. Лурмель, также выдавали евреям фиктивные свидетельства о крещении, которые иногда помогали.
8 февраля 1943 года гестаповцы арестовали сына матери Марии, а на следующий день и её саму. С нею был арестован и отец Дмитрий Клепинин. 6 февраля 1944 года Юрий Скобцов погиб в концлагере Дора («филиал» Бухенвальда), там же скончался и Д. Клепинин от воспаления лёгких. Мать Мария была отправлена в концлагерь Равенсбрюк, где была казнена в газовой камере 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения лагеря Красной армией.
Биография составлена по материалам сайта Википедия
Эссе Леры Мурашовой о жизни и творчестве Елизаветы Кузьминой-Караваевой «И будет мне по слову и по вере…» опубликовано на страницах нашего альманаха в № 19 (475) от 1 июля 2019 года.
Подборки стихотворений
КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА (СКОБЦОВА) ЕЛИЗАВЕТА ЮРЬЕВНА (МАТЬ МАРИЯ). 100 знаменитых женщин
КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА (СКОБЦОВА) ЕЛИЗАВЕТА ЮРЬЕВНА
(МАТЬ МАРИЯ)
(род. в 1891 г. – ум. в 1945 г.)
Поэт, прозаик, публицист, художник, философ, общественный и религиозный деятель.
В человеческой памяти эта необыкновенная женщина осталась под именем, принятым в монашестве, – мать Мария. Последнее и окончательное имя, перекрывшее те, которыми она звалась прежде. В девичестве – Лиза Пиленко, в замужестве – Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, во втором браке – Скобцова. За каждым именем – новый жизненный этап, множество ярких, прекрасных событий и столько же трагических! «В личности матери Марии были черты, которые так пленяют в русских святых женщинах – обращенность к миру, жажда облегчать страдания, жертвенность, бесстрашие», – говорил о ней философ Николай Бердяев.
Лиза впервые увидела свет 20 декабря 1891 г. в Риге, где отец ее – Юрий Дмитриевич Пиленко – служил в должности товарища прокурора окружного суда. Потомственный дворянин, он был юристом по образованию, а по призванию – увлеченным агрономом-виноградарем. И когда в 1895 г. два печальных события, последовавших одно за другим (кончина родителей), потребовали его присутствия в анапских поместьях – Хан Чокрак и Джемете, он решил оставить службу и перевез семейство от холодного Балтийского к теплому Черному морю. Юрий Дмитриевич и три его сестры были хорошими виноделами. Став взрослой, этим будет увлекаться и Елизавета Юрьевна, продолжая семейную традицию. После Февральской революции она подарит местным крестьянам усадьбу Хан Чокрак с просьбой устроить там школу для детей; школа была создана и существовала до конца 40-х гг.
В Петербург Лиза впервые попала весной 1894 г. Мать, Софья Борисовна (урожденная Делоне), привезла девочку на дачу к своей тетке Е. А. Яфимович, в прошлом фрейлине при дворе великой княгини Елены Павловны. С той поры и вплоть до 1906 г. Софья Борисовна с Лизой и младшим сыном Дмитрием приезжали к ней почти ежегодно. Весной 1905 г. Ю. Д. Пиленко был назначен директором Императорского Никитского ботанического сада и Никитского училища садоводства и виноделия. Семья переехала в Ялту. Год спустя неожиданно и скоропостижно Юрий Дмитриевич скончался, а вслед за ним в Петербурге умерла крестная мать Елизаветы Е. А. Яфимович. Вдова с детьми наскоро продала часть земель и засобиралась в столицу, поближе к родственникам. Несмотря на более чем скромные средства, Лиза училась в дорогих частных гимназиях, а в 1909 г. поступила на философское отделение историко-филологического факультета Высших женских (Бестужевских) курсов. Здесь она слушала лекции философов С. Л. Франка, Н. О. Лосского, юриста Л. И. Петражицкого. Впрочем, проучилась Елизавета Пиленко на курсах не более полутора лет.
