Евфросиния Керсновская – биография, книги, отзывы, цитаты
Эту книгу я, кажется, еще в январе прочитала. Но все никак не могла написать о ней. Да и сейчас с трудом пишется. И не потому, что книга поразила меня какой-то особой жестокостью или, наоборот, пронзительностью. Нет, это далеко не первая моя прочитанная книга об ужасах 20 века… Но личность автора и ее судьба настолько впечатляют, что говорить что-то после нее, о ней, – очень трудно. Хочется уважительно помолчать…
Но потом я прочитала еще несколько книг. И казалось бы, они о другом. О Маше Рольникайте, еврейской девочке из Вильнюса, которая сначала попала в гетто, а потом в концлагерь, и выжила чудом. Об Элен Берр, француженке-еврейке, которая из своего прекрасного Парижа, от книг, музыки и любви, – тоже попала в концлагерь, где погибла всего за пять дней до освобождения…
Казалось бы, эти книги о другом. Об ужасах фашизма. О Холокосте. Обо всем том, от чего доблестная советская армия спасала и советских, и европейских граждан во время второй мировой войны…
Но когда я читала «Сколько стоит человек», воспоминания женщины, проведшей полжизни в советских лагерях, — я не раз ловила себя на мысли, что между лагерями фашистов и лагерями коммунистов, по сути, не было совершенно никакой разницы… И там, и там людей не считали людьми и обрекали на мучительную медленную смерть, превращали в ходячие трупы… В СССР был свой собственный, домашний фашизм, только вместо евреев уничтожали какие-то другие не симпатичные властям группы населения… И в газовых камерах их не убивали, предпочитая убивать голодом, холодом, изнурительным трудом и отсутствием медпомощи… Вот, я нашла одно отличие… Всего одно.
Евфросиния Керсновская жила в Бессарабии. Сейчас такой страны нет, только историческая область, память о стране. Бессарабия в 1940 году принадлежала Румынии, а потом пришли советские войска и «освободили» бессарабцев, превратив их страну в советскую республику Молдавию. И сразу же принялись «освобождать» угнетенных крестьян и арестовывать «угнетателей-помещиков». Помещиками они считали всех, у кого было более-менее крепкое хозяйство. Такой вот угнетательницей и «барыней» сочли и Керсновскую. Ей на тот момент было 33 года, она была дворянка с ветеринарным образованием, знала 9 языков, очень хорошо разбиралась в аграрном деле, много читала на эту тему, выращивала виноград и зерно, покупала семена лучших сортов, разводила племенной скот, с утра до ночи трудилась на своей земле, не боясь самой грязной и тяжелой мужской работы. А главное, учила этому других и всегда охотно делилась. У нее все удавалось, ее хозяйство процветало – не за счет труда наемных бедняков, а за счет ее личного ума и труда. Наверное, именно это ее потом и спасло в лагерях. Она всегда знала, что выживет и проживет своим трудом, без работы не останется.
Ну и вот, пришла советская власть выгнала «помещицу» Евфосинию и ее старушку-маму из их усадьбы, не позволив взять с собой вообще ничего. Вот в чем были, в том и пошли по миру. Маму Евфросиния отправила в Румынию к родственникам. А сама решила работать изо всех сил и становиться настоящим советским гражданином, доказывать советским властям, что она не враг, что она достойный член общества, и когда они это поймут, собиралась снова воссоединиться с мамой и жить, спокойно работать на благо страны. Она ведь никогда не жила при союзе, не понимала самой этой атмосферы, не понимала, что советским властям не нужны никакие доказательства… Сказано «враг» — значит, враг….
И не знала она, что расстается с мамой на долгих 20 лет….
Советская власть не дала Евфросинии ни малейшего шанса жить обычной жизнью. Ее лишили всех прав – и не давали даже самой тяжелой работы. Она ведь «помещица», с ней связываться опасно! Год она скиталась, ночевала под открытым небом, нанималась пилить дрова или ухаживать за виноградниками. А через год ее арестовали и вместе с большим количеством других бессарабцев вывезли в вагонах, как скот, — в Нарымский округ, в Сибирь, на лесоповал. Так начались ее круги ада, и через год она сбежала, — просто чтобы умереть на воле….
Она не чаяла выжить. Но видимо, как она сама говорит, мама молилась за нее каждый день, и ей снова повезло. Полгода она скиталась по Сибири. Потом ее снова арестовали. И начались скитания – из лагеря в лагерь, от одной работы к другой. Пригодились и ее умение рисовать, и привычка спать в холоде и обходиться скудной пищей, и умение делать хорошо любую работу. Она работала и на стройке, и на починке одежды, и на свиноферме, и в больнице медсестрой, и в морге – носила по два трупа за раз, под мышками, трупы-то были заключенные, истощенные, невесомые. А потом в 1947 попала в шахты – и осталась там даже после освобождения, чтобы заработать пенсию побольше и обеспечить себе старость. Этой тяжелой, грязной, подземной, изматывающей, совсем не женской работой Керсновская доказывала и себе, и окружающим, что она – достойный, серьезный работник. Людям, с которыми работала рядом, она это доказала, ее уважали. А начальство – гнуло свою линию… и всячески портило ей жизнь…
Что поражает при чтении, это кристальная честность и порядочность Керсновской, ее упрямое, по-детски упертое нежелание прогибаться и говорить не правду, а то, что хотят услышать ее мучители. И даже инстинкт самосохранения у нее замолкал. Самым сильным было желание не изменить самой себе. Не делать ничего недостойного. Трудом доказать, что она не та, кем ее называют. Это чувство собственного достоинства так вытравливали у людей в советские времена. А у нее оно осталось даже в лагерях, в самых страшных условиях. А она говорила: «Сколько стоит человек? Столько, сколько стоит его слово».
Удивительная она была. Чем-то похожая на мужчину. И внешностью, и силой воли, и физической силой, и логикой рассуждений. На протяжении всей книги я поражалась тому, как этой женщине удалось выжить и оставаться собой. Как ее не прибил никто и не угробил, а ведь в лагерях заключенные были совершенно бесправны. Ее много раз избивали, несколько раз она могла умереть от истощения, от болезней, травм, несчастных случаев в шахте.
