Спесивцева, Ольга Александровна — Википедия
О́льга Алекса́ндровна Спеси́вцева (6 [18] июля 1895, Ростов-на-Дону, Российская империя — 16 сентября 1991, Нью-Йорк, США) — русская прима-балерина.
Ольга Спесивцева родилась в Ростове-на-Дону 6 (18) июля 1895 года[5].
Отец был провинциальным театральным актёром. В семье, кроме Ольги, было ещё четверо детей. Когда Ольге исполнилось шесть лет, отец скончался от туберкулёза, оставив без средств к существованию большую семью. Мать Устинья Марковна, не в силах прокормить всех, вынуждена была отдать в детский приют при доме ветеранов сцены трёх старших детей: Анатолия, Зинаиду и Ольгу. Туда принимали детей — актёрских сирот на полное содержание. Все трое позже были приняты в Санкт-Петербургское театральное училище[5].
В Императорском театральном училище Ольга училась в балетном классе К. М. Куличевской. Уже на выпускном спектакле Спесивцева показала себя талантливой классической балериной. «Наиболее способной из молодых дочерей Терпсихоры считают Спесивцеву, выдвинувшуюся на экзаменационном спектакле в балете „Сказка Белой ночи“», — сообщала «Петербургская газета»
Видя безусловный дар юной балерины, Фокин пригласил её работать с ним в Америке. Однако к этому времени она знакомится с литературным и балетным критиком-модернистом А. Л. Волынским, оказавшим на балерину огромное творческое влияние[7], а вскоре ставшим её гражданским мужем. Волынский был приверженцем классического балета и отметал новшества и балетные реформы, и Ольга Спесивцева под его влиянием отказалась от сотрудничества с Фокиным. Но через год после отказа Фокину и через три года после начала балетной карьеры уже гастролировала с «Русским балетом Дягилева» в США [5]. Она стала партнёршей Нижинского в «Сильфидах» и «Призраке розы». Слава об этом балетном дуэте пересекла все границы и наметила совершенно новые рубежи для совсем ещё юной исполнительницы. По преданию, Дягилев любил повторять слова великого Энрико Чеккетти: «В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой». При этом он добавлял: «Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу»[7][8]. «Когда я увидел Павлову, то подумал, что она — моя Тальони. Но Спесивцева была тоньше и чище Павловой», — вспоминал Дягилев[5].
С 1918 года она уже ведущая танцовщица, а с 1920 — прима-балерина Мариинского театра[9]. С 1919 года Ольга Спесивцева начала заниматься у Вагановой[7], и эти занятия и передача опыта старшей балерины оказали огромное влияние. В 1919 году, когда стране было совершенно не до балета и всё вокруг крушилось, Ольга Спесивцева под руководством Вагановой подготовила главные партии в балетах «Жизель» и «Лебединое озеро». В том же году к её репертуару прибавляются «Корсар», «Баядерка» и любимая ею, одна из лучших ролей — Эсмеральда. Большая нагрузка и полыхающий послереволюционный Петроград приводят к болезни — начинается туберкулёз. На сцену она возвращается в мае 1921 года.
Расставшись с Акимом Волынским вскоре после прихода большевиков к власти, она стала фактической женой работника Петросовета Бориса Каплуна, который помог ей в 1924 году[10] эмигрировать вместе с матерью, якобы, на лечение в Италию, но балерина осталась во Франции, где в 1924—1932 годах выступала в парижском «Гранд-Опера», став ведущей приглашённой балериной парижской Оперы. Одновременно с работой в Париже она находит время для гастролей. На гастролях 1927 года в Италии она танцует «Жар-птицу», «Лебединое озеро», «Свадьбу Авроры». В том же году Джордж Баланчин специально для неё поставил балет «Кошка» на музыку Анри Соге. Вернувшись в Гранд Опера, Ольга Спесивцева приняла участие в балете «Трагедия Саломеи» на музыку Ф. Шмитта и Н. Гуэры. После того, как пост главного балетмейстера занял Серж Лифарь, она исполняла партии в его балетах «Творения Прометея», «Вакх и Ариадна» [7]. Её французскими партнерами были русские артисты Вацлав Нижинский и Серж Лифарь, а также скрывающийся за русским псевдонимом Антон Долин английский артист Сидни Фрэнсис Патрик Чиппендалл Хили-Кей (Healey-Kay)[11]; через много лет Лифарь и Долин написали мемуарные книги о её трагической судьбе. Там же она вышла замуж ещё раз — за русско-французского танцовщика и педагога Бориса Князева.
С 1932 года Спесивцева работает с труппой Фокина в Буэнос-Айресе, а в 1934 году, на положении звезды, она посещает Австралию в составе бывшей труппы Анны Павловой, которой в это время руководит Виктор Дандре. А в это время её мать в Париже, не дождавшись возвращения дочери из дальней гастрольной поездки, уезжает в Россию.
Напряжённая жизнь и неопределённость приводят балерину в отчаяние и подрывают её психическое здоровье. Она с Борисом Князевым открывает небольшую студию, пробует свои силы в педагогике, пытается поставить спектакль силами учеников. Однако балетной педагогикой занимается в первую очередь не она, а муж. Через некоторое время они расстаются.
Последнее её выступление в Париже состоялось в 1939 году, после чего она уехала в США[12]. У неё уже давно стали проявляться симптомы психического заболевания. В 1943 году признаки болезни проявились особенно тяжело, она все более теряла память. Балерина вынуждена была прекратить балетную карьеру. 20 лет жизни (с 1943 до 1963) она провела в психиатрической лечебнице, память постепенно восстановилась, и выдающаяся балерина выздоровела[9]. Однако вернуться к сцене она уже не могла по возрасту.
Последние годы она жила в пансионе на ферме Толстовского фонда [13], созданного Александрой Толстой, в городке Вэлли-Коттедж[en] вблизи Нью-Йорка. Марис Лиепа, посетивший пансион, оставил воспоминание о встрече с Ольгой Александровной:
«Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все её убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной причёской женщина, с широко раскрытыми возбуждёнными глазами. Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что всё утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин… Она сказала, что неважно себя чувствует, потому что приближается Пасха, а великий пост чрезвычайно ослабил её, и, когда мы преподнесли ей розы, она растрогалась и расплакалась безутешно, и мы невольно почувствовали себя так, словно совершили бестактность… Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в своё время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от её пристанища и от всей её маленькой, сохранившей изящество фигурки».
Скончалась 16 сентября 1991 года[5]. Похоронена на русском кладбище в Ново-Дивееве. Через шесть лет Борис Эйфман поставил на сцене Александринского театра балет о Спесивцевой — «Красная Жизель».
Ольга Спесивцева в балете «Эсмеральда» (?), около 1915- «Жизель» А. Адана — Жизель
- «Лебединое озеро» П. И. Чайковского — Одетта-Одиллия
- «Корсар» на музыку А. Адана, Л. Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни
- 1919 — «Баядерка» Л. Минкуса — Никия
- «Эсмеральда» на музыку Ц. Пуни, Р. Глиэра, С. Василенко — Эсмеральда
- «Щелкунчик» П. И. Чайковского
- «Шопениана» («Сильфиды») на музыку Ф. Шопена в хореографии М. М. Фокина — Солистка
- «Видение розы» («Призрак розы») — Девушка
- «Пахита» Л. Минкуса
- «Дочь фараона» Ц. Пуни — Аспиччия (Рамзея)
- 1919 — «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Аврора, Фея Бриллиантов, Принцесса Флорина
- «Евника» на музыку А. В. Щербачева в хореографии М. М. Фокина — Подруга Евники
- 1917 — «Эрос» на музыку Серенады для струнного оркестра до мажор П. И. Чайковского в хореографии М. М. Фокина — Девушка
- 1927 — «Жар-птица»
- «Конёк-Горбунок» Ц. Пуни — Царь-девица
- «Кошка» на музыку А. Соге, балетмейстер Дж. Баланчин
- «Трагедия Саломеи» Н. Гуэрра, балетмейстер Дж. Баланчин — Саломея
- «Праздничный вечер» Л. Стаатса
- «Творение Прометея»
- «Бахус и Ариадна», балетмейстер Серж Лифарь, в балетах Лифаря она особо проявила свою «бестелесную экзальтацию»[9].