Зимой 1908 г. на одном из вечеров современной поэзии гимназистка Лиза впервые увидела выступающего с эстрады Александра Блока. Можно сказать, что встреча эта определила всю дальнейшую жизнь Елизаветы Юрьевны. Любовь поселилась в сердце девушки и красной нитью прошла по ее судьбе – любовь, которую поэт не счел для себя возможным разделить. В один из февральских дней Елизавета пришла на квартиру Блока, чтобы получить, как писала уже будучи монахиней, ответы на вопросы о смысле жизни, поделиться своими исканиями и сомнениями, показать свои стихи. Позже она вспоминала: «Странное чувство… я оставила часть души там. Это не полудетская влюбленность. На сердце скорее материнская встревоженность и забота. А наряду с этим сердцу легко и радостно…» Вскоре Лиза получила письмо от поэта, в которое было вложено стихотворение «Когда вы стоите на моем пути…»
В конце февраля 1910 г. неожиданно для родных, подруг и для себя она выходит замуж. Супруг – Дмитрий Владимирович Кузьмин-Караваев – юрист и историк, был близок к эстетствующим модернистским литературным кругам, куда ввел и молодую жену. Увлеченная поэзией, она подружилась с Анной Ахматовой, Николаем Гумилевым, другими поэтами «Серебряного века», была участницей «сред» в знаменитой «Башне» Вячеслава Иванова, активным членом «Цеха поэтов», гостила в Коктебеле у М. А. Волошина, посещала собрания Религиозно-философского общества. Скоро Елизавета Юрьевна сама начала печататься: в 1912 г. вышла первая книга стихов «Скифские черепки», а в 1916 г. – поэтический сборник «Руфь», где все больше стали сказываться ее религиозные искания и утверждающееся в душе христианство. К слову сказать, она стала первой женщиной, заочно изучавшей богословие в Петербургской духовной академии и закончившей ее. Отношения с мужем откровенно не ладились: то, что их объединило – увлечение модными поэтическими и философскими течениями, а главным образом стремление к богемному образу жизни, – потеряло для Лизы былую привлекательность. Она явственно начала осознавать, что душа ее попала в капкан «безответственных слов». Ей, как человеку необычайной активности и действия, мир неспешных интеллектуальных бесед и философствований на отвлеченные темы, уводящих от конкретных нужд народа, казался ненужным. К тому же в гимназические годы у Елизаветы перед глазами был яркий пример бескорыстного служения, основанного на христианской вере и любви к ближнему, – речь идет о ее петербуржских тетушках по отцовской линии, профессионально занимавшихся благотворительной деятельностью, – куда более близкий ее характеру.
Ранней весной 1913 г. Елизавета Юрьевна уехала из Петербурга в Анапу. Пришло время осмысления пережитого в столице. Поселившись в имении Джемете, она продолжала писать стихи, занялась виноделием. Окончательный разрыв с мужем произошел осенью (вскоре после развода он принял католичество, а в 1920 г. эмигрировал, вступил в орден иезуитов и принял священство). А на исходе октября родилась внебрачная дочь Лизы. И было дано ей имя Гайана, что на греческом языке означает «земная», ибо рождена была от земной любви, которой Лиза пыталась заглушить бездонную страсть к Блоку.
Первая мировая война положила конец тихой провинциальной жизни. Ушел на фронт и пропал без вести отец Гайаны. Елизавета Юрьевна, не привыкшая быть в стороне от общественной жизни, осенью 1917 г. вступила в партию эсеров, какое-то время возглавляла городскую мэрию Анапы. С приходом большевиков, не разделяя их мировоззрения, все же согласилась стать комиссаром по здравоохранению и образованию. Позже она оказалась вовлеченной в борьбу эсеров против большевистской власти. Затем была арестована представителями Добровольческой армии, которым ее взгляды показались слишком «левыми», приговорена к расстрелу. Но на защиту поэтессы встали М. Волошин, А. Толстой, Н. Тэффи, Н. Крандиевская, В. Инбер и другие. Елизавету Юрьевну освободили. В следствии по ее делу принимал участие бывший учитель, а в то время член правительства Кубанского края Даниил Ермолаевич Скобцов. Позже они обвенчались. В 1920 г. Лиза с матерью и дочерью эмигрировала из России. С потоком беженцев из Новороссийска она отправилась в Грузию, где в Тифлисе у нее родился сын Юрий, затем на запад – в Константинополь, ставший лишь временным пристанищем. Здесь семья Скобцовых воссоединилась (Даниил Ермолаевич эвакуировался отдельно с кубанским казачьим правительством). Потом – в Белград. В Югославии, накануне переезда в Париж, на свет появилась дочь Анастасия (1922 г.).