Но она выжила. Заработала себе достойную пенсию. Выписала наконец к себе в СССР из Румынии маму. Ни семьи, ни детей у нее уже не могло случиться. Но хотя бы любимая мама снова была рядом. И – очередная насмешка судьбы — всего лишь четыре года они прожили вместе. Это были лучшие годы их жизни… Тихие, мирные, спокойные четыре года…. После чего Евфросиния осталась одна… и по маминому завету стала писать и рисовать – все, что пережила… Все то, что она никогда не рассказала бы маме, чтобы не огорчать ее…
Ее рисунки такие жуткие и правдоподобные, такие талантливые. Пробирают даже больше, чем тексты … У меня в книге только часть рисунков, в интернете можно найти больше… Вот тут можно прочитать рукопись с рисунками: http://www.gulag.su/copybook/index.php?eng=&page=0&list=1
Мне кажется, такие книги нужно вместо учебника по истории давать читать всем старшеклассникам и студентам. О репрессиях, о войне, о культе личности. О том, как мало стоила жизнь человека в 20 веке, да что там, во все времена она ничего не стоит, эта жизнь…
Из этой книги на примере судьбы одного человека (и тысяч его сокамерников, со-узников) можно увидеть отчетливо все то, чем был СССР и до войны, и во время, и после. Поражаюсь в который раз, сколько крови, смерти, жестокости, сколько бессмысленно загубленных жизней хранит история советского союза. Как и почему многие желают вернуть все это? Немыслимо.
И еще, поражает то, как всеохватно действовали, всюду дотягивались щупальца советские. И как бессмысленно, беспощадно уничтожали все на своем пути. Как страшны люди, дорвавшиеся до власти. Им ничего не жалко! И никого. И знаете, мне кажется, сейчас ровным счетом ничего и не изменилось….
Рекомендую читать ВСЕМ. Я буду перечитывать эту книгу не раз…
Побег Евфросиньи Керсновской — Истории — Агентство ТВ-2 — актуальные новости в Томске сегодня
Лариса Муравьева
16.10.2018
«Крысы… Это — просто «бич Божий»! Сколько раз я просыпалась под навалившейся на меня тяжестью…»
«Хуже уже быть не может!» — каждый раз верила Евфросинья Керсновская, когда на нее сваливалась очередная порция бед. Источником бед в её случае обычно была советская власть. В первый раз её семья бежала от Советов из Одессы в 1919-м. Поселились в родовом имении Керсновских — в Бессарабии. Завели большое хозяйство. После того как отца не стало — хозяйство это было на Ефросинье. Размеренная жизнь трудолюбивой бессарабской помещицы закончилась 28 июня 1940 года — когда СССР аннексировал Бессарабию.
«Слушать новости по радио не пришлось: «новости» явились сами… в виде советских самолетов…»
Вновь бежать от советской власти Евфросинья отказалась. И лишилась всего — дома (имущество Керсновских конфисковали), семьи (родственники уехали в Румынию), прав. Ее сослали в Сибирь. Девушка из интеллигентной семьи не могла терпеть несправедливость. И однажды решилась убить начальника леспромхоза Хохрина — за его жестокость и издевательства. Но не смогла.
«Я не видела его глаз… Я — не убийца: из-за спины нанести удар я не смогла…»
Устроила побег. Одна. В зиму. Без документов, еды и денег. Ведь «хуже уже быть не может».
О женщине, которая за шесть месяцев сумела пройти 1500 км по лесам и болотам Нарымского края, в Томске снимают кино.
Фото: Сергей Коновалов
Сколько стоит человек
В музее Следственная тюрьма НКВД многолюдно. Приехала большая делегация из Молдовы. Узнав, что в ней есть люди из города Сороки, директор музея Василий Ханевич спрашивает — известно ли им что-нибудь про Евфросинью Керсновскую. Отвечают, что нет.
Василий Ханевич достает с полки книги и предлагает людям полистать их. В толстенных изданиях — сотни рисунков. Они рассказывают про жизнь девушки Фроси — от безмятежного детства в Бессарабии до беспросветной ссылки в Сибири.
Из книги «Сколько стоит человек»: «Прибытие в исправительно-трудовой лагерь оказалось кульминацией издевательства. Прежде всего нас заставили раздеться догола и впихнули в какие-то дощатые кабины без крыши. Над головой сверкали звезды, под босыми ногами — замерзшие экскременты… Цель обыска заключалась в том, что лохмотья оставляли нам, а хорошие вещи — свитера, варежки, носки, шарфы, жилеты, хорошую обувь — забирали себе. Десять грабителей бесстыдно обворовывали обездоленных, чуть живых людей…»
12 тетрадей, 2200 рукописных страниц и около 700 рисунков, сделанных по памяти в 1940-60-х годах, сложились в книгу «Сколько стоит человек». Рукопись увидела свет в 1990 году — дневники Керсновской опубликовал журнал «Огонек». Публикация эта оказалась знаковой для директора мемориального музея Василия Ханевича.
«Когда я прочитал, что Евфросинья Керсновская хотела убить местного садиста Хохрина, я вспомнил, что уже встречал его фамилию, — рассказывает Василий Ханевич. — Когда-то мне писала женщина-полька из поселка Суйга Молчановского района о своем отце и об очень жестоком человеке по фамилии Хохрин. Тогда можно было делать запросы в КГБ, читать дела — мне удалось найти и изучить дело Евфросиньи Антоновны. И одна из первых выставок нашего музея была посвящена ей. То есть, наш музей начался с рисунков Евфросиньи Керсновской. Ну, а позже я познакомился с ее наследниками. Они сейчас снимают об этой женщине фильм — в Суйге, Нарыме, Колпашеве».
Чуть позже в музее появляются две дамы. С телогрейкой и сапогами в руках. Нехитрый реквизит, который режиссер Евгения Дюрич и продюсер Дарья Чапковская позаимствовали в музее для съемок документального фильма «Побег».
Женщина с феноменальной памятью
Дарья Чапковская
Даше Чапковской было 16, когда друзья попросили ее родителей помочь одной бабушке в Ессентуках. Так летом 1988 года семья Чапковских познакомилась с Евфросиньей Керсновской. Знакомство переросло в крепкую дружбу — очень скоро на вопросы о том, кем ей приходится Евфросинья Антоновна, Даша начала отвечать: «она — наша бабушка!». И первое, о чем попросила Евфросинья Керсновская Дашу — это почитать вслух ее рукопись.
«У нее ослабевало зрение, она не могла уже читать сама, — говорит Дарья Чапковская. — Иногда она говорила: «Дай лупу, я посмотрю». Посмотрит: «Да, черный бык справа, белый — слева». У нее была настолько потрясающая память на имена и пространства, которые ее окружают, что спустя 75 лет, продвигаясь кусочком ее пути, мы находили удивительные подтверждения ее точности. Ты попадаешь в Суйгу, и там можно фотографию суйгинской улицы и рисунок Евфросиньи Антоновны наложить друг на друга — они одинаковые. Или взять даты и имена — в ее книге присутствуют 2500 фамилий! Люди, с более-менее точно указанным возрастом. И это самое важное, что она сделала — сохранила память об этих людях. Потому что иначе бы они все ушли…»
«Не можешь? Так умри!»… И он пошел дальше…
Из книги «Сколько стоит человек»: «…О Вале Яременко, работавшей у нас сучкорубом, я уже упоминала. Это она потеряла родителей во время «исхода» с Кеть-Енисейского канала и прибилась к семье Яременко. За Яременко-сына она и вышла замуж. Мужа Хохрин отправил на другую точку, а Валя здесь работала, мыкая горе с двумя детьми и свекровью. Она работала толково, проворно, буквально из кожи вон лезла, чтобы перевыполнить норму и получить право на пирожок с брусникой. Пирожок она отдавала пятилетнему сыну Борьке, а пятимесячную дочь кормила грудью! Но когда работать стали на Ледиге, километрах в семи от Суйги, то пришлось так долго быть в отсутствии, что молоко перегорело, грудь воспалилась и образовалась грудница (мастит)… Она так просила Хохрина не посылать ее на Ледигу, в такую даль! Но разве можно было разжалобить такого садиста? Что ему страдания женщины! Что ему смерть ее ребенка?!»