- 1913 — концертный номер «Испанский танец»
- «Умирающий лебедь» К. Сен-Санса в хореографии М. М. Фокина
- «Свадьба Авроры»
- «Ромео и Джульетта»
- «Раймонда»
- «Дон Кихот»
- «Тщетная предосторожность»
- «Коппелия»
- «Шехеразада»
- «Петрушка»
- «Зефир и Флора»
- «Сильвия»
- «Талисман»
- «Ненюфар»
- «Египетские ночи»
- «Павильон Армиды»
- «Каприз бабочки»
- «Карнавал»
- «Арлекинада»
- «Арагонская хота»
- «Бабочка»
- «Блудный сын»
- «Вий»
- «Весенние мечты»
- «Менуэт Бетховена»
- «Вальс Штрауса»
- «Павана»
- «Птица-пророк»
- «Психея»
- «Трильби»
- «Фея кукол»
- «Фиаметта»
- «Тристан и Изольда»
- «Синяя птица»
- «Стальной шаг»
- «Рыцарь и фея», и др.
- Богданов-Березовский В. М. Спесивцева // Встречи. — М.: Искусство, 1967. — С. 237—277. — 280 с. — 25 000 экз.
- Волынский А. Л. Плачущий дух // Жизнь искусства. — 1923. — № 8.
- Слонимский Ю. И. Балерина Ольга Спесивцева // Театр : журнал. — 1923. — № 9.
- Томина-Петрова Е. Д. Жемчужина русского балета — Ольга Спесивцева. — СПб.: Logos, 2006. — 256 с. — 1000 экз. — ISBN 5-87288-341-2.
- Федосова Е. М., Лалетин С. В., Головицер В. Ольга Спесивцева. — Артдеко, 2009. — 212 с. — (Легенды русского балета). — 1000 экз. — ISBN 978-5-89576-024-6, 978-5-91461-009-5.
Почему балерина Спесивцева — это круто
С 31 мая по 7 июня в Ростовском музыкальном театре пройдет Международный фестиваль балета имени Ольги Спесивцевой (с программой можно познакомиться здесь).
Ростов — родной город великой русской балерины. О лучшей Жизели XX века рассказывает балетный критик из Москвы Роман Володченков.
В биографии Спесивцевой (1895-1991) много белых пятен и противоречивых сведений. Доподлинно известно следующее: отец Ольги, Александр Романович Спесивцев, перебрался в Ростов из города Короча Курской губернии. Здесь он познакомился с будущей женой. По свидетельствам современников, Устинья Марковна Галинская была одной из красивейших женщин Ростова.
Ольга родилась в 1895 году и была третьим ребенком в многодетной семье. Всего их было 8 братьев и сестер (трое умерли в раннем возрасте).
По некоторым данным, в родной Короче Спесивцев занимался изготовлением скрипок. В Ростове же он начал петь в церковном хоре, участвовал в богослужениях.
Отец умер от туберкулеза (по другой версии, от воспаления легких), когда Оле было 6 лет. Мать осталась одна с пятью детьми. Младших забрала в Корочу родня, а трое старших переехали с мамой в Санкт-Петербург. Там их приняли в «Приют для детей неимущих актеров». Позже все трое — Ольга, Анатолий и Зинаида — поступили в Мариинский театр и служили артистами балета.
«В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой. Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу».
Оля Спесивцева была определена в Мариинку на содержание танцовщицы кордебалета. Но никогда там не стояла, сразу начав танцевать сольные партии. В 1916 году переведена в первые танцовщицы, а затем совершенно заслуженно заняла место примы Мариинского театра.С отречением Николая II императорские театры стали государственными. Опера и балет были признаны пережитками, развлечением царской семьи и аристократии. Владимир Ленин поставил вопрос жестко: либо вообще ликвидировать театр, либо поставить его на службу пролетарскому искусству.
Но вступился Анатолий Луначарский, нарком просвещения: он способствовал тому, чтобы театры сохранили хотя бы часть старого репертуара. Ведь очень много балета было сокращено, многие артисты уехали из страны.
…Анна Павлова, Тамара Карсавина, Ольга Спесивцева — три грации. Если Павлова тяготела к импрессионизму, то в Спесивцевой критики разглядели экспрессионистский талант. На ее фотографиях мы видим почти современный тип балерины: стройная пропорциональная фигура, утонченные линии ног, высокий подъем. Она стремилась соединить в своем искусстве технику и актерскую игру. По танцу Спесивцевой можно проследить новый этап развития балета после Павловой.
Сергей Дягилев (организатор «Русских сезонов» в Париже и труппы «Русский балет Дягилева») любил повторять слова великого итальянского балетмейстера Энрико Чеккетти: «В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой». При этом от себя он добавлял: «Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу». Таким образом, я думаю, Дягилев, опытнейший антрепренер, хотел поддержать свою артистку, показать ее значимость. Дягилев как никто умел работать с прессой и общественным мнением. Если вспомнить американские гастроли Спесивцевой — там СМИ сразу взяли ее в оборот, начали делать из нее superstar.
Это были ее первые гастроли за рубежом: в США в 1916-17-х годах в составе дягилевской труппы она танцевала вместе с Вацлавом Нижинским. Вторым был Лондон — успешные гастроли, на которых она исполнила партию Авроры в «Спящей красавице» (1921-22 годы).
В третий раз, в 1924 году, она отправилась в Италию, чтобы поправить здоровье. Здесь Ольга вступила в переписку с соратником Дягилева, художником Львом Бакстом, устроившим ей встречу с директором Парижской оперы. Начались заграничные выступления.
В Россию она больше не вернулась. Но, так или иначе, на родине Спесивцева состоялась. Карьера артиста балета сегодня официально длится 20 лет. Половину этого срока, с 1913-го по 1924 год, она оттанцевала в Мариинке.
Впервые признаки болезни проявились на гастролях в Австралии: Спесивцева забывала текст на сцене, внезапно исчезала. В Аргентине тоже вела себя странно: боялась людей, обвиняла их в злых умыслах.
В Парижской опере Спесивцеву не мог устроить ограниченный классический репертуар. В какой-то момент Дягилеву удалось соблазнить ее в свою антрепризу. Ольга уезжала на гастроли — потом возвращалась в Париж. Это уже была жизнь похожая на метания. Великая артистка не находила себе места.И, к сожалению, в ее жизнь вторглась тяжелая болезнь. Психическое заболевание. Возможно, сыграла роль наследственность, изначально слабое здоровье, тонкая душевная организация. К тому же трагических события не оставляли ее: ранняя смерть отца, приют, гибель младшего брата Александра (его, 18-летнего, по ошибке застрелили поздним вечером в Петербурге). И все это происходило на фоне крушения империи.
Да и быть артистом балета — это очень тяжелый труд, большие нагрузки, постоянная усталость. Во время первых, американских, гастролей Ольга дала чуть ли не полторы сотни выступлений!
Вот еще любопытный факт: когда Спесивцева, еще в Петрограде, готовилась к партии Жизели (главная героиня одноименного балета, по сюжету сходит с ума и умирает после предательства возлюбленного), то вместе со своим гражданским мужем Борисом Каплуном (большим чиновником Петроградского губисполкома) она посещала психиатрическую больницу, чтобы воочию увидеть сумасшествие.
Мы не знаем, как наша психика отзовется на отрицательный опыт. Зачастую отклик приходит не сразу, а спустя годы. Думаю, она могла вложить в свою Жизель то, что увидела в больнице. Она ведь не играла, а жила на сцене. А любому актеру лучше использовать опыт, но не погружаться в состояние.
Впервые явные признаки помутнения рассудка проявились на гастролях в Австралии, организованных Виктором Дандре в 1934 году. Спесивцева забывала текст на сцене (последовательность танцевальных движений), внезапно исчезала, ее приходилось искать по всему городу.
На гастролях в Аргентине вела себя тоже странно. Боялась дружелюбно настроенных к ней людей, обвиняла их в злых умыслах.
Она приходила в себя, но затем вновь случались обострения.
В этот период ее всюду сопровождал богатый американец Леонард Браун. Он был очень внимателен к Ольге, но в 1941 Браун внезапно умирает от разрыва сердца, и балерина лишается какой-либо близкой поддержки. На долгие годы Спесивцева оказывается в психиатрической больнице.
Вот уж действительно мания. Мания Жизели. Я не стал поклонником этого фильма («Мания Жизели» — фильм о Спесивцевой 1995 года режиссера Алексея Учителя). Его точно не надо расценивать как биографию балерины. Как и балет Бориса Эйфмана «Красная Жизель». Но художник вправе отразить свое видение событий. И есть много вещей, которые Учителю удались в этом фильме. Так, он нашел интересный способ рассказать об отрицательном влиянии модернизма на балерину.