Франция встретила беженцев несколько приветливее, чем предыдущие страны, хотя это никак не означало ни конца бедственного положения семьи, ни избавления от изнурительной работы. Елизавета Юрьевна окончательно испортила свои и без того близорукие глаза, выполняя швейные заказы. Когда Даниил Ермолаевич, выдержав экзамен, начал работать шофером такси, казалось, что станет легче… Говорят, Господь особо испытывает тех, кого хочет отметить своей любовью. Да, испытаний Лизе было отмерено сполна. Зимой 1926 г. тяжело заболела Настя. Доктора проглядели менингит в той стадии, когда можно было чем-то помочь. Девочку поместили в знаменитый Пастеровский институт; мать получила особое разрешение находиться при больной, ухаживать за ней, и в течение почти двух месяцев она присутствовала при медленном умирании своей дочери.
16 марта 1932 г. в храме Сергиевского подворья при парижском Православном Богословском институте Елизавета Скобцова приняла монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской. Но она не ушла в монастырь, а осталась работать в миру, поддерживая тех, кто оказался на дне эмигрантской жизни. «…Я знаю, что нет ничего лицемернее, чем отказ от борьбы за сносное матерьяльное существование обездоленных под предлогом, что перед вечностью их матерьяльные беды ничего не значат», – писала она. Для матери Марии любовь к Богу и любовь к людям были неотделимы. Не признавая голого аскетизма, она отстаивала право принявшего постриг быть в гуще жизни: «Сейчас для монаха один монастырь – мир весь». Еще с 20-х гг. она считала социальную работу одной из важнейших. Созданное по ее личной инициативе объединение, названное «Православное дело», стало центром социальной помощи, а также местом встречи многих писателей и ученых. Мать Мария и ее соратники организовали несколько общежитий и дешевых столовых, санаторий для туберкулезных больных, оборудовали две православные домовые церкви. Монахиня Мария сама участвовала в их росписи и вышивала иконы. Физической работы она не боялась: и полы мыла, и перебивала матрацы, и в то же время писала пламенные речи, выступала на конференциях. Ее перу принадлежит ряд полемических статей со страстной защитой своего понимания монашества как полного самоотречения в пользу служения людям, которое она считала первоочередной задачей – куда выше созерцания и «аскетических упражнений».
Вместе с тем, оказывая помощь больным и безработным, мать Мария никогда не опускалась до снисходительной благотворительности, унижающей и дающего и принимающего. Как-то раз ее спросили: «Почему вы в вашей столовой кормите не бесплатно, а берете один франк?» (в обычной закусочной мало-мальски приличный обед стоил франков восемь). Она ответила: «Я кормлю за франк, и все довольны: какая мать Мария молодчина, что так выкручивается. Если же я стала бы давать даром, каждый сказал бы: даром кормить невозможно; значит, кто-то дает деньги и, возможно, часть остается в ее кармане. А если я вижу, что человеку и франк не по силам, я ему его дам. Но все же он будет относиться к этому обеду более уважительно». Мать Мария не останавливалась даже перед тем, чтобы выписывать фиктивные справки о работе в основанных ею домах, потому что такие справки давали возможность устраиваться на реальную работу. Через несколько лет парижская администрация заподозрила неладное и действительно выявила фиктивность многих справок, выданных матерью Марией, но уважение к ней было настолько велико, что этому делу не дали хода.