По воспоминаниям Дарьи, Евфросинья Керсновская была человеком с очень живым взглядом на мир. Прочитав книгу или посмотрев фильм она имела обыкновение написать маленькое эссе, заключение — сделать вывод. Обожала физическую активность — сажала цветы на улицах Ессентуков, помогала соседям в Пятигорске обустраивать сад. Несмотря на физические немощи — после работы с отбойным молотком в Норильске у Евфросиньи Антоновны был разрушен тазобедренный сустав, и в последние годы своей жизни женщина передвигалась на костылях — она умудрялась ездить на велосипеде. И даже совершала велопрогулки от Ессентуков до Ленинграда.
Евфросинья Керсновская
А еще у Евфросиньи Керсновской было отличное чувство юмора («После прочтения вашей книги хочется жить! — Ну так живите!»), такое же, как у людей, которых автора фильма «Побег» встретили на нынешних просторах Нарымского края.
«Мы встречали людей, которым сейчас по 93-94 года, — говорит Дарья Чапковская. — Они попали детьми на спецпоселения вместе с родителями. И когда я их слушала, поняла, что у них более тяжелый, возможно, был путь, чем у взрослых спецпоселенцев. Потому что с самого маленького возраста они работали, недоедали. Одна бабушка рассказывает, что ей было четыре, а брату — год, и она его кормила, когда родители уходили на лесоповал. И после всего пережитого они шутят: «На память не жалуюсь, обедать хожу туда, куда ходила завтракать…» или «Красивыми не были, но молодыми были…» Вырастили, воспитали детей, до сих пор все поют — столько в них силы! Никакого уныния».
Нарым. Сентябрь 2018 г.
Фото: из архива Дарьи Чапковской
Дарья провела рядом с Евфросиньей Керсновской шесть лет. Тогда же решила для себя две вещи. Что назовет дочку Фросей и что когда-нибудь сделает о побеге Керсновской фильм.
Из книги «Сколько стоит человек»: «Голод, стужа, усталость… Нет! Это еще не все! Есть еще один бич всех бродяг и вообще бездомных — это вши! Они не дают возможности отдохнуть. Даже когда эта возможность бывает. И вот, когда солнце стало «заявлять свои права», и в полдень на солнышке начинало подтаивать, я провела решительную борьбу с этим «бичом»: я выбирала большой сугроб у подножья большой сосны, вытаптывала «нишу» и… раздевалась догола. И тут начинала «охоту». В первый день было… 312 жертв; во второй — 238; в третий — 112. С этого дня это стало правилом: когда погода это допускала, я эту «процедуру» не пропускала».
Фото: из архива Дарьи Чапковской
«Идея мне пришла году в 1989, — говорит Дарья Чапковская, — но это была не сформулированная идея снять фильм. Прочитав первый раз книгу Евфросиньи Антоновны, мне захотелось пройти отрезок ее пути. Потому что «Побег» — это единственная часть ее жизни, с которой ты можешь соприкоснуться лично. Ведь я не могу оказаться в камере или на лесоповале. Помру сразу же. А побег — это такой детективный экшн, который потрясающими описаниями заполнен. Ты читаешь книгу — и ты оказываешься там. Загорелась этой идеей, и через 29 лет она осуществилась».
В этом году все совпало. Финансовую поддержку в создании фильма оказал Музей истории ГУЛАГа в Москве. Руководить съемками согласилась режиссер-документалист Евгения Дюрич, которая когда-то работала в Томске. И в сентябре у Дарьи Чапковской появилась возможность пройти дорогой Евфросиньи Керсновской.
Из книги «Сколько стоит человек»: «Деревенька <Нарга, по-тунгусски это означает кладбище,> – восемь домов. В восемь ворот стучалась я, из-за восьми частоколов из толстых бревен слышалось: «Проваливай! А не то собак натравлю!» И злобный лай множества цепных псов… Обессилев, падаю на колоду у последних ворот… Погибнуть в тайге – это понятно. Но умереть на пороге дома, в котором живут люди? Но люди ли это?!»
Суйга. Сентябрь 2018 г.
Фото: из архива Дарьи Чапковской
«В разных направлениях шли съемки, — рассказывает Дарья Чапковская. — Естественно, мы двигались по местам побега Евфросиньи Антоновны. Общались с людьми, которых удалось найти. Посещали местные кладбища, где похоронены поселенцы латыши, поляки, литовцы. И это — до слез, до боли. Обычно центральная часть кладбища — самая старая. Там стоит крест или камень о погибших переселенцах. И в местах удаленных, вроде Суйги, куда не добрались родственники, там — уже почти ничего нет. Проваленные могилы, упавшие кресты истлевают, соединяются с землей. Память стирается. Очень трагично — люди были вырваны из своих родных мест, брошены куда-то, и даже памяти о них скоро не будет… Поэтому важно, что будет фильм — о людях, которые были сосланы насильно, и о Евфросинье Антоновне, которая всех этих людей сохранила в своей книге».
Нарым. Старая баржа. Сентябрь 2018 г.
Фото: из архива Дарьи Чапковской
Документальный фильм — это не реалити-шоу. В лесу или на болотах съемочная группа ночевать не оставалась. Но двигалась по ключевым точкам побега. Нашли улицу Кулацкую, которая сейчас стала Кооперативной. Отыскали место, по которому Евфросинья бежала с топором, чтобы зарубить Хохрина. И даже почти уверены, что нашли в Молчаново именно тот дом, где допрашивали пойманную после побега Керсновскую.
«Крепко о тебе кто-то молится, Фрося!»
Евгения Дюрич в музее Следственная тюрьма НКВД
Режиссер Евгения Дюрич заходит в камеру, садится на голые нары, поджимает ноги: «У Евфросиньи Антоновны есть рисунок, где она сидит в одиночной камере, вот в такой позе. И смотрит на дверь. Но здесь интересный план — обратная точка. Что она видит? Глазок, дверь — символ ее прорыва…»
«Я зажмурила глаза. Не видеть решетки. Не видеть параши»
С Дарьей Чапковской Евгения Дюрич знакома давно — с конца нулевых. С материалом о Евфросинье Керсновской — еще дольше. Он отлеживался, жил своей жизнью, зрел. Пока о Керсновской снимали кино другие люди.