Спесивцева провела в психиатрической клинике долгих 20 лет. Она выздоровела и провела оставшиеся ей 28 лет жизни на ферме нью-йоркского фонда, созданного младшей дочерью Льва Толстого Александрой. А до этого чаявшая вернуться в Россию Спесивцева получила сухой и официальной ответ из посольства СССР, в котором ей отказали во въезде на Родину.
«Дорогая Зинуша, вчера меня перевезли сюда из клиники. Ферма большая, выстроена на пожертвования. Тут есть очаровательная церковь, и я могу молиться и быть близкой Богу. Конечно, трудно возвращаться к жизни после двадцати лет пребывания в госпитале, прическа моя устарела, волосы побелели, забыла, как наводить красоту, румянец, пудриться. Ах, Зюка, старость не радость», — писала она в Ленинград своей старшей сестре Зинаиде.
Ольга Александровна Спесивцева умерла в Нью-Йорке в 1991 году. Ей было 96.
Ольга Спесивцева. Красная Жизель | Матроны.RU
Балерина Ольга Спесивцева принадлежала к тем редким людям, кому при жизни удалось прикоснуться к запредельным высотам бытия, приоткрыть незримые тайны загробного мира. Она слишком близко подошла к краю бездны, к запретной черте, переходить которую опасно. Слишком близко для простой смертной. Плата за это знание всегда непомерно огромна…
«… Чем дальше идет жизнь, тем все ушедшее ближе до боли…». Письмо, посланное Ольгой Александровной Спесивцевой, проживавшей в русском пансионе под Нью-Йорком, своим ленинградским родственникам, заканчивалось неожиданным вопросом: «Где Дмитриев?»
Легендарной русской балерине, звезде мирового балета двадцатых-тридцатых годов, было в ту пору под восемьдесят. Она давным-давно покинула Россию, жила в Америке, так и не ставшей ей родной, двадцать долгих лет провела в психиатрической лечебнице…
Текло время, уходили из жизни старые друзья, меркли впечатления. Но снова и снова вспоминался ей такой далекий и такой невозвратный Петроград, призрачный город ее тревожной юности и недолгой славы, и художник Владимир Владимирович Дмитриев, тогда еще студент, отчаянно и безнадежно влюбленный в нее. Вспоминались его письма, рисунки и портреты, его молчаливое обожание, его душевное смятение, в чем-то родственное и ей. А может быть, она никогда об этом не забывала?
В судьбе Ольги Спесивцевой немало темных мест и неразгаданных загадок. Тому виной ее замкнутость и бесконечное внутреннее одиночество. Она всегда была словно ограждена неким магическим кругом, в который так просто не войдешь, – призрачным кругом виллис, траурным кругом черных лебедей, округлыми очертаниями заколдованного лебединого озера, вглядываясь в которое она видела то, что не видели другие – то ли начало жизни, то ли ее конец.
И то, что ей доводилось увидеть в своих актерских прозрениях, пугало ее, робкую и впечатлительную от природы, вселяло мучительный страх, от которого невозможно было избавиться, сеяло тревогу, отталкивало и в то же время неудержимо влекло.
Внешность Спесивцевой поражала с первого взгляда. В ней причудливо переплетались французский и русский Север, хотя она родилась в Ростове-на-Дону 18 июля 1895 года. И еще в ней было что-то, напоминавшее о персидской миниатюре, какая-то пугливая грация газели. Недаром юному Дмитрию Шостаковичу при виде ее пришла на ум Шали, героиня рассказа Мопассана, девочка из Индокитая, с огромными глазами и строгими чертами продолговатого лица. Взгляд ее был исполнен тайн и несбыточных мечтаний.
Ольгу любили многие. Для Дмитриева она была средоточием жизни. Музыковед Валериан Михайлович Богданов-Березовский, в ту пору студент консерватории, называл ее Stella Montis – высокая звезда, позаимствовав выражение у Генриха Гейне, посвящал ей стихи и музыку.
Да что влюбленные юноши – сам Аким Львович Волынский, маститый искусствовед, писатель и критик, эрудит, каких мало, почетный гражданин города Милана, из-за любви к Ольге Александровне в шестьдесят лет встал к балетному станку!
Но всем многочисленным поклонникам, пылким и восторженным, всем долгим беседам об искусстве, всем картинам, стихам и романсам она предпочла роман с новой властью. Может быть, она думала, что железные объятия самые надежные? Странный и трагический союз балерины и чекиста, наверное, не был случайным – ведь власть, даже самая кровавая и жестокая, нуждалась в красоте, а красота – в защите.
Муж Спесивцевой, Борис Гитманович Каплун, родной племянник Урицкого, друг всесильного Зиновьева и репетитор его детей, в двадцать пять лет стал управляющим делами Петроградского cовета. Он слыл любителем искусств, и балета в особенности. Он приложил определенные усилия, чтобы воспрепятствовать закрытию Мариинского театра, где в благодарность за ним была закреплена особая ложа. Ему же принадлежала инициатива открытия первого в Петрограде крематория в помещении бывших бань.
Когда ему становилось скучно, он частенько возил туда Спесивцеву в компании с молодым Корнеем Чуковским, предварительно справившись по телефону, есть ли покойники. Возил так, как возят в театр, на вечеринку или в модный ресторан. Свидетелем каких кошмарных танцев становилась Ольга, наблюдая за происходящим в оконце гудящей печи? Забудьте, мадам. Легко сказать. В ней таилась и ее же сжигала, лишая покоя, воли и энергии, какая-то навязчивая страсть ко всему запредельному.
Каплун довольно скоро исчез из жизни Спесивцевой – постоянство ей было несвойственно. Но именно он помог ей эмигрировать, за что его постигли крупные неприятности. Позже, в начале тридцатых годов, он неожиданно появился в Париже. Говорили, для того чтобы убить Ольгу. Не тогда ли ей овладела мания преследования?
Про Каплуна и до этого ходили нехорошие слухи, к счастью, не подтвердившиеся – якобы о его причастности к нелепой гибели молодой балерины Лидии Ивановой, утонувшей во время катания на лодке. «О, кавалер умученных Жизелей!», – восклицал его друг поэт Михаил Кузмин.
Но зачем было убивать Ольгу? Из ревности? Он мог сделать это еще в России. Или потому что она отклонила его предложение работать на советскую разведку? А было ли вообще такое предложение?
Судьба подарила Спесивцевой долгую жизнь – почти век, несмотря на слабое здоровье, бледность и бесплотность. Она страдала бессонницей – или, наоборот, ночными кошмарами. «Измучилась и устала», « когда же буду жить по-человечески?», «сил мало», «так и не хватит меня», «полумертвой живешь» – подобными записями пестрит дневник великой балерины.
Врачи дважды определяли у нее туберкулез. Именно эта болезнь очень быстро унесла ее отца, провинциального актера, когда Ольге было всего шесть лет. Тогда осиротевших детей решено было отдать в пансион при Доме ветеранов сцены в Петербурге, а потом – в Театральное училище.
Всецело преданная театру, Ольга, по сути, не была театральным человеком в том смысле, что она не любила бывать на людях. Неожиданные вспышки общительности сменялись у нее периодами глубокого погружения в себя.
Свободные вечера Спесивцева проводила дома в окружении близких. Она носила темные закрытые платья, строгостью линий напоминавшие монашеские одеяния, скромные однотонные блузки без всяких украшений, но как блистательна была в элегантных вечерних туалетах, когда выбиралась на концерт в консерваторию или на драматическую премьеру!
Ольга чуралась шумных сборищ, избегала близкого общения с коллегами вне сцены и репетиций. На первый взгляд могло показаться, что причиной тому ее гордыня, ее нелюдимость, а то и неспособность формулировать свои мысли. Но это было совсем не так. Достаточно сказать, что Спесивцева обладала редкостным для балерины интеллектом. Просто она была непричастна ко всей этой жизненной суете.
Равнодушная к успеху у публики, далекая от театральных интриг и сплетен, чуждая зависти и недоброжелательству, она пребывала в каком-то своем, особом мире, недоступном посторонним. Сорвать аплодисменты, сверкнуть лучезарной и обещающей улыбкой, эффектно выделиться, произвести фурор – это было не для нее.