В 1936 г. многострадальную женщину постигло новое горе: ее старшая дочь Гайана, вернувшаяся за полтора года до того в Советский Союз, скоропостижно скончалась в Москве, согласно укоренившейся версии – от тифа. Мать Мария приняла эту смерть с христианским смирением. Она вообще мало делилась своими переживаниями с окружающими, внешне держалась с людьми непринужденно: веселая, немного лукавая улыбка часто озаряла ее полное, румяное лицо и оживляла карие глаза. Она охотно общалась с людьми и производила впечатление открытости и прямоты. Интересен тот факт, что еще накануне нападения Германии на СССР Американский Еврейский Рабочий комитет составил список лиц, которых США готовы были принять в качестве беженцев. В том списке была и мать Мария. Надо ли говорить, что проблемы выбора для нее даже не существовало. После оккупации Франции Елизавета Юрьевна наладила контакты с организациями французского Сопротивления. Она спасала евреев, отправляла посылки заключенным, укрывала бежавших советских военнопленных и французских патриотов. Во время массовых арестов евреев в Париже летом 1942 г. она проникла на зимний велодром, где их держали в изоляции, и провела там три дня. Ей удалось организовать побег 4-х детей в мусорных корзинах. В одном из ее общежитий в годы войны провел свои последние дни поэт К. Бальмонт. В другом пансионате ей удалось спасти от уничтожения архив И. Бунина. В феврале 1943 г. мать Мария была арестована, вместе с ней в гестапо попал и сын Юрий (был отправлен в концлагерь Бухенвальд, а затем в Дору на строительство подземных ракетных заводов, где и погиб в феврале 1944 г.).
Даже в нацистском лагере смерти Равенсбрюк, где она провела в качестве узницы последние два года жизни, мать Мария была духовной и моральной опорой своих товарок – заключенных вместе с ней французских коммунисток и участниц Сопротивления. Читала стихи, рассказывала о России, о Блоке, перевела на французский язык «Катюшу», и ее, невзирая на запрет, пели узницы концлагеря. Своей верой, бодростью, участием она поддерживала множество людей. Здесь, в лагере, был предел человеческой беды и муки и страшная возможность духовного отупения и угасания мысли, здесь так легко было дойти до отчаяния. Но мать Мария уже умела осмысливать страдания и самую смерть. Она учила своих подруг по несчастью пересматривать свое отношение к окружающему, находить утешение даже в самых страшных образах лагерного быта. Так, непрерывно дымящие трубы крематория создавали чувство обреченности; даже ночью полыхало зарево печей, но мать Мария, показывая на тяжелый дым, говорила: «Он такой только вначале, около земли, а дальше, выше делается все прозрачнее и чище и, наконец, сливается с небом. Так и в смерти. Так будет с душами»…
Рассказ о матери Марии был бы неполным без упоминания о ее незаурядных художественных способностях. Она прекрасно рисовала (некоторые ее акварели хранятся в Русском музее в Санкт-Петербурге), владела техникой древнерусского шитья, иконописью, росписью стен, техникой витража. И до последних дней жизни в ней не умирал художник. Даже в невероятных условиях концлагеря, терпя голод, холод, непосильный труд и жестокие побои, Елизавета Юрьевна находила в себе силы творить. Здесь ею была вышита икона «Пресвятая дева с распятым младенцем», по словам очевидиц, производившая сильнейшее впечатление, и создана вышивка «Высадка союзных войск в Нормандии», тканью для которой послужила обычная лагерная косынка одной из женщин. 31 марта 1945 г., накануне праздника Пасхи, Елизавета Скобцова была умерщвлена в газовой камере (по некоторым данным – заменив собой одну из узниц). Это случилось за два дня до того, как под эгидой Красного креста начали освобождать заключенных, вывезенных из Франции…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Читать книгу целиком
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
1. Краткая биография Елизаветы Кузьминой – Караваевой.