«Личность она известная, и люди серьезные делали это кино, — говорит Евгения Дюрич. — Когда я стала анализировать, что же они делали, я поняла, что одни использовали Керсновскую для осуждения режима — она идет как иллюстративный ряд, а основа — это Сталин, ГУЛАГ, хроника и рисунки. Другие — прошли по касательной. Когда мы стали решать, как будем делать фильм — Даша попросила написать сценарий. Я ей ответила — что это нереально. Сценарий документального кино — это протокол о намерениях. Ты знаешь, что ты хочешь, а что получится — жизнь иногда преподносит такие сюрпризы. Просто мы для себя решили, что Керсновская будет не иллюстрацией, а стержнем. Но в ней было то, что было характерно и типично для многих людей. И многие прошли этот путь. Только кто-то нашел в себе силы выстоять и дойти до конца, а кто-то остановился, сказав — все, дальше не пойду».
Фото из архива Д.Чапковской
Суйга — Нарга — Парабель — Пудино — Кенга — Бакчар — Вороново. Маршрутом беглой ссыльной документалисты пройдут в два захода — осенью и зимой. С первых же дней съемок у Евгении Дюрич не выходила из головы фраза из книги «Крепко о тебе кто-то молится, Фрося!» — даже незнакомые люди загорались идеей фильма и помогали находить героев, свидетельства, локации. Сокрушались, что не начали снимать фильм хотя бы тремя годами раньше — тогда еще были живы люди, которых так точно описала Евфросинья Керсновская.
Евгения Дюрич
«Уникальность Евфросиньи Керсновской была в том, что она не была воспитана советской системой, — говорит Евгения Дюрич. — Для нее всегда существовало булгаковское убеждение — что осетрина должна быть первой свежести и никаких вариантов! И отсюда — если правда — то правда. Она шла по этому пути и себе не изменяла. Поэтому я сразу поняла, что буду снимать реальных людей. Тех, кто остался. Если хранят память о Керсновской — хорошо, удача. Хранят точки соприкосновения с ее героями — хорошо. Но если просто хранят память о том времени — замечательно. Потому что это то подтверждение правдивости, в котором я лично не сомневаюсь — ни в одном слове. Театр абсурда того времени — для многих кажется нереальным: «Ну, она привирает! Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда!» И когда тут появляются живые люди, которые или прошли через это, или сохранили память от родителей и говорят практически то же, что она — это потрясающе».
В фильме почти не будет хроники. Не будет классических сцен реконструкции. Авторы фильма позволили себе лишь один игровой ход, подсказанный самой жизнью.
Фото: из архива Дарьи Чапковской
«Если бы не было Даши, ее надо было придумать, — говорит Евгения Дюрич. — Даша — единственный человек, который был близок Евфросинье Антоновне в той степени, что ближе не было последние шесть лет. Евфросинья Керсновская на Дашу оказала большое влияние. Ее жизненная позиция, взгляды на мир, вопросы нравственности — Ефросинья была дашиным духовным наставником. И поэтому Даша — современная, но впитавшая историю — отличный вариант сквозного если не героя, то штриха, который бы собирал отдельные части фильма. Мы играли в открытую — я не люблю всего вот этого подставного, чем у нас грешат киношники. Даша сказала: «Я хочу пройти этот путь». А раз хочешь, то вот тебе ватник и сапоги. Пройди, как прошла Евфросинья Антоновна! Тяжело. Даша говорила: «Ну как она прошла? Как?!» И это нормальный вопрос».
Как сложится сценарий и как ляжет картинка, Евгения Дюрич пока не знает. Через несколько месяцев съемочная группа вернется в Томск и продолжит съемки. Возможно, по весне фильм «Побег» о Евфросинье Керсновской будет уже готов. Во всяком случае, документалисты уже получили приглашение от молдавской делегации, с которой пересеклись в музее Следственная тюрьма НКВД, на майский фестиваль документального кино в Молдове.
Мартиролог — Керсновская Ефросиния Антоновна
Родилась 25 декабря 1907 (6.01.1908 н.ст.) в Одессе в семье потомственного польского дворянина, католика, профессора-юриста Антона Керсновского и православной гречанки, преподавателя иностранных языков. Родители смогли дать К. и её старшему брату Антону хорошее образование. К., окончив гимназию, в совершенстве знала 8 языков, но отказалась продолжить дальше свое образование во Франции, решив остаться с родителями и заботиться о них в старости. В 1919 с приходом к власти большевиков её отцу чудом удалось избежать расстрела и семья Керсновских, спасаясь от преследования, тайно через море сбежала в Бессарабию, часть тогдашней Румынии, где у отца Ефросинии было небольшое родовое поместье.
К. своим трудом поднимала пришедшее в упадок хозяйство, стала фермером. Незадолго до ввода советских войск в Бессарабию в 1940 умер отец, и она осталась одна с матерью. Брат Антон жил во Франции, впоследствии принимал участие во французском сопротивлении и погиб в 1944. Со вступлением Красной Армии в Бессарабию в июне 1941 как «эксплуататорский элемент» была депортирована в Сибирь на лесоповал. Работала в пос. Суйга Молчановского района Нарымского края. В апреле 1942 совершила побег с места поселения, прошла по тайге в одиночку около 1,5 тыс. км. Летом 1942 была поймана на Алтае, возвращена в Томск и осуждена за побег с места поселения к 10 годам лагерей. Срок заключения начала отбывать в г. Новосибирске, где вновь была приговорена за ведение «антисоветской агитации среди осужденных» по статье 58-10 к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Последним местом заключения был Норильлаг, где Керсновская работала в шахте взрывником. После отбытия срока заключения осталась работать в Норильске до получения пенсии, затем жила в г. Ессентуках. В 1963-1964 написала рукопись своих воспоминаний о пережитом, сама проиллюстрировав её более чем 700 рисунками. В последующие годы, боясь изъятия рукописи и ареста КГБ, сделала несколько копий рукописи и прятала их разных местах. Впервые смогла обнародовать свои воспоминания и рисунки только в конце 1980-х гг. с началом перестройки и гласности в журнале «Огонек». В последующие годы книга мемуаров Е. Керсновской «Сколько стоит человек» и её рисунки многократно издавались на русском и других языках мира. Умерла 8 марта 1994 в г. Ессентуки.
Источ. и лит.:
«Е. Керсновская. Сколько стоит человек»: Единственный в своем роде проект, рассказывающий о Евфросинии Керсновской, которая прошла Гулаг, написала про это в своих воспоминаниях, созданных ею в трех вариантах с множеством уникальных рисунков
* Ефросинья Керсновская. Фильм В. Молчанова
* Ефросинья Керсновская. Житие. Производство студии «Арт Нуво».
* ВИДЕсюжет о Ефросинье Керсновской и ее книге «Сколько стоит человек» // Программа «Пятая стихия». ГТРК «Томск», 2004г.