Она выходила на сцену, чтобы служить танцу, она приносила ему жертвы и отдавала всю себя без остатка. И потому так серьезно, так неулыбчиво было ее лицо, так страдальчески сведены брови, так мучительно опущены вниз уголки ее рта и полузакрыты глаза, что придавало ей сходство с античной трагической маской. Танцуя, она высвобождала свой мятущийся, страждущий дух от тяжких, порой невыносимых оков быта и бытия, а это уже совсем иное измерение.
«Не смогу назвать другого в труппе 20-х годов, кто жил бы на сцене такой напряженной духовной жизнью, как Спесивцева», – вспоминал ее современник, известный историк балета Юрий Иосифович Слонимский.
«Духом, плачущим о своих границах» называл Спесивцеву знаменитый искусствовед, прозорливый, чуткий, тонко чувствующий Аким Львович Волынский, и трудно подыскать более точное определение.
Спесивцева дебютировала на сцене Мариинского театра в 1913 году, а уже в 1924-м оставила его навсегда. «Я не понимаю вашего стиля», – говорила она выдающемуся балетмейстеру-новатору Михаилу Михайловичу Фокину еще в Петербурге – и вынуждена была работать с ним в Буэнос-Айресе.
Она пожелала Волынскому на его юбилее жить долго и жить в России, а сама оказалась на чужбине. Как? Почему? «Экономический» ли, как она выражалась, вопрос тому виной? Смутная надежда построить свою жизнь как-то по-другому? Личные причины? Творческие мотивы? Или это была попытка бегства от самой себя?
Несколько сезонов Спесивцева занимала положение прима-балерины Парижской оперы, танцуя с Сержем Лифарем, к которому, как говорят, была неравнодушна. Он же пугался ее страсти и не отвечал взаимностью, потому что в любви предпочитал совершенно другое.
Потом – поездки по разным странам, с разными, порой наспех собранными труппами. Ее жизнь на Западе представляется сплошным мучением. Ей не доверяли, к ней относились настороженно – а как еще можно было относиться к «Красной Жизели»? – и считали чуть ли ни советской шпионкой.
Спесивцева оказалась не просто в эмиграции, но и в своего рода эмиграции внутренней, глухой и беспросветной. Она оставалась великой классической балериной, а танцевать-то было нечего. Ни достойных ее ролей, ни – иногда – даже достойных ее подмостков. Частая смена климата, тяжелые переезды, нервные нагрузки отнимали последние силы.
«Не от танцев помрешь, а оставишь их – и ничего не будет, и ты ничья», – читаем мы дневниковую запись Ольги Александровны, относящуюся к 1923 году. Ничья. Трагическое осознание собственной невостребованности, – и это в расцвете таланта и мастерства! – роковой неприкаянности гения, волею судеб оказавшегося на излете мировых художественных течений – вот что мучило и жалило, вот что сводило с ума.
И, наконец, переполнившей чашу каплей стало известие о скоропостижной смерти героя ее последнего романа, богатого американца Джорджа Брауна, ради которого она переехала за океан.
У Спесивцевой обострилась психическая болезнь, черты которой проступали и раньше. Думала ли она, посещая в период работы над образом Жизели клиники для душевнобольных, что сама станет их пациенткой? Что лишь на склоне лет ей удастся освободиться от навязчивой и гнетущей власти этого образа? Что мотивы «разорванного сознания», новаторски привнесенные ею в роль, сбудутся и воплотятся в действительности? Она сошла со сцены в безумие. Не парадокс ли – лишиться рассудка, чтобы сохранить себя! Но разве у нее был иной выход?
До конца своих дней Ольга Александровна оставалась замкнутой, молчаливой и одинокой. Беспомощная, лишенная опоры, всю жизнь в ней нуждавшаяся и ее не имевшая, она продолжала жить, терзаемая вечными страхами, кровавыми видениями революционных лет и мучительными личными переживаниями…
На толстовскую ферму – пансион для престарелых русских беженцев, основанный под Нью-Йорком дочерью Льва Николаевича Толстого Александрой, – Ольгу перевез из психиатрической клиники ее бывший партнер, верный, заботливый Антон Долин. Невероятно, но Спесивцевой каким-то чудом все же удалось преодолеть душевное расстройство.
Но снять с себя печать обреченности она была не в состоянии. Надвигалась нужда. Ее стали забывать. В ее скромной комнате царила спартанская обстановка – узкая кровать, стол, несколько стульев, шкаф, умывальник. Она радовалась каждому гостю, навещавшему ее в пансионе, так бурно, что могла разрыдаться от избытка чувств…
… Заканчивался Великий пост, приближалась Пасха. Ольга Александровна медленно встала с постели, аккуратно поправила смятое покрывало. На столе в маленькой корзинке лежали бурые, покрашенные луковой шелухой яйца. Розы, привезенные накануне ленинградской балериной Наташей Макаровой, бежавшей из СССР, источали нежный аромат, вдруг вызвавший в памяти давние премьеры, овации и букеты, которыми ее забрасывали поклонники. Сколько лет назад это было? И было ли вообще?
… Я – Жизель? Нет, что вы. Я – Оля Спесивцева. Мне почти сто лет. Я помню все свои партии. Хотите, станцую прямо сейчас? Не в буквальном смысле, конечно, а руками покажу рисунок. И Эсмеральду, и Медору, и Никию, и Одетту-Одиллию. И эту Кошку.
Боже, как я не любила этот балет! Сплошной модерн. Одни целлулоидные декорации чего стоили! Знаете, что я сделала, чтобы не танцевать премьеру? Схитрила! Притворилась, что на репетиции подвернула ногу, и весь день просидела дома, изображая ужасные страдания. Но танцевать все же пришлось. А что я могла сделать? Разорвать контракт, остаться совсем без работы?
В Петрограде – никак не привыкну называть его Ленинградом – умерли моя старшая сестра Зина, тоже балерина, числившаяся в списках труппы, как Спесивцева 1-я, и брат Толя. Я хотела вернуться, хоть издали взглянуть на Мариинку. Не получилось.
Старая одинокая женщина глубоко вздохнула. Ее внутренний монолог прервался. Постившаяся с первого до последнего дня, Ольга Александровна чувствовала себя совершенно ослабевшей. Но все равно она соберет остаток сил, наденет нарядную шляпку и отправится к пасхальной заутрене в русскую церковь встречать Светлое Христово Воскресение. С этой радостью вряд ли сравнится что-то иное.
В глубокой старости Спесивцева часто посещала церковные службы – только в храме ее отпускала тоска. И еще очень любила вышивать крестиком, словно «закрещивая» все темное в своей судьбе и различая в переплетении разноцветных узоров знаки, понятные лишь ей одной.
Когда она умерла – а это случилось 16 сентября 1991 года, – оказалось, что за ее могилой некому ухаживать…
Зарубежный архив Спесивцевой утерян. В каком неведомом трагическом мире витала ее душа? Что открывалось ей? Жила ли она когда-нибудь реальной жизнью, она, «спящая балерина» (так назвал свою книгу о ней ее многолетний партнер Антон Долин), «заколдованная волшебница»? Была ли счастлива, как женщина? Этого мы не узнаем никогда.
Спесивцева Ольга Александровна
«В мире появилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Павловой, другая — Спесивцевой»…
Эти слова принадлежат Энрико Чекетти, знаменитому итальянскому балетному педагогу начала двадцатого века. В истории русского балетного театра имя Ольги Спесивцевой занимает место не менее значительное, чем имена Анны Павловой и Тамары Карсавиной. Зрители впервые увидели ее в 1913 году юной прекрасной девушкой, нежной, пленительной и робкой, с огромными, полными тайны глазами.
Тонкая, стройная фигурка, роста немного выше среднего, горделивая посадка маленькой головы и огромные темно-карие глаза на фоне бледной кожи и гладко зачесанных черных волос — Ольга Спесивцева многим напоминала сильфиду, из мира искусства материализовавшуюся в реальном мире. В начале двадцатых годов эта девушка была настоящим кумиром молодежи и покорительницей Парижа, участвуя в спектаклях дягилевской труппы вместе с неповторимым Вацлавом Нижинским.
В начале девяностых годов Ольга Спесивцева, ровесница века, после продолжительной душевной болезни закончила свои дни вдали от Родины, в одном из домов для престарелых. Ее жизнь — сплетение славы и забвения, ее имя окружено ореолом таинственности, восторга и презрения. Звезда и жертва своего времени, вынужденная отшельница и пленница безумия, которой не простили бегства из плена родной страны, замкнутая и молчаливая, абсолютно равнодушная к славе, она многих отталкивала, оставаясь непонятой. Почти все ее партии, словно предчувствие будущего, пронизывала тема неизбежности гибели прекрасного.
