Некто 1917: Судьбы русских художников до и после революции. Информация к выставке «Некто 1917» – Чем встретит Третьяковка столетие Октября — Российская газета — Отдел социального служения и благотворительности при Астраханско-Камызякской епархии

Содержание

Чем встретит Третьяковка столетие Октября — Российская газета

Выставки, «обреченные на успех», Зельфире Трегуловой удаются. Серов, Айвазовский, «Оттепель»… Сразу после заседания фонда «История Отечества» директор Третьяковки рассказала «РГ» о выставке, посвященной событиям столетней давности, что откроется в сентябре. Название уже подобрано — «Некто 1917».

Кто он и откуда, этот «Некто»?

Зельфира Трегулова: Если говорить о революции в искусстве, она без всяких потрясений произошла за два года до 1917-го. Потому и будущую выставку мы назвали словами Велимира Хлебникова — «Некто 1917». Хотим показать, как происходившее тогда отражалось в произведениях разных художников — Малевича, Родченко, Поповой, Розановой… Почему многие представители авангарда были готовы работать на власть? Революция казалась им возможностью реализовать свои творческие прорывы.

Но были и другие художники…

Зельфира Трегулова: Да, проводившие линию особенности русского пути, богоизбранности русского народа. Были художники, которые просто не хотели видеть происходящего. Об этом, кстати, писал Набоков: он задавался вопросом, почему с 1914 по 1917 годы люди так много фотографировали — близких, родовые гнезда, приходившие в упадок усадьбы. Будто ощущая, что все скоро закончится. А были и те, кто понимал: произошла национальная трагедия — и предвосхищали в произведениях катастрофу.

Например?

Зельфира Трегулова: Художник Константин Юон. Его картину «Новая планета» в советские годы рассматривали «со знаком плюс». Но если всмотреться, полотно напоминает ни больше, ни меньше «Меланхолию» Ларса фон Триера. А «Большевик» Бориса Кустодиева восходит к его знаменитой работе для журнала «Жупел» 1905 года, где он изображает смерть с косой.

На выставке, посвященной 1917 году, хотим показать невероятное многоголосие этого времени. И при этом не пытаться подгонять высказывания художников под какую-то концепцию или схему. Пусть время само говорит о себе. А мы будем его слушать и пытаться понять.

На выставке, посвященной 1917 году, хотим показать невероятное многоголосие этого времени

Как вы оцените вал информации о революции, который обрушился на читателей, зрителей?

Зельфира Трегулова: Мне кажется, надо стараться быть внепартийным. Не поддаваться эмоциям и приходящим в голову озарениям, которые на поверку оказываются ошибочными. Я бы призывала всех, кто делает проекты, связанные с этим временем, действительно показывать реальные произведения, документы и слышать реальные голоса.

Революция отразилась на судьбе вашей семьи?

Зельфира Трегулова: Да, конечно. Мой дед отсидел 21 год в лагере. И лишь письмо Сталину, которое бабушка написала, потеряв трех сыновей на фронте, вернуло его за полгода до смерти домой. А прадед моих дочерей с другой стороны был расстрелян на Лубянке как немецкий шпион.

Сначала не все понимали последствия сдвигов, произошедших в 1917-м. Но, мне кажется, сейчас самое главное — еще и не искать виноватых.

Почему?

Зельфира Трегулова: Очень не хотелось бы, чтобы анализ и интерпретация событий 1917 года опять привели к обвинениям — людей, стоявших тогда у власти. Мне не кажется, что эти события были неизбежными. Не участвуй Россия в Первой мировой войне, революция в той форме, которая случилась, никогда бы не произошла. Cтрана находилась на невероятном подъеме. Экономическом, промышленном, художественном. Сформировался круг меценатов, поддерживавших искусство. Уверена, у страны могло быть другое будущее.

Сейчас в Лондоне открыта выставка русского искусства 1917-1932 годов, где есть и экспонаты из Третьяковки…

Зельфира Трегулова: …и пользуется невероятным успехом. За первый месяц ее посетили 91 тысяча зрителей. Вдвое больше, чем ожидали организаторы!

Это интерес к авангарду?