* АУДИОвоспоминание Д.И. Чапковской // Томск, музей «Следственная тюрьма НКВД» , 2018 г.
Мемория. Евфросиния Керсновская, 26 декабря 2015 – аналитический портал ПОЛИТ.РУ
26 декабря 1908 года родилась Евфросиния Керсновская, заключенная ГУЛАГА, мемуарист.
Личное дело
Евфросиния Антоновна Керсновская (1908—1994) родилась в Одессе в интеллигентной семье. Отец — юрист-криминолог Антон Керсновский работал в Одесской судебной палате, мать — Александра Каравасили была преподавательницей иностранных языков. В 1919 году в период Гражданской войны, после того, как отца как бывшего царского юриста арестовала ЧК и только чудом не расстреляла, семья бежала в соседнюю Бессарабию (в то время часть Румынии). Там они поселилась в родовом имении Керсновских в деревне Цепилово, где жила их родня.
Фрося закончила гимназию, а после — ветеринарные курсы. Поскольку отец совсем не занимался хозяйством, 20-летней Евфросинии пришлось заниматься им самой. На их 40 гектарах она выращивала виноград и зерно. После смерти отца ей пришлось заняться выращиванием зерна высокой кондиции на экспорт, чтобы расплатиться за его кредиты. В свободное время девушка увлекалась конными и пешими путешествиями, любила ездить на велосипедах к Чёрному морю с двоюродными братьями и сестрами.
28 июня 1940 года СССР аннексировал Бессарабию, которая была преобразована в Молдавскую ССР). Там сразу начались массовые репрессии. Уже в июле Евфросинию с матерью выселили из их дома с полной конфискацией имущества. Дядя Евфросинии по отцу Борис Керсновский, тоже лишённый имущества, вместе с многодетной семьей уехал в Королевство Румыния. В августе Евфросиния, желая уберечь мать от лишений, отправила её вслед за ним в Бухарест. Сама же уехать отказалась, поскольку отрицательно относилась к румынской оккупации.
Евфросиния начала искать работу, но, как «бывшая помещица», она была ущемлена во всех правах и только в качестве сезонной работницы смогла устроиться на ферму Сорокского технико-агрономического училища. Далее работала по частному найму: на выкорчевке деревьев, заготовке дров в лесу и распилке дров. Работала одна, так как НКВД запретил людям с ней работать, угрожая им исключением из профсоюза.
С сентября 1940 года Евфросиния ночевала на улице, не имея ни жилья, ни даже советского гражданства. На зиму её приютила знакомая её матери. Накануне выборов 1 января 1941 года ей выдали советский паспорт, но с параграфом № 39. На выборах Евфросиния стала единственной, кто поставил на бюллетене один сплошной крест, так как среди кандидатов она увидела имя женщины, которая до установления советской власти была проституткой.
В ночь на 13 июня 1941 года сотрудники НКВД пришли за Евфросинией в её отсутствие. Она, узнав об этом, отказалась скрываться и 14 июня добровольно последовала в ссылку вместе с другими бессарабцами.
14 июня Евфросиния и другие бессарабцы были помещены в товарные вагоны состава, который отправился в Сибирь. В своих мемуарах она пишет, что была единственной дворянкой в вагоне, остальными были в основном крестьяне. Когда поезд проезжал Омск, Евфросиния, несмотря на запреты конвоиров, сумела выбраться из вагона и набрать ведро воды для одной женщины (у которой в поезде произошли роды и нужно было обмыть ребёнка), за что её посадили в карцер — железный шкаф с коленчатой вентиляционной трубой, находящийся в последнем в составе служебном вагоне, но вскоре выпустили (однако, в её личном деле из-за этого инцидента стояла соответствующая пометка, из-за чего за Евфросинией следили гораздо тщательней, чем за другими).
Только через месяц состав прибыл в Нарымский округ (сегодня Томская область).
Евфросиния попала в самый отдаленный посёлок на реке Анга, где валила лес для прокладки узкоколейки и зимней дороги. Несмотря на тяжёлые, как и в других лагерях ГУЛАГа, условия труда и климата, она всё же легче переносила их, чем другие ссыльные, потому что вместе с двоюродной сестрой Ирой заранее готовила себя к тяжёлой жизни. С наступлением зимы Евфросинию и других ссыльных переселили в Усть-Тьярм.
Нормы выработки (в кубометрах леса) были завышены, а учитывали к оплате только качественный лес. Однако,а лес в болотистой тайге был плохого качества, что не всегда позволяло выполнять норму. В начале декабря начальник суйгинского леспромхоза Дмитрий Хохрин перевёл Евфросинию работать в Суйгу на самый трудный участок — Евфросиния была единственной из ссыльных, кто на собраниях лесорубов в местном клубе осмеливался критиковать Хохрина за завышенные нормы выработки, за запрет членам бригады помогать друг другу и за то, что на его совести лежит голодание детей ссыльных и прочих иждивенцев (в Суйге тогда иждивенцы получали лишь 150 граммов хлеба в день). Хохрин, в свою очередь, писал на неё доносы в НКВД. Всего, как позже выяснилось, он их на неё написал 111 штук
В феврале 1942 года Евфросиния заболела и не смогла выходить на работу. Хохрин велел назначенной им фельдшерице не выписывать ей освобождение от работы и лишил ее пайка. Это стало последней каплей и 26 февраля 1942 года она сбежала из села, благо оно совсем не охранялось.
Путь побега пролегал через всю Западную Сибирь. Евфросиния несколько дней шла по руслам рек на запад и перешла с правого берега Оби на левый. В первой же встреченной ею деревне она узнала, что НКВД велел коренным жителям Сибири сдавать беглых ссыльных. Не имея первое время чёткой цели, она чаще всего ночевала в лесу и реже — в помещениях. На пропитание зарабатывала заготовкой дров для местных жителей.
По пути в одном из лесных посёлков она застала ссыльных поляков, чьи условия содержания были лучше, так как их содержание оплачивали Англия и США. От них она узнала, что в Томске формируется польская армия, которая будет воевать с фашистами. Евфросиния решила пойти туда к польскому консулу и, сославшись на своё происхождение по линии отца, записаться в польскую армию в качестве медсестры. Но этот план не удался, потому что Томск находился на правом берегу Оби, а Евфросиния — на левом. Перебраться через реку до ледохода она не успела, а для переправы на пароме требовалось показать документы, которых у Евфросинии не было. Тогда она решила идти дальше на юг.
Всего Евфросиния находилась в бегах 6 месяцев, и за это время прошла 1500 километров. Её трижды задерживали из-за отсутствия документов и подозрений в шпионаже, но по счастливой случайности потом отпускали. 24 августа 1942 года её окончательно задержали, опять же из-за отсутствия документов, и доставили в КПЗ районного центра Краснозерское Новосибирской области.