Мать Мария – урожденная Пиленко Елизавета Юрьевна (в первом браке — Кузьмина-Караваева, во втором – Скобцова) родилась в Риге 8 декабря 1891 г. Отец Лизы – Юрий Дмитриевич Пиленко — служил в должности товарища прокурора Рижского окружного суда. Здесь она прожила недолго. Когда Лизе было 3,5 года, семья переехала в Анапу, неподалеку от которой находилось имение отца и деда.
Дед Лизы — Дмитрий Васильевич Пиленко — происходил из запорожских казаков и был профессиональным военным. Он участвовал в покорении Кавказа, был начальником штаба Кубанского казачьего войска, в 1867 г. возглавил Черноморский округ и был произведен в чин генерал-майора, а позднее – генерал-лейтенанта. Он и начал пропаганду выгод географического положения Анапы как курорта. Это способствовало большому притоку в эти земли казаков и крестьян из различных мест Российской губернии. Получив землю, они основали станицу Тверскую, а начальник Черноморского округа был награжден в 1868 г. медалью «За труды по освобождению помещичьих крестьян». По личным проектам Д.В. Пиленко застраивались новые южные города России — Новороссийск и Анапа. Он был награжден орденом Святой Анны 1-й ст., дающим право на потомственное дворянство. Трудами Д.В. Пиленко были созданы и обустроены два имения под Анапой – Хан Чокрак и Джемете; их засадили высокородными французскими сортами винограда, развели скот племенных английских пород (Сейчас оба имения разрушены; остались только винные подвалы. Разрушен и дом Д.В. Пиленко в Анапе). [1]
Всю последующую жизнь Елизавета Юрьевна подвергалась много раз страшным опасностям. С ранней молодости она была уверена, что ее ожидают мучения, мытарства, мучительная смерть и сожжение.
В сожжение и в то, что у нее «будут спутники в гробах», она уверовала в последние годы своей жизни. Как ни страшно говорить, но грузовик с газом, а потом сожжение в крематории оказались для м. Марии и ее спутницам одним общим гробом.
Детство и отрочество будущей Елизаветы прошло около Анапы. Там у ее отца, талантливого любителя-агронома, позднее директора Никитского ботанического сада в Крыму, было небольшое имение с виноградником. Зимой вся семья ездила к родным в Петербург. После смерти отца семья переселяется окончательно в Петербург, Лиза там поступает в гимназию.
С самого раннего детства в Лизе проявились большие способности к рисованию, литературе, рукоделию — кроме музыки (она была к ней равнодушна).
Еще девочкой она стала задумываться над вопросом, в чем правда и есть ли Бог — Бог любви и справедливости. Кончина отца вызвала в ней страстный протест против смерти как мировой несправедливости.
В 15 лет она стала интересоваться литературой и искусством, бывать на литературных вечерах, на одном из которых выступал Блок. Так завязалась дружба. Ей было 15 лет, а знаменитому поэту — 25.
В 18 лет Лиза выходит замуж за Д.В. Кузьмина-Караваева — юриста, близкого друга многих литераторов. В период их недолгого брака Елизавета Юрьевна всё больше углубляется в религиозные поиски, в ней всё больше утверждается дух христианства. Через несколько лет она расходится с мужем и уезжает с дочерью Гаяной в родную Анапу. Тут она переживает начало революции и встречается со своим вторым мужем — Даниилом Скобцовым. С ним и уже с двумя детьми она эмигрирует сначала в Константинополь, в Югославию, а потом в Париж. В Константинополе у нее рождается еще одна дочь — Настя.
Заграница встретила их тяжелейшей нуждой и первой смертью. Умерла двухлетняя дочь Настя. Жизнь в эмиграции и выброшенность в нищету, смерть любимой дочери дали огромный толчок будущей матери Марии для духовного расцвета.