Зельфира Трегулова: Не только. Интересуют и Дейнека, и Пименов. В Лондоне представлен и Малевич, каким он был показан на ленинградской выставке 1932 года. Это был последний масштабный показ его работ. Нам удалось воссоздать часть экспозиции, которая видна на знаменитом архивном снимке. И это дает поразительную картину времени. Ведь искусство иногда несет самую точную информацию о нем. Художники обладают невероятным интуитивным ощущением, что в этом времени важно. И точно фиксируют это. По крайней мере, до тех пор, когда начал осуществляться жесткий идеологический контроль. Поэтому последняя дата у выставки — 1932 год.

Замечательно, что Королевская академия художеств в Лондоне — оплот художественной традиции — в числе первых музеев, которые организовали подобного рода проекты.

Ждать ли очередей на выставку «Некто 1917»?

Зельфира Трегулова: Не этим определяется успех проекта. Хотя мне приятно — в рейтинге The Art Newspaper выставка Айвазовского — в числе десяти самых успешных мировых выставочных проектов 2016 года. Первый случай, когда выставка русского художника попала в этот рейтинг. Но мы и делаем выставки, как я их называю, обреченными на успех.

Третьяковка и 1917-й — Блоги — Эхо Москвы, 06.10.2017

Тема передачи «Музейные палаты» в субботу, 7 октября – выставка «Некто 1917» в Третьяковской галерее.

Гости передачи – кураторы выставки Ирина Вакар и Елена Воронович.

Третьяковская галерея открыла в здании на Крымском валу еще один новый проект (вернее два, но взаимосвязанных).

Большая выставка, именуемая «Некто 1917 год» (цитата из Велимира Хлебникова), приурочена, как нетрудно догадаться, к годовщине небезызвестных событий. Однако здесь не стали делать экспозиции, непосредственно отражающей – тем паче отображающей – революционно-переворотные события. Вместо этого третьяковцы показали работы, созданные непосредственно в 1917 году (ну, иногда с небольшим временным люфтом в год-другой). На что глядели в этом поворотном году художники (как на этом автопортрете Александр Яковлев)?

«Смутное» – так назвал свою беспредметную работу 1917 года Василий Кандинский.

А тем временем пишет светских красавиц будущий главный портретист советских вождей Исаак Бродский.

Создает пейзажи с несколько фривольными купальщицами мирискусник Сергей Судейкин.

Гостиная в еще не подожженном имении – кисти Константина Горбатова.

Антично-декоративная композиция Николая Калмакова.

Продолжает искать колористические эффекты Константин Коровин.

Аристарх Лентулов тоже еще далек от своих будущих советско-индустриальных сюжетов.

Летят над городом влюбленные Марка Шагала. (Кандинский, Коровин, Яковлев, Горбатов, Шагал, Калмаков, Судейкин – все они совсем скоро окажутся в эмиграции.)

Элегантно-изломанный портрет собственной жены пишет еще один будущий эмигрант, Юрий Анненков.

Другая линия формалистического поиска – авангард. Казимир Малевич, Любовь Попова, Александра Экстер, Иван Клюн, Владимир Баранов-Россине – их жизненные (не эстетические) пути в дальнейшем разойдутся, кто-то уедет, кто-то останется и даже будет пытаться формировать стилистику нового искусства.

Зато на нынешней выставке этот раздел получился весьма внушительным.

Любопытна в этом раскладе линия натюрмортов. Илья Машков с привычным изобилием всякой снеди.

Практически натюрмортом смотрится «Свадебный пир» Кустодиева.

Еще чисто формальный поиск просматривается в работе Роберта Фалька.

Но совсем скоро натюрморт обретет и характер отображения чисто бытовой реальности. Давид Штеренберг.

Василий Шухаев.

Но так ли уж все были оторваны от реальности? Нет, интерес к событиям вокруг был неизменен – чему свидетельством «Кафе» Николая Ульянова с посетителями, уткнувшимися в газеты.

И конечно, философические размышления о стране и народе. Монументальную «Душу народа» завершает еще до основных событий 1917-го Михаил Нестеров (в конце года он напишет: «Не стало великой, дорогой нам, родной и понятной России. Она подменена в несколько месяцев. От ее умного, даровитого, гордого народа – осталось что-то фантастически нелепое, варварское, грязное и низкое.»).

Красивая пластика в «Белении холста» у Зинаиды Серебряковой. Ей позируют крестьянки, живущие близ родового имения – скоро оно будет разграблено, а художнице придется, схватив детей, бежать оттуда.

«Божьи люди» Владимира Кузнецова.

Цикл «Расея» создает Борис Григорьев (через пару лет он бежит из новой России с семьей через Финский залив).

Еще один представитель