На допросах незаурядность и знания иностранных языков навели районного следователя на мысль отличиться по службе и он обвинил Евфросинию в шпионаже, ссылаясь на якобы найденный недалеко в степи парашют, на котором ее сбросили, после чего Евфросинию на поезде отправили в Тюрьму №1 в Барнауле.
Там её неделю продержали в одиночной камере. В своих мемуарах Евфросиния вспоминала, что эта неделя «оказалась самым светлым периодом на протяжении [её] ближайших лет», хотя в камере почти никогда не горел свет (в те редкие минуты, когда его зажигали, она видела, что все стены исцарапаны надписями «Я не виновен!», повторяющимися множество раз). Затем её перевели в общую камеру Внутренней тюрьмы НКВД и начались ночные допросы, при этом днём ей спать не давали. Дело вели три следователя, которые применяли разную тактику допросов и психологической обработки. Когда Евфросиния отказалась в очередной раз признавать свою «вину», версия о шпионаже развалилась и ее отправили обратно в ссылку, откуда она бежала.
Осенью 1942 года её доставили под конвоем обратно в Нарымский округ. Всю зиму 1942 года Евфросиния провела в неотапливаемой камере предварительного заключения в селе Молчаново. На допросах ее обвиняли в «антисоветской пропаганде» и в «критике распоряжений начальства». У прокурора она ознакомилась с материалом следствия, построенном на доносах Хохрина, и отказалась подписаться под измышлениями следователей. Евфросинии были предъявлены обвинения по статье 58-10, части 2-й («клеветала на жизнь трудящихся в СССР») и по статье 82, части 2 («совершила побег из места обязательного поселения»). Выездная сессия судебной коллегии Нарымского окружного суда Новосибирской области вынесла ей приговор — расстрел. Ей было предложено написать прошение о помиловании — это было средством выбить у нее признание своей «вины», — но она отказалась просить помилования, а на листке бумаги, который ей выдали для прошения, написала: «Требовать справедливости — не могу, просить милости — не хочу. Дон-Кихот».
24 февраля 1943 года расстрельный приговор заменили 10 годами исправительно-трудовых лагерей и поражением в гражданских правах на 5 лет, после чего пешим этапом Евфросинию вместе с другими заключёнными отправили в Томск.
В Томской области, Евфросиния попала в лагпункт № 3 Межаниновка, где какое-то время работала бондарем, затем занималась выжиганием в местной художественной мастерской. Только благодаря своему бригадиру ей удавалось уложиться в норму. В этот период в исправительных лагерях была массовая гибель людей от голода и пеллагры и лишь благодаря помощи лагерного врача Сарры Гордон Евфросиния попала в лагерный стационар, где сумела не заболеть. Затем в июне 1943 года Евфросинию переправили в лаготделение № 4 на станции Ельцовка под Новосибирском, где она ночью работала в шапочной мастерской в бригаде по починке шапок, привезенных с фронта, а днём — в подсобном хозяйстве, где могла время от времени есть сырые овощи.
Но в сентябре Евфросиния лишилась этой работы, потому что половину своего пайка и те овощи, которые могла тайком принести с поля, она отдавала беременной солагернице, а не своему бригадиру, как того требовал негласный свод правил среди заключённых. Её перевели в лагерь на строительство военного завода под Новосибирском.
Однажды Евфросинию как ветеринара вызвали на лагерную свиноферму, в которой разразилась эпидемия неизвестной болезни. Она вызвалась спасти умирающих свиней, определив с помощью анализов, как их лечить, и сделав им необходимые прививки. Евфросиния очень рисковала, ведь если бы прививки не помогли, то ее могли обвинить во вредительстве и расстрелять. Но свиней удалось спасти и Евфросиния принялась налаживать работу свинофермы.
Однако в качестве ветеринара Евфросиния не устраивала лагерное начальство, потому что отказывалась подписывать фиктивные акты о гибели свиней, по которым охранники могли получать парное мясо сверх положенного. Результатом стали новые доносы на неё. 18 апреля 1944 года Евфросиния была вновь арестована. Ее приговорили за «контрреволюционную агитацию». Евфросинию к ещё 10 годам лишения свободы и 5 годам поражения в гражданских правах Этот срок она отбывала в Норильлаге.
После освобождения в 1952 году жила сначала в Норильске, а после выхода на пенсию купила ветхий домик с садом в Ессентуках и после 20 лет разлуки привезла туда маму из Румынии.
Только после смерти матери Керсновская начала записывать свои воспоминания о лагерях, но в необычной форме – подписей к собственным рисункам, которых в итоге набралось более 700 штук.
В 1982 году ее мемуары начали распространяться в самиздате, a в 1990 году — были опубликованы в журналах «Огонёк», «Знамя» и британском The Observer.
Евфросиния Керсновская дожила до глубокой старости и дождалась не только издания своих книг, но и полной реабилитации.
Она скончалась 8 марта 1994 года в городе Ессентуки в возрасте 86 лет.
Евфросиния Керсновская
Чем знаменита
Бессарабская помещица, русская писательница-мемуаристка и художница, Евфросиния Керсновская провела много лет в ГУЛАГе. После освобождения она написала воспоминания и создала сотни рисунков, которые воссоздают быт и малоизвестные стороны советского «зазеркалья» — своеобразный «Архипелаг ГУЛАГ» в картинках.
Полный текст мемуаров Евфросинии Керсновской — 12 тетрадей, содержащих 2039 рукописных страниц, сопровождённых 703 рисунками, о детских годах в Одессе и Бессарабии, высылке и пребывании в ГУЛАГе был опубликован в 6 томах только в 2001—2002 годах.
О чем надо знать
Евфросиния Керсновская стала первой женщиной — шахтером в Норильске. В Норильлаге она сперва два года проработала санитаркой в больнице, год — в морге. А после этого потребовала перевести ее на работы в шахту. Там она чувствовала себя внутренне свободнее — «подлецы под землю не спускаются».
Даже после окончательного освобождения в 1957 году Евфросиния осталась там работать.
Прямая речь:
О людях: «Человек стоит столько, сколько стоит его слово».
О патриотизме: «У меня были все возможности в первые месяцы оккупации уехать. Но я русская, хотя во мне течет польская от отца и греческая от матери кровь. И я должна была разделить со своим народом его участь…».
Об аресте: «Как далека я была от того, что существует статья 58-10; что не только нельзя говорить, что думаешь, но нельзя слушать то, что говорят, и даже дышать одним воздухом с говорящим!».
О лагерной жизни: «Чтобы получить 400 граммов хлеба, надо было в день выстирать 300 пар кровавого, ссохшегося в комок до твердости железа белья, или две тысячи — да, две тысячи! —пилоток, или сто маскировочных халатов. На все это выдавали пилотку жидкого мыла. Особенно кошмарны были эти халаты. Намоченные, они становились твердыми, как листовое железо, а засохшую кровь хоть топором вырубай (…) Приходилось весь день стоять в воде на каменном полу босиком, почти голышом, в одних трусах, ведь сушить одежду негде, да и скинуть ее, чтобы подсушить, невозможно: в бараке такой шалман, что последнюю портянку способны украсть».