Она тогда говорила: «Любите друг друга, только до конца и без исключения, как бы ни тяжела была пытка…» От своего несчастья она обратилась к горю других, близких и далеких ей людей. Умерла ее девочка Настя, но материнство ее не умерло, оно пронизало ее насквозь, и всё сильнее у нее было желание служить всем обездоленным. С конца 20-х годов в Париже она стала помогать всем, кто нуждался в поддержке и помощи. А этих несчастных в эмигрантской среде во Франции было очень много: была безработица, толкавшая мужчин в кабаки, марсельские трущобы были переполнены эмигрантами со всего мира, падшие женщины, шахтерские поселения, белые русские офицеры, которые, оказавшись за границей, иногда сходили с ума… Елизавете Юрьевне казалось, что все это вопиет о помощи!
За всей ее деятельностью, которой она отдалась без остатка, встал вопрос о совершенно невозможной дальнейшей жизни супругов. Елизавета Юрьевна стала стремиться к монашеству как самоотверженному служению Господу и людям.
Митрополит Евлогий (Георгиевский) поддерживал в ней это стремление, с согласия ее супруга дал ей церковный развод и сам постриг ее в церкви парижского Богословского института с именем Мария — в честь преподобной Марии Египетской.
На первое время ей дали тихую светлую келью в институте, где она могла спокойно молиться и готовиться к своему монашескому подвигу. Как пишет о ней о. Сергий Гаккель: «Елизавета Юрьевна Скобцова отложила мирское одеяние, облеклась в простую белую власяницу, спустилась по тёмной лестнице с хоров Сергиевского храма и распростёрлась крестообразно на полу».
В 1932 году мать Мария поехала в Латвию и Эстонию и посетила тамошние женские монастыри. Как странно: именно в Пюхтицкой обители, ещё в советское время, были сняты многие кадры художественного фильма о ней!
Кузьмина-Караваева организовала общежития и санаторий для туберкулезных больных. На улице Лурмель в Париже ею была оборудована церковь, в устройство которой она вложила свои художественно-декоративные, живописные и рукодельные способности: выполняла роспись стен и стекол, вышивала гладью панно. Боролась с горем и злом в мире, не щадя себя, сгорая на костре самопожертвования, чувствуя в этом свою особую дорогу, ниспосланный ей крест.
Еще до пострига она насмотрелась на жизнь русских эмигрантов, на нужду и трущобы, в которых жили русские люди.
Теперь мать Мария поставила перед собой цель — создать настоящий «приют» — дом, где люди могли бы не только поесть, но и получить гражданские права и потом найти работу.
Судьба била мать Марию безжалостно. В 1935 году ее дочь Гаяна, не мыслившая себя без России, едет в СССР. Меньше чем через два года она умирает в Москве от дизентерии.
Ещё до начала войны м. Мария основывает движение «Православное Дело». Её ближайшими помощниками стали о. Димитрий Клепинин, молодой Юрий Скобцов, Ф.Т. Пьянов, Ю.П. Казачкин.
События развивались быстрее, чем все ожидали. Мать Мария оказывается в оккупированном нацистами Париже. И дом, который она основала на ул. Лурмель, 77, становится одним из штабов Сопротивления. Высокая, статная, с доброй улыбкой, уже стареющая женщина еще раз увидела смысл жизни в том, чтобы добро стало делом — на этот раз рискованным…
Лурмельский комитет стал центром антифашистской деятельности в Париже. В нем жили бежавшие из плена советские солдаты, посылались посылки, деньги, устраивались побеги. Душой лурмельского комитета была мать Мария.
В феврале 1943 года её восемнадцатилетний сын Юра и о. Димитрий Клепинин были арестованы гестапо. Их арестовали и в декабре месяце их перевезли в Бухенвальд. 9 февраля 1994 года о. Димитрий Клепинин скончался в лагере Дора.
Мать Мария была тоже арестована и отправлена в лагерь Равенсбрюк.
Существует несколько версий ее гибели. Даже в лагере мать Мария вышивала икону и платок (который сохранился). «Вот успею закончить вышивку иконы — выживу», — часто говорила она соседкам по нарам. По одной из версий, 31 марта 1945 года мать Мария пошла в газовую камеру вместо одной из отобранных фашистами девушек. По другой, она болела дизентерией, ее долгое время прятали, но в конце марта все-таки обнаружили. Она не могла стоять на ногах, так она ослабла. На следующий день ее отправили в газовую камеру.