Ольга Спесивцева родилась 5 июля 1895 года в Ростове-на-Дону. Отец ее был актером в театре. Когда Ольге исполнилось шесть лет, он скончался от туберкулеза, оставив без средств к существованию большую семью, в которой, кроме Ольги, было еще четверо детей. Троих из них мать была вынуждена отдать в детский приют при доме ветеранов сцены. В их числе оказалась и Ольга, которая с раннего детства была одаренной и пластичной девочкой. Вскоре в числе других воспитанников Ольга Спесивцева была принята в Театральное училище вслед за старшим братом Анатолием и сестрой Зинаидой. Здесь ее первым педагогом была К.М. Куличевская.
Уже на выпускном спектакле Спесивцева показала себя талантливой классической балериной.
«Наиболее способной из молодых дочерей Терпсихоры считают Спесивцеву, выдвинувшуюся на экзаменационном спектакле в балете «Сказка Белой ночи» — сообщала «Петербургская газета».
Дебют балерины на сцене Мариинского театра состоялся в 1913 году в балете «Раймонда», где она исполняла одну из эпизодических ролей. Выдающиеся способности и отличные внешние данные быстро выдвинули Спесивцеву в состав солистов.
Восемнадцатилетняя девушка вступила на сцену Мариинки в сложный период безвременья, неудовлетворенности прошлым и растерянности перед будущим. Ей было очень сложно не потеряться в этом огромном бушующем мире.
«Тело есть темница, в нее заключили душу» — эту фразу Гете Ольга Спесивцева выписала в свою записную книжку, явственно прочувствовав, что именно в этом и заключается ее задача балерины — при помощи танца освободить душу, дать ей простор и свободу. Танец становился для нее не профессией, а насущной потребностью. От спектакля к спектаклю ее мастерство совершенствовалось — степень виртуозности Спесивцевой все чаще сравнивали с виртуозностью Анны Павловой, находя в танце юной балерины неповторимые черты.
Уже через два года после начала ее выступлений последовало приглашение выступать на гастролях в Америке в составе дягилевской труппы. Но под влиянием своего близкого друга, писателя и критика Акима Львовича Волынского, который был яростным сторонником чистоты классического танца и непримиримым врагом новшеств Фокина, Спесивцева отказалась от участия в гастрольной поездке. Волынский считал, что участие в дягилевской труппе не сможет ничего дать истинно классической балерине.
Влияние Волынского на личность Ольги Спесивцевой и на формирование ее таланта трудно переоценить. Именно от него она научилась относиться к своему танцу как к чему-то священному. Он стал для нее «единственным и несравненным маэстро», который переводил балетные термины на язык воли и чувств.
«Вся душа озарялась Вашим учением о классической ясности танца. Ваши слова доносятся до меня как отзвуки далекого рая. И все искусство балета встает передо мной преображенным, в белом платье невесты…»
Балет был для Спесивцевой религией, а Волынский — иконой, поэтому неудивительно, что она не уступила уговорам администратора дягилевской труппы.
Но то, чему суждено было свершиться, все же свершилось годом позже — Ольга Спесивцева выехала на гастроли в Соединенные Штаты Америки в составе дягилевской труппы, которой руководил Вацлав Нижинский. Встреча с великим танцовщиком, находящимся в ту пору уже на краю бездны безумия, наложила неизгладимый отпечаток на тонкую и впечатлительную натуру Ольги Спесивцевой. Эта встреча сыграла огромную роль и в ее творческой судьбе, став поворотным моментом ее самораскрытия. Она стала его партнершей в «Сильфидах» и «Призраке розы». Великолепный дуэт исполнителей стал достоянием истории. По возвращении на родину положение Спесивцевой изменилось — начиная с 1917 года она становится ведущей балериной Мариинского театра.
В этот период творческая жизнь балерины была насыщенной. Одну за другой она танцевала ведущие партии в «Щелкунчике», «Шопениане», «Пахите». Балерина не всегда справлялась с огромной нагрузкой. Строгие и пристрастные критики стали замечать технические погрешности в исполнении.
С 1919 года Ольга Спесивцева начала заниматься у Вагановой. Занятия оказались очень полезными для молодой балерины. Именно с ней она подготовила свои знаменитые партии в балетах «Жизель» и «Лебединое озеро». Девятнадцатый год — сложнейшее время в русской истории, а потому неудивительно, что эти занятия проходили в тяжелых условиях. Все вокруг рушилось, но артисты продолжали танцевать. Именно в это время Ольга Спесивцева дебютировала в своей коронной роли — роли Жизели.
«Дух, плачущий о своих границах» — такой увидел А. Волынский Жизель-Спесивцеву. Здесь с максимальной полнотой раскрылся ее трагический дар. Спесивцева ни в коей мере не повторяла своих великих предшественниц Анну Павлову и Тамару Карсавину, ее Жизель была совсем не похожа ни на одну из них. Зрителей потрясла финальная сцена балета, когда Спесивцева — худая, полупрозрачная, словно настоящий призрак, вставший из могилы, медленно продвигалась по сцене. Образ был наполнен предчувствием скорой гибели, пронизан обреченностью яркой, но краткой вспышки.
Ее Жизель, построенная на контрастах, стала одной из трех великолепных и незабываемых Жизелей двадцатого века, одним из образцов, на который впоследствии равнялось не одно поколение балерин. Одна из подруг ее юности вспоминала о дебюте Спесивцевой-Жизели в письме к ее сестре Зинаиде:
«Финал первого акта она исполняла только в танце, без пантомимы. И в театре все плакали. После первого акта весь партер встал и ей устроили небывалую овацию. А на другое утро она пришла ко мне печально-убитая. Говорила, как будто про себя: «Я не должна танцевать Жизель, я слишком в нее вживаюсь»».
Это письмо хранится в архиве театра имени Кирова.
История жизни Ольги Александровны Спесивцевой
Роль Лебедя в балете Чайковского «Спящая красавица» — это своеобразное «крещение» для балерины. Нельзя претендовать на славу, не станцевав Одетту. Бессмертное творение Чайковского стало толчком для рождения целой плеяды великолепных, неповторимых образов, одним из которых стал образ, созданный Ольгой Спесивцевой. Осознание роли пришло к балерине не сразу. В декабре 1923 года она писала в своем дневнике:
«Сегодня проходила «Лебединое озеро». Разобралась, сколько возможностей!!! Как бы их все заполучить. Все акты хороши, там одно, там другое, а в третьем вся моя душа. Не скорбь и не печаль, смирение — вымученное, исстрадавшееся. И этот круг черных лебедей. Круг душ траурных и единство в слиянии. Отделить от жизни трезвость и окутать ею себя. Тогда и времени, и сил хватит. Работай!»
Спесивцева очень любила Чайковского, а «Лебединое озеро» было для нее самым близким по содержанию балетом. И ее Одетта, так же, как и Жизель, была совсем не похожа ни на одну из своих предшественниц. Тема обреченности прекрасного, предчувствие гибели и здесь стала лейтмотивом. Ее Лебедь был птицей с подбитыми крыльями.
Искусство Ольги Спесивцевой становилось очень популярным. Красноречивы воспоминания профессора хореографии Петра Андреевича Гусева:
«Я работал со Спесивцевой с 1921 по 1924 год и видел ее во всех ролях. Это была красавица, идеальная по форме, изумительно соблазнительная, при этом оставаясь чуть холодноватой.
Все, что она делала, было невероятно красиво, но особенно идеальными были руки. Помню выход балерины в «Баядерке». Она выходила на сцену, закрытая покрывалом, в полной тишине, шла к брамину, кланялась ему, опускалась на колени, он снимал покрывало… И тут начиналось что-то невероятное. Зал гремел! Она буквально завораживала зрительный зал. Но особенно хороша была Ольга Александровна в сцене «Теней». Неземная красавица. Что же касается Китри — то, кажется, лучше станцевать нельзя. Но при этом — все же холодна. То же и в «Пахите». В коде, когда она начинала делать комбинации с rond de jambe en l’air в зале стоял стон — так безукоризненно, филигранно исполняла она это движение. Агриппина Яковлевна Ваганова и Федор Васильевич Лопухов всегда всем балеринам, как пример, приводили танец Спесивцевой».