О мемуарах: «И еще об одном ты меня просила: записать, хотя бы в общих чертах, историю тех лет — ужасных, грустных лет моих «университетов»… Хотя кое в чем Данте меня опередил, описывая девять кругов ада».
5 фактов об Евфросинии Керсновской
- Евфросиния в совершенстве владела французским языком, хорошо — румынский и немецкий, неплохо говорила на английском, испанском и итальянском языках.
- У Евфросинии был старший брат Антон. В середине 1920-х он уехал в Европу получать образование, в конце концов поселился в Париже и стал военным историком. Когда началась Вторая мировая война его в 1940 призвали в ряды французской армии. В мае того же года Евфросиния с Александрой получили извещение о его смерти, хотя на самом деле Антон Керсновский был лишь тяжело ранен. Умер только в 1944 году от туберкулеза. Его статьи и труды об истории русской армии получили мировое признание, но в России были опубликованы только после распада СССР.
- Отправляясь в ссылку, Евфросиния не взяла с собой зимнюю одежду, так как думала, что сможет купить все необходимое на месте, но в этих районах в магазинах почти ничего не продавалось, а ссыльные могли купить товары только по особому разрешению начальства. Лишь с наступлением 40-градусных морозов Евфросинии дали разрешение на покупку валенок и телогрейки.
- 3 декабря 1941 года Евфросиния, уже будучи в ссылке, присутствовала на собрании в клубе, где лектор рассказывал о поддержке США Советскому Союзу. Евфросиния имела неосторожность поинтересоваться, не означает ли это, что США за помощь СССР могут нарваться на войну с Японской империей, имея ввиду Антикоминтерновский пакт? Спустя много времени она узнала, что Хохрин после этого написал на неё донос, в котором её вопрос охарактеризовал, как «гнусную клевету на миролюбивую Японию». Спустя 5 дней после этого случая произошло нападение на Пёрл-Харбор.
- По дневникам Керсновской снято два полнометражных документальных фильма: «Альбом Евфросинии» (режиссер Григорий Илугдин) и «Евфросиния Керсновская. Житие» (режиссер Владимир Мелетин).
Материалы об Евфросинии Керсновской
Сайт, посвященный Евфросинии Керсновской. На сайте представлена наиболее полная версия ее произведения.
Керсновская победила Сталина. Статья Игоря Чапковского. Новая газета, 13.03.2009.
Житие Евфросинии.
Статья об Евфросинии Керсновской в Википедии
Керсновская Евфросиния Антоновна Википедия
| Евфросиния Антоновна Керсновская | |
|---|---|
| Дата рождения | 6 января 1908(1908-01-06) |
| Место рождения | Одесса, Херсонская губерния, Российская империя |
| Дата смерти | 8 марта 1994(1994-03-08) (86 лет) |
| Место смерти | Ессентуки, Ставропольский край, Российская Федерация |
| Гражданство |  СССР Россия |
| Подданство | Российская империя Румыния |
| Род деятельности | прозаик, художник, мемуарист |
| Отец | Антон Антонович Керсновский |
| Мать | Александра Алексеевна Керсновская (Каравасили) |
| Сайт | gulag.su |
 Медиафайлы на Викискладе | |
Евфроси́ния Анто́новна Керсно́вская (6 января 1908[1] — 8 марта 1994) — бессарабская помещица, русская писательница (мемуаристка) и художница, заключённая ГУЛАГа, высланная из Бессарабии на поселение и принудительные работы в Сибирь в 1941 году, а затем осуждённая на длительный срок исправительно-трудовых лагерей[2].
Автор мемуаров (2200 рукописных страниц), сопровождённых 700 рисунками, о своих детских годах в Одессе и Бессарабии, высылке и пребывании в ГУЛАГе. Полный текст мемуаров Евфросинии Керсновской в шести томах был опубликован только в 2001—2002 годах.[3]
Содержание
- 1 Биография
- 1.1 Ранняя жизнь
- 1.2 Ссылка
- 1.2.1 В Нарымских болотах
- 1.2.2 Побег
Евфросиния Керсновская Википедия
| Евфросиния Антоновна Керсновская | |
|---|---|
| Дата рождения | 6 января 1908(1908-01-06) |
| Место рождения | Одесса, Херсонская губерния, Российская империя |
| Дата смерти | 8 марта 1994(1994-03-08) (86 лет) |
| Место смерти | Ессентуки, Ставропольский край, Российская Федерация |
| Гражданство | СССР Россия |
| Подданство | Российская империя Румыния |
| Род деятельности | прозаик, художник, мемуарист |
| Отец | Антон Антонович Керсновский |
| Мать | Александра Алексеевна Керсновская (Каравасили) |
| Сайт | gulag.su |
| Медиафайлы на Викискладе | |
Евфроси́ния Анто́новна Керсно́вская (6 января 1908[1] — 8 марта 1994) — бессарабская помещица, русская писательница (мемуаристка) и художница, заключённая ГУЛАГа, высланная из Бессарабии на поселение и принудительные работы в Сибирь в 1941 году, а затем осуждённая на длительный срок исправительно-трудовых лагерей[2].
Автор мемуаров (2200 рукописных страниц), сопровождённых 700 рисунками, о своих детских годах в Одессе и Бессарабии, высылке и пребывании в ГУЛАГе. Полный текст мемуаров Евфросинии Керсновской в шести томах был опубликован только в 2001—2002 годах.[3]
Содержание
- 1 Биография
- 1.1 Ранняя жизнь
- 1.2 Ссылка
- 1.2.1 В Нарымских болотах
- 1.2.2 Побег
Рецензии на книги Евфросинии Керсновской
Эту книгу я, кажется, еще в январе прочитала. Но все никак не могла написать о ней. Да и сейчас с трудом пишется. И не потому, что книга поразила меня какой-то особой жестокостью или, наоборот, пронзительностью. Нет, это далеко не первая моя прочитанная книга об ужасах 20 века… Но личность автора и ее судьба настолько впечатляют, что говорить что-то после нее, о ней, – очень трудно. Хочется уважительно помолчать…
Но потом я прочитала еще несколько книг. И казалось бы, они о другом. О Маше Рольникайте, еврейской девочке из Вильнюса, которая сначала попала в гетто, а потом в концлагерь, и выжила чудом. Об Элен Берр, француженке-еврейке, которая из своего прекрасного Парижа, от книг, музыки и любви, – тоже попала в концлагерь, где погибла всего за пять дней до освобождения…
Казалось бы, эти книги о другом. Об ужасах фашизма. О Холокосте. Обо всем том, от чего доблестная советская армия спасала и советских, и европейских граждан во время второй мировой войны…
Но когда я читала «Сколько стоит человек», воспоминания женщины, проведшей полжизни в советских лагерях, — я не раз ловила себя на мысли, что между лагерями фашистов и лагерями коммунистов, по сути, не было совершенно никакой разницы… И там, и там людей не считали людьми и обрекали на мучительную медленную смерть, превращали в ходячие трупы… В СССР был свой собственный, домашний фашизм, только вместо евреев уничтожали какие-то другие не симпатичные властям группы населения… И в газовых камерах их не убивали, предпочитая убивать голодом, холодом, изнурительным трудом и отсутствием медпомощи… Вот, я нашла одно отличие… Всего одно.