Мать Мария не боялась смерти, потому что для нее смерть означала встречу с Богом, к Которому она стремилась всей душой и шла всю жизнь. Она была поэтом, художником, философом, прекрасно вышивала. Но, приняв монашеский постриг, весь талант своей души, все свои силы и любовь посвятила помощи ближним и обездоленным. «В личности м. Марии были черты, которые так пленяют в русских святых женщинах — обращённость к миру, жажда облегчать страдания, жертвенность, бесстрашие» — говорил о ней Николай Бердяев.
Вот так, не дожив до победы двух месяцев, мать Мария закончила свой земной путь в печах Равенсбрюка.[2]
Елизавета Кузьмина-Караваева – биография, книги, отзывы, цитаты
М.Мария была одной из самых замечательных и одаренных русских женщин. Она характерна для своей эпохи и отражала самые характерные ее течения. Она была новой душой. Она была поэт, революционер и религиозный деятель.
(Бердяев Н.)
О матери Марии я впервые узнал,пытаясь разобраться в вопросах русской религиозной мысли в период эмиграции.Уже тогда ее личность привлекла мое внимание:поэтесса,жена революционно настроенного мужа,женщина в изгнании,снова жена,а затем- монахиня Мария,помогающая бедным,устраивающая общежития,раздающая милостыню,и ,как итог ее земного пути,погибающая за Други Своя в концлагере…
Мать Мария интересна ,конечно же,не только своей биографией,в которой прослеживается Промысел Божий,но и своими трудами ,посвященными различным аспектам духовных вопросов:»Мистика человекообщения «,»Православное дело» и др.
Основным ее трудом,на мой взгляд,является все же статья под названием «Типы религиозной жизни».Эта работа была написана в 1937 году,в последствии многократно опубликована и подвержена критике основной массой представителей РПЦ МП (стоит напомнить,что сама мать Мария была инокиней Константинопольского Патриархата,и именно последний сейчас ведет дискуссии о канонизации мученицы).
В своей работе м.Мария выделяет 5 типов церковного благочестия:
-синодальный;
-уставщический;
-аскетический;
-эстетический;
-евангелический.
Инокиня проводит интересный анализ каждого из типов благочестия,рассуждает о том,какой из типов приводит к Богу,а какой-к идолопоклонству,анализирует истоки вышеуказанных типов,выявляя недостатки.Как итог,мать Мария делает вывод о том,что все должно стремиться к евангелическому типу,поскольку именно этот тип позволяет наиболее полно соединиться человеку с Богом Помочь сделать это может только Любовь,а не устав,аскеза и эстетика храма и богослужения,которые являют собой лишь дополнение.
«Типы религиозной жизни»-работа бунтарская,в ней чувствуется дух непокорности,исканий,возмущения.Но возмущение это от того,что,по мнению автора,люди забыли о том,ЧТО именно в качестве учения преподнес Христос:возлюбить и ближнего,и врага,видеть образ Божий в каждом человеке ,даже если он тускл,попытаться дать ему засиять ярче.
Именно этим руководствовалась мать Мария в своей жизни ,живя по принципу отдавай,не требуя ничего взамен.В годы Второй Мировой Войны она выдавала свидетельства о Крещении в Православной Церкви еврейским детям,за что потом была сослана в концлагерь.Там,в этой лаборатории смерти,она не отказалась от своих убеждений,принципов и,когда пробил час Х,она встала на место женщины ,которой была уготована смерть…Спустя 3 дня лагерь был взят под контроль Антигитлеровской коалиции…
_______________________________________________________________________________________________________________________________
В работе матери Марии есть много спорных с точки зрения Богословия моментов,она,возможно,в некоторой степени возмутит вас,если вы хотя бы немного знакомы с учением Церкви как о Спасении,так и о Таинствах.Но будьте снисходительны,взыскательные читатели,и берите пример,новоначальные,ищущие,с такого человека как мать Мария.