В 1919 году Ольга Александровна Спесивцева получает звание балерины. К ее репертуару прибавляются «Корсар», «Баядерка» и любимая ею, одна из лучших ролей — Эсмеральда. Хрупкое здоровье Спесивцевой не выдерживает такой нагрузки, к тому же, жизнь в послереволюционном Петрограде была тяжелой. Открывшийся туберкулез легких требовал лечения и отдыха. Только в мае 1921 года Спесивцева возвращается к работе — на сцене театра она с блеском исполняет Никию в «Баядерке». В это же время Сергей Дягилев приглашает Спесивцеву принять участие в лондонской постановке «Спящей красавицы». Получив разрешение, Спесивцева выезжает на гастроли. Гастроли, кроме успеха, принесли Спесивцевой и пользу: во время участия в дягилевских постановках она работала с педагогом Энрико Чекетти.
Вернувшаяся в Петроград Спесивцева находилась в состоянии творческого взлета. Графически четкие ломкие линии ее танца, изысканная хрупкость облика, предчувствие трагедии в каждом создаваемом образе сделали Спесивцеву яркой представительницей экспрессионизма.
В 1924 году, попросив отпуск для лечения в Италии, Спесивцева вместе с матерью, Устиньей Марковной, уезжает из России. Директор Гранд Опера предложил балерине контракт. Согласившись, Ольга Спесивцева стала первой русской звездой в первом театре Франции. Выступления Спесивцевой в «Жизели» на сцене Гранд Опера сопровождались огромным успехом. Но в 1926 году она принимает приглашение Сергея Дягилева, который ориентирует репертуар своей труппы на классику специально для редкостного дарования Спесивцевой. На гастролях 1927 года в Италии она танцует «Жар-птицу», «Лебединое озеро», «Свадьбу Авроры». В том же году Жорж Баланчин специально для нее поставил балет «Кошка» на музыку А. Соге. Спектакль имел успех.
Жизнь балерины в этот период очень ярко описывает ее мать, Устинья Марковна, в письме из Монте-Карло:
«Сегодня Оля танцует, а утром ставили банки… До красоты ли… Со слезами порхала. Знала, что не под ее силу… Все заработанное уходит на отели и кормежку. Даже не остается на одежду… Ну, выкупила кольцо. Да за квартиру. А теперь февраль и март не танцевать. Дягилев при долгах… Все высчитал и дал ей такую сумму, чтоб ей только на жизнь и стало. Он ее затянет. Она очутится в кабале».
Вернувшись в Гранд Опера, Ольга Спесивцева приняла участие в балете «Трагедия Соломеи» на музыку Ф. Шмитта и Н. Гуэры. После того, как пост главного балетмейстера занял Серж Лифарь, она исполняла партии в его балетах «Творения Прометея», «Вакх и Ариадна». Но тяга к классическому балету заставляет ее искать приложения своим творческим возможностям в других труппах. С 1932 года Спесивцева работает с труппой Фокина в Буэнос-Айресе, а в 1934 году, на положении звезды, она посещает Австралию в составе бывшей труппы Анны Павловой, которой в это время руководит Виктор Дандре. Эта гастрольная поездка стала для балерины настоящим испытанием: к и без того напряженной работе добавлялась еще и неспособность адаптироваться к незнакомому климату. К тому же ее тревожили мысли об оставшейся в Париже матери, которая, не дождавшись возвращения дочери, уезжает в Россию. Все это не замедлило сказаться на состоянии психического здоровья Спесивцевой.
После возвращения в Европу и лечения Спесивцева снова приступает к работе — открывает небольшую студию, пробует свои силы в педагогике, пытается поставить спектакль силами учеников.
Угроза войны, надвигающейся на Европу, заставляет Спесивцеву вместе с ее спутником, мистером Брауном, уехать в Америку, хотя самым большим ее желанием в то время было вернуться в Россию. Однако он отказывается вернуть ей советский паспорт, и после тяжелой сцены объяснения с ним Ольга Спесивцева оказывается в стенах платной психиатрической больницы. Спустя месяц мистер Браун умирает, и оставшуюся без средств Спесивцеву переводят в бесплатную психиатрическую клинику, где она провела долгих двадцать два года. Из клиники ее забрал бывший партнер Антон Долин, поместив в дом для престарелых. Путь в Россию был для нее заказан.
Марис Лиепа, посетивший Ольгу Спесивцеву в Соединенных Штатах Америки, оставил воспоминание об этой встрече:
«Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все ее убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной прической женщина, с широко раскрытыми возбужденными глазами. Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что все утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин…
Она сказала, что неважно себя чувствует, потому что приближается Пасха, а великий пост чрезвычайно ослабил ее, и, когда мы преподнесли ей розы, она растрогалась и расплакалась безутешно, и мы невольно почувствовали себя так, словно совершили бестактность… Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в свое время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от ее пристанища и от всей ее маленькой, сохранившей изящество фигурки».
Драматический и прекрасный облик балерины вошел в историю русского балета как пример беззащитности и трагической незащищенности таланта перед обстоятельствами.
Умерла Ольга Александровна Спесивцева 16 сентября 1991 года под Нью-Йорком.
Спесивцева, Ольга Александровна — Википедия
О́льга Алекса́ндровна Спеси́вцева (6 [18] июля 1895, Ростов-на-Дону, Российская империя — 16 сентября 1991, Нью-Йорк, США) — русская прима-балерина.
Биография
Ольга Спесивцева родилась в Ростове-на-Дону 6 (18) июля 1895 года[4].
Отец был провинциальным театральным актёром. В семье, кроме Ольги, было ещё четверо детей. Когда Ольге исполнилось шесть лет, отец скончался от туберкулёза, оставив без средств к существованию большую семью. Мать Устинья Марковна, не в силах прокормить всех, вынуждена была отдать в детский приют при доме ветеранов сцены трёх старших детей: Анатолия, Зинаиду и Ольгу. Туда принимали детей — актёрских сирот на полное содержание. Все трое позже были приняты в Санкт-Петербургское театральное училище[4].
В Императорском театральном училище Ольга училась в балетном классе К. М. Куличевской. Уже на выпускном спектакле Спесивцева показала себя талантливой классической балериной. «Наиболее способной из молодых дочерей Терпсихоры считают Спесивцеву, выдвинувшуюся на экзаменационном спектакле в балете „Сказка Белой ночи“», — сообщала «Петербургская газета»[4]. Окончив училище в 1913 году, она тут же была принята на петербургскую сцену императорской балетной труппы, дебютировав на сцене Мариинского театра в балете «Раймонда» в исполнении одной из небольших партий[5]. В дальнейшем своё искусство совершенствовала у Екатерины Вазем и Агриппины Вагановой.
Видя безусловный дар юной балерины, Фокин пригласил её работать с ним в Америке. Однако к этому времени она знакомится с литературным и балетным критиком-модернистом А. Л. Волынским, оказавшим на балерину огромное творческое влияние[6], а вскоре ставшим её гражданским мужем. Волынский был приверженцем классического балета и отметал новшества и балетные реформы, и Ольга Спесивцева под его влиянием отказалась от сотрудничества с Фокиным. Но через год после отказа Фокину и через три года после начала балетной карьеры уже гастролировала с «Русским балетом Дягилева» в США[4]. Она стала партнёршей Нижинского в «Сильфидах» и «Призраке розы». Слава об этом балетном дуэте пересекла все границы и наметила совершенно новые рубежи для совсем ещё юной исполнительницы.
С 1918 года она уже ведущая танцовщица, а с 1920 — прима-балерина Мариинского театра[7]. С 1919 года Ольга Спесивцева начала заниматься у Вагановой[6], и эти занятия и передача опыта старшей балерины оказали огромное влияние. В 1919 году, когда стране было совершенно не до балета и всё вокруг крушилось, Ольга Спесивцева под руководством Вагановой подготовила главные партии в балетах «Жизель» и «Лебединое озеро». В том же году к её репертуару прибавляются «Корсар», «Баядерка» и любимая ею, одна из лучших ролей — Эсмеральда. Большая нагрузка и полыхающий послереволюционный Петроград приводят к болезни — начинается туберкулёз. На сцену она возвращается в мае 1921 года.