Евфросиния Керсновская жила в Бессарабии. Сейчас такой страны нет, только историческая область, память о стране. Бессарабия в 1940 году принадлежала Румынии, а потом пришли советские войска и «освободили» бессарабцев, превратив их страну в советскую республику Молдавию. И сразу же принялись «освобождать» угнетенных крестьян и арестовывать «угнетателей-помещиков». Помещиками они считали всех, у кого было более-менее крепкое хозяйство. Такой вот угнетательницей и «барыней» сочли и Керсновскую. Ей на тот момент было 33 года, она была дворянка с ветеринарным образованием, знала 9 языков, очень хорошо разбиралась в аграрном деле, много читала на эту тему, выращивала виноград и зерно, покупала семена лучших сортов, разводила племенной скот, с утра до ночи трудилась на своей земле, не боясь самой грязной и тяжелой мужской работы. А главное, учила этому других и всегда охотно делилась. У нее все удавалось, ее хозяйство процветало – не за счет труда наемных бедняков, а за счет ее личного ума и труда. Наверное, именно это ее потом и спасло в лагерях. Она всегда знала, что выживет и проживет своим трудом, без работы не останется.
Ну и вот, пришла советская власть выгнала «помещицу» Евфосинию и ее старушку-маму из их усадьбы, не позволив взять с собой вообще ничего. Вот в чем были, в том и пошли по миру. Маму Евфросиния отправила в Румынию к родственникам. А сама решила работать изо всех сил и становиться настоящим советским гражданином, доказывать советским властям, что она не враг, что она достойный член общества, и когда они это поймут, собиралась снова воссоединиться с мамой и жить, спокойно работать на благо страны. Она ведь никогда не жила при союзе, не понимала самой этой атмосферы, не понимала, что советским властям не нужны никакие доказательства… Сказано «враг» — значит, враг….
И не знала она, что расстается с мамой на долгих 20 лет….
Советская власть не дала Евфросинии ни малейшего шанса жить обычной жизнью. Ее лишили всех прав – и не давали даже самой тяжелой работы. Она ведь «помещица», с ней связываться опасно! Год она скиталась, ночевала под открытым небом, нанималась пилить дрова или ухаживать за виноградниками. А через год ее арестовали и вместе с большим количеством других бессарабцев вывезли в вагонах, как скот, — в Нарымский округ, в Сибирь, на лесоповал. Так начались ее круги ада, и через год она сбежала, — просто чтобы умереть на воле….
Она не чаяла выжить. Но видимо, как она сама говорит, мама молилась за нее каждый день, и ей снова повезло. Полгода она скиталась по Сибири. Потом ее снова арестовали. И начались скитания – из лагеря в лагерь, от одной работы к другой. Пригодились и ее умение рисовать, и привычка спать в холоде и обходиться скудной пищей, и умение делать хорошо любую работу. Она работала и на стройке, и на починке одежды, и на свиноферме, и в больнице медсестрой, и в морге – носила по два трупа за раз, под мышками, трупы-то были заключенные, истощенные, невесомые. А потом в 1947 попала в шахты – и осталась там даже после освобождения, чтобы заработать пенсию побольше и обеспечить себе старость. Этой тяжелой, грязной, подземной, изматывающей, совсем не женской работой Керсновская доказывала и себе, и окружающим, что она – достойный, серьезный работник. Людям, с которыми работала рядом, она это доказала, ее уважали. А начальство – гнуло свою линию… и всячески портило ей жизнь…
Что поражает при чтении, это кристальная честность и порядочность Керсновской, ее упрямое, по-детски упертое нежелание прогибаться и говорить не правду, а то, что хотят услышать ее мучители. И даже инстинкт самосохранения у нее замолкал. Самым сильным было желание не изменить самой себе. Не делать ничего недостойного. Трудом доказать, что она не та, кем ее называют. Это чувство собственного достоинства так вытравливали у людей в советские времена. А у нее оно осталось даже в лагерях, в самых страшных условиях. А она говорила: «Сколько стоит человек? Столько, сколько стоит его слово».
Удивительная она была. Чем-то похожая на мужчину. И внешностью, и силой воли, и физической силой, и логикой рассуждений. На протяжении всей книги я поражалась тому, как этой женщине удалось выжить и оставаться собой. Как ее не прибил никто и не угробил, а ведь в лагерях заключенные были совершенно бесправны. Ее много раз избивали, несколько раз она могла умереть от истощения, от болезней, травм, несчастных случаев в шахте.
Но она выжила. Заработала себе достойную пенсию. Выписала наконец к себе в СССР из Румынии маму. Ни семьи, ни детей у нее уже не могло случиться. Но хотя бы любимая мама снова была рядом. И – очередная насмешка судьбы — всего лишь четыре года они прожили вместе. Это были лучшие годы их жизни… Тихие, мирные, спокойные четыре года…. После чего Евфросиния осталась одна… и по маминому завету стала писать и рисовать – все, что пережила… Все то, что она никогда не рассказала бы маме, чтобы не огорчать ее…
Ее рисунки такие жуткие и правдоподобные, такие талантливые. Пробирают даже больше, чем тексты … У меня в книге только часть рисунков, в интернете можно найти больше… Вот тут можно прочитать рукопись с рисунками: http://www.gulag.su/copybook/index.php?eng=&page=0&list=1
Мне кажется, такие книги нужно вместо учебника по истории давать читать всем старшеклассникам и студентам. О репрессиях, о войне, о культе личности. О том, как мало стоила жизнь человека в 20 веке, да что там, во все времена она ничего не стоит, эта жизнь…
Из этой книги на примере судьбы одного человека (и тысяч его сокамерников, со-узников) можно увидеть отчетливо все то, чем был СССР и до войны, и во время, и после. Поражаюсь в который раз, сколько крови, смерти, жестокости, сколько бессмысленно загубленных жизней хранит история советского союза. Как и почему многие желают вернуть все это? Немыслимо.
И еще, поражает то, как всеохватно действовали, всюду дотягивались щупальца советские. И как бессмысленно, беспощадно уничтожали все на своем пути. Как страшны люди, дорвавшиеся до власти. Им ничего не жалко! И никого. И знаете, мне кажется, сейчас ровным счетом ничего и не изменилось….
Рекомендую читать ВСЕМ. Я буду перечитывать эту книгу не раз…