Кузьмина-Караваева, Елизавета Юрьевна — это… Что такое Кузьмина-Караваева, Елизавета Юрьевна?
Мари́я (Скобцо́ва); известна как Мать Мария (в девичестве Елизаве́та Ю́рьевна Пиленко, по первому мужу Кузьмина́-Карава́ева; 8 (21) декабря 1891 Рига —1945 Равенсбрюк, Германия) — монахиня Константинопольского Патриархата (Западноевропейский Экзархат русской традиции) русского происхождения, святая. Поэтесса, мемуаристка, деятель французского Сопротивления.
Биография
Родилась в Риге 8 декабря 1891 года в семье товарища прокурора Юрия Дмитриевича Пиленко. Мать происходила из рода Дмитриевых-Мамоновых.
В июне 1895 года Юрий Дмитриевич вышел в отставку и семья переехала в Анапу, где в шести верстах от Анапы в имении Джемете находилось имение с виноградниками, доставшееся ему после кончины отставного генерала и винодела Д.В. Пиленко.
Весной 1905 года Ю.Д.Пиленко был назначен директором Никитского ботанического сада, и семья переехала в Крым. В женской гимназии Ялты Лиза закончила 4-й класс. Вскоре Ю.Д. Пиленко был переведён на службу в Департамент Земледелия в Петербурге. В мае 1906 года семья переехала в Петербург, а 17 июля он скоропостижно скончался.
С 15 лет Лиза начала интересоваться литературой и искусством, бывать на литературных вечерах, на одном из которых выступал А. Блок. Последнего она посетила в феврале 1908 года; у них завязались сложные отношения.
В 1909 году окончила гимназию, получила аттестат с серебряной медалью и уехала летом в своё родовое имение на юг.
18-ти лет, 19 февраля 1910 года, вышла замуж за Д.В. Кузьмина-Караваева — юриста, близкого друга многих литераторов. В период их недолгого брака Елизавета Юрьевна всё больше углубляется в религиозные поиски, в ней всё больше утверждается дух христианства.
У неё выходят из печати первые книги: «Скифские черепки», «Юрали», «Руфь». Примыкала к акмеистам. Состояла членом партии эсеров.
В 1918 году была избрана городским головой Анапы. Участвовала в Белом движении.
В 1919 году эмигрировала со вторым мужем, Даниилом Скобцовым, и двумя детьми, сначала в Константинополь, потом в Сербию, а затем в Париж.
В 1932 году приняла постриг от митрополита Евлогия (Георгиевского) в церкви парижского Богословского института с именем Мария — в честь преподобной Марии Египетской; совершила путешествие в Латвию и Эстонию, где посетила женские монастыри. Была избрана местным секретарём Русского студенческого христианского движения (РСХД) во Франции; с 1933 года — секретарь Центрального секретариата РСХД по миссионерской и социальной работе. Основала в Париже общежитие для одиноких женщин (9, villa de Saxe), которое чрез 2 года переехало на улицу Лурмель, д. 77. При общежитии была устроена церковь Покрова Пресвятой Богородицы и курсы псаломщиков, а с зимы зимой 1936—1937 — миссионерские курсы. Впоследствии основала благотворительную и культурно-просветительную организацию помощи русским эмигрантам «Православное дело», духовником которой стал Павел (Голышев).
Во время германской оккупации Парижа её дом на ул. Лурмель, 77, стал одним из штабов Сопротивления.
В феврале 1943 года её восемнадцатилетний сын Юра и о. Димитрий Клепинин были арестованы гестапо.
Она также была арестована и впоследствии отправлена в лагерь Равенсбрюк в Германии, где и погибла. По одной из версий её гибели, накануне Пасхи, 31 марта 1945 года, она пошла в газовую камеру вместо одной из отобранных администрацией лагеря женщин.
Канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица 16 января 2004 года.
Ссылки
Wikimedia Foundation. 2010.