Расставшись с Акимом Волынским вскоре после прихода большевиков к власти, она стала фактической женой работника Петросовета Бориса Каплуна, который помог ей в 1924 году эмигрировать вместе с матерью, якобы, на лечение в Италию, но балерина осталась во Франции, где в 1924—1932 годах выступала в парижском «Гранд-Опера», став ведущей приглашённой балериной парижской Оперы. Одновременно с работой в Париже она находит время для гастролей. На гастролях 1927 года в Италии она танцует «Жар-птицу», «Лебединое озеро», «Свадьбу Авроры». В том же году Джордж Баланчин специально для неё поставил балет «Кошка» на музыку Анри Соге. Вернувшись в Гранд Опера, Ольга Спесивцева приняла участие в балете «Трагедия Саломеи» на музыку Ф. Шмитта и Н. Гуэры. После того, как пост главного балетмейстера занял Серж Лифарь, она исполняла партии в его балетах «Творения Прометея», «Вакх и Ариадна»[6]. Её французскими партнерами были русские артисты Вацлав Нижинский и Серж Лифарь, а также скрывающийся за русским псевдонимом Антон Долин английский артист Сидни Фрэнсис Патрик Чиппендалл Хили-Кей (Healey-Kay)[8]; через много лет Лифарь и Долин написали мемуарные книги о её трагической судьбе. Там же она вышла замуж ещё раз — за русско-французского танцовщика и педагога Бориса Князева.
С 1932 года Спесивцева работает с труппой Фокина в Буэнос-Айресе, а в 1934 году, на положении звезды, она посещает Австралию в составе бывшей труппы Анны Павловой, которой в это время руководит Виктор Дандре. А в это время её мать в Париже, не дождавшись возвращения дочери из дальней гастрольной поездки, уезжает в Россию.
Напряжённая жизнь и неопределённость приводят балерину в отчаяние и подрывают её психическое здоровье. Она с Борисом Князевым открывает небольшую студию, пробует свои силы в педагогике, пытается поставить спектакль силами учеников. Однако балетной педагогикой занимается в первую очередь не она, а муж. Через некоторое время они расстаются.
Последнее её выступление в Париже состоялось в 1939 году и после этого она переезжает в США.
У неё уже давно стали проявляться симптомы психического заболевания. В 1943 году признаки болезни проявились особенно тяжело, она все более теряла память. Балерина вынуждена была прекратить балетную карьеру. 20 лет жизни (с 1943 до 1963) она провела в психиатрической лечебнице, память постепенно восстановилась, и выдающаяся балерина выздоровела[7]. Однако вернуться к сцене она уже не могла по возрасту.
Последние годы она жила в пансионе на ферме Толстовского фонда (Tolstoy Foundation, Inc.), созданного младшей дочерью писателя Льва Толстого Александрой Львовной Толстой, в маленьком провинциальном городе Вэлли-Коттедж[en] (англ. Valley Cottage) в штате Нью-Йорк графства Рочестер, вблизи города Нью-Йорка.
Марис Лиепа, посетивший Ольгу Спесивцеву в США, оставил воспоминание об этой встрече:
«Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все её убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной причёской женщина, с широко раскрытыми возбуждёнными глазами. Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что всё утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин… Она сказала, что неважно себя чувствует, потому что приближается Пасха, а великий пост чрезвычайно ослабил её, и, когда мы преподнесли ей розы, она растрогалась и расплакалась безутешно, и мы невольно почувствовали себя так, словно совершили бестактность… Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в своё время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от её пристанища и от всей её маленькой, сохранившей изящество фигурки».
Скончалась 16 сентября 1991 года[4]. Похоронена на русском кладбище в Ново-Дивееве.
Видео по теме
Избранный репертуар
- «Жизель» А. Адана — Жизель
- «Лебединое озеро» П. И. Чайковского — Одетта-Одиллия
- «Корсар» на музыку А. Адана, Л. Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни
- 1919 — «Баядерка» Л. Минкуса — Никия
- «Эсмеральда» на музыку Ц. Пуни, Р. Глиэра, С. Василенко — Эсмеральда
- «Щелкунчик» П. И. Чайковского
- «Шопениана» («Сильфиды») на музыку Ф. Шопена в хореографии М. М. Фокина — Солистка
- «Видение розы» («Призрак розы») — Девушка
- «Пахита» Л. Минкуса
- «Дочь фараона» Ц. Пуни — Аспиччия (Рамзея)
- 1919 — «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Аврора, Фея Бриллиантов, Принцесса Флорина
- «Евника» на музыку А. В. Щербачева в хореографии М. М. Фокина — Подруга Евники
- 1917 — «Эрос» на музыку Серенады для струнного оркестра до мажор П. И. Чайковского в хореографии М. М. Фокина — Девушка
- 1927 — «Жар-птица»
- «Конёк-Горбунок» Ц. Пуни — Царь-девица
- «Кошка» на музыку А. Соге, балетмейстер Дж. Баланчин
- «Трагедия Саломеи» Н. Гуэрра, балетмейстер Дж. Баланчин — Саломея
- «Праздничный вечер» Л. Стаатса
- «Творение Прометея»
- «Бахус и Ариадна», балетмейстер Серж Лифарь, в балетах Лифаря она особо проявила свою «бестелесную экзальтацию»[7].
- 1913 — концертный номер «Испанский танец»
- «Умирающий лебедь» К. Сен-Санса в хореографии М. М. Фокина
- «Свадьба Авроры»
- «Ромео и Джульетта»
- «Раймонда»
- «Дон Кихот»
- «Тщетная предосторожность»
- «Коппелия»
- «Шехеразада»
- «Петрушка»
- «Зефир и Флора»
- «Сильвия»
- «Талисман»
- «Ненюфар»
- «Египетские ночи»
- «Павильон Армиды»
- «Каприз бабочки»
- «Карнавал»
- «Арлекинада»
- «Арагонская хота»
- «Бабочка»
- «Блудный сын»
- «Вий»
- «Весенние мечты»
- «Менуэт Бетховена»
- «Вальс Штрауса»
- «Павана»
- «Птица-пророк»
- «Психея»
- «Трильби»
- «Фея кукол»
- «Фиаметта»
- «Тристан и Изольда»
- «Синяя птица»
- «Стальной шаг»
- «Рыцарь и фея», и др.
Интересные факты
- Дягилев любил повторять слова великого Энрико Чеккетти: «В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой». При этом он добавлял: «Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу»[6][9].
- «Когда я увидел Павлову, то подумал, что она — моя Тальони. Но Спесивцева была тоньше и чище Павловой», — вспоминал Дягилев. А Лифарь отмечал, что она всегда жила «между мечтой и действительностью».
- Ольга Спесивцева является героиней балета современного балетмейстера Б. Я. Эйфмана «Красная Жизель».
- В 1995 году кинорежиссёр Алексей Учитель снял фильм «Мания Жизели», посвящённый судьбе Ольги Спесивцевой. Её роль исполнила актриса Галина Тюнина.
- «Божественная Жизель» (1997), документальный фильм режиссёра Майи Меркель.
Избранная библиография
- Богданов-Березовский В. М. Спесивцева // Встречи. — М.: Искусство, 1967. — С. 237—277. — 280 с. — 25 000 экз.
- Волынский А. Л. Плачущий дух // Жизнь искусства. — 1923. — № 8.
- Слонимский Ю. И. Балерина Ольга Спесивцева // Театр : журнал. — 1923. — № 9.
- Томина-Петрова Е. Д. Жемчужина русского балета — Ольга Спесивцева. — СПб.: Logos, 2006. — 256 с. — 1000 экз. — ISBN 5-87288-341-2.
- Федосова Е. М., Лалетин С. В., Головицер В. Ольга Спесивцева. — Артдеко, 2009. — 212 с. — (Легенды русского балета). — 1000 экз. — ISBN 978-5-89576-024-6, 978-5-91461-009-5.
Примечания
Ссылки
Ольга Спесивцева — Театральный хронограф — ЖЖ
18 июля 1895 года родилась Ольга Спесивцева, русская прима-балерина, которой называли последней легендой балетного романтизма и «красной Жизелью».
Ольга Александровна Спесивцева появилась на свет 18 июля 1895 года в Ростове-на-Дону, в семье актера театра. После смерти отца, мать оставшись без средств к существованию, отдала детей в приют при доме ветеранов сцены. Ольга с раннего детства была одаренной и пластичной девочкой. Вскоре она была принята в Театральное училище в Санкт-Петербурге, где её первым педагогом была К.М. Куличевская.
Юная балерина дебютировала на сцене Мариинского театра в 1913 году в балете «Раймонда». Несмотря на то, что она исполняла одну из эпизодических ролей, её заметили. Выдающиеся способности и отличные внешние данные позволили Спесивцей войти в состав солистов императорской балетной труппы. В 1918 году она становится ведущей танцовщицей, а в 1920 году прима-балериной Мариинского театра. Критики считали Спесивцеву одной из лучших Жизелей 20 века.
В 1923 году, после смерти первого мужа, балерина уезжает сначала во Францию, а затем в США, где и остаётся на постоянное место жительство. В 1924-1932 годах Спесивцева была ведущей приглашенной балериной Парижской «Гранд-Опера». Талантливая балерина исполнила главные роли в «Лебедином озере», «Эсмеральде», «Жизель», «Баядерке», «Спящей красавице», «Дочери фараона» и других известных балетах.
Она вышла замуж во второй раз за русско-французского танцовщика и педагога Н.Князева. Будучи по образованию классической балериной, Спесивцева открылась с совсем с другой стороны, участвуя в авангардных постановках Сержа Лифаря – в «Творении Прометея», «Бахусе и Ариадне».
Последний раз она выступила в Париже в 1939 году. В 1943 году её психическое здоровье ухудшилось и последующие 20 лет Спесивцева провела в психиатрической лечебнице, из которой была выписана лишь в 1963 году.
Последние годы жизни великая балерина провела в Нью-Йорке в пансионате Фонда Льва Толстого.
Умерла Ольга Александровна Спесивцева 16 сентября 1991 года в Нью-Йорке (США).
«Я не должна танцевать Жизель». Слава и безумие в жизни Ольги Спесивцевой | Персона | КУЛЬТУРА
В архиве театра имени Кирова хранится письмо Зинаиды, сестры Ольги Спесивцевой. В нем она описывает триумф Ольги в марте 1919 года, когда та впервые вышла на сцену в роли, ставшей для нее коронной, – в роли Жизели.
«Финал первого акта она исполняла только в танце, без пантомимы. И в театре все плакали. После первого акта весь партер встал и ей устроили небывалую овацию. А на другое утро она пришла ко мне печально-убитая. Говорила, как будто про себя: «Я не должна танцевать Жизель, я слишком в нее вживаюсь»», — писала она.
Интересно, что этой партии могло бы и не быть. Ольгу всего лишь попросили заменить заболевшую приму, и она согласилась. Десятилетия спустя критики напишут, что образ романтичной девушки, потерявшей голову от несчастной любви, стал роковым для душевного здоровья балерины, а трагедии в ее жизни – это «проклятие Жизели».
Молодая дочь Терпсихоры
Детство Ольги прошло в приюте для сирот из актерских семей. Ее мать была вынуждена отдать туда сына Анатолия и двух дочерей, Зинаиду и Ольгу, после смерти мужа, провинциального актера. В семье, где было четверо детей, не хватало денег даже на еду. Позже все трое показали хорошие актерские задатки и были приняты в Санкт-Петербургское театральное училище. О таланте Ольги вскоре заговорили за пределами учебного заведения. Ее танец на экзаменационном спектакле в балете «Сказка Белой ночи» так выделялся на фоне остальных, что журналист «Петербургской газеты» сразу выделил ее, окрестив «наиболее способной из молодых дочерей Терпсихоры».
Хрупкая балерина с горящими глазами была принята на петербургскую сцену императорской балетной труппы. Фото: Public DomainСтановление ее карьеры совпало с переломом в жизни страны, которую сотрясали война и революция. Хрупкая балерина с горящими глазами была принята на петербургскую сцену императорской балетной труппы. Работу в тех условиях можно было назвать подвигом во имя искусства. Репетиции в Мариинском театре проходили в неотапливаемых помещениях, актрисы, ослабленные голодом, часто заболевали бронхитами. Чтобы хоть как-то поддержать здоровье своей талантливой ученицы, Агриппина Ваганова растирала Ольгу барсучьим жиром и заставляла пить горячее молоко.
И вот наступил момент долгожданного триумфа. 30 марта 1919 года Спесивцева вышла на сцену в роли Жизели, навсегда вписав свое имя в историю балета. После этой партии ей стали предлагать главные роли в постановках «Корсар», «Баядерка», «Эсмеральда».
Она стала музой для многих деятелей искусства. Толпы поклонников мечтали прикоснуться к этому «ангелу балета», который для них был соткан из света и музыки. Искусствовед Аким Волынский писал ей: «Вы гений, жрица искусства, вы не можете опуститься до прозы жизни, это удел быдла».
Литературный критик на какое-то время смог стать ее спутником жизни и ее наставником. По воспоминаниям современников, он был сторонником классического балета и всячески противился тому, чтобы Ольга сотрудничала с Михаилом Фокиным. Но это было неизбежно: через три года с начала балетной карьеры она приняла участие в гастролях «Русского балета Дягилева» за рубежом.
Лифарь и Спесивцева в балете «Кошка». Фото: Public Domain«Советская шпионка»
Постоянное чувство ревности, терзавшее Волынского, разъедало их отношения и они разошлись. В жизнь Ольги появился новый герой – Борис Каплун, работник Петросовета, который официально стал ее мужем.
Спесивцева под руководством Вагановой подготовила главные партии в балетах «Жизель» и «Лебединое озеро». Фото: Public DomainОн был сыном своего времени. Племянник Моисея Урицкого и друг Григория Зиновьева был молод, инициативен и слыл ценителем балета. Когда Спесивцева начинала блистать на сцене, он возглавлял комиссию по национализации городских кладбищ. Под его чутким контролем в Петрограде строился на Васильевском острове Первый государственный крематорий и морг. В декабре 1920 года он присутствовал на его открытии, когда было осуществлено первое опытное сожжение трупа одного красноармейца. По легенде, Каплун любил устраивать свидания в этом крематории и возил туда Спесивцеву, чтобы она могла увидеть «пляску смерти» у окна гудящей печи.
Стоит отметить, что вокруг Каплуна ходили сомнительные истории. Злые языки утверждали, что он имел некое отношение к смерти молодой балерины Лидии Ивановой.
Тем не менее, в 1923 году он помог Спесивцевой вместе с матерью эмигрировать во Францию, где она стала первой русской звездой во французской Гранд Опера. Спустя несколько лет, в начале тридцатых годов, Каплун появился в Париже, что не на шутку напугало Ольгу. Ходили слухи, что он намеревается убить ее. После этого, по воспоминаниям современников, балерину стали посещать приступы мании преследования.
В ноябре 1937 года Бориса не стало. Он был расстрелян на полигоне «Коммунарка» в Московской области по обвинению в участии в троцкистской террористической организации.
Стоит отметить, что этот брак сказался на репутации Спесивцевой за рубежом. За границей в ней видели «большевичку» и относились к ней с подозрением, считая советской шпионкой.
За границей в ней видели «большевичку» и относились к ней с подозрением. Фото: Public DomainГоды безумия
Хрупкое здоровье, большие физические и эмоциональные нагрузки сказались на психике балерины. В 1939 году в Париже состоялось ее последнее выступление, после которого она переехала в США.
Однако начать новую жизнь в новой стране у нее не получалось. Ее самочувствие ухудшалось с каждым днем. Балерина все чаще впадала в беспамятство. В 1943 году ее поместили в бесплатную психиатрическую клинику, в которой она провела более 20 лет.
Ольга Спесивцева провела более 20 лет в психиатрической клинике. Фото: Public DomainВ 1963 году почитатель ее творчества писатель Дейл Эдвард Ферн перевез ее из клиники в пансионат на ферме Толстовского фонда вблизи города Нью-Йорка, который в свое время создала младшая дочь писателя Льва Толстого.
«Дорогая Зинуша, вчера меня перевезли сюда из клиники. Ферма большая, выстроена на пожертвования. Тут есть очаровательная церковь, и я могу молиться и быть близкой Богу. Конечно, трудно возвращаться к жизни после двадцати лет пребывания в госпитале, прическа моя устарела, волосы побелели, забыла, как наводить красоту, румянец, пудриться. Ах, Зюка, старость не радость», — писала Ольга Спесивцева в Ленинград своей сестре Зинаиде.
Марис Лиепа, посетивший в США Спесивцеву, так описал встречу:
«Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все её убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной причёской женщина, с широко раскрытыми возбуждёнными глазами. Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что всё утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин…Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в своё время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от её пристанища и от всей её маленькой, сохранившей изящество фигурки».
Ольги Спесивцевой не стало 16 сентябре 1991 года. Ей было 96 лет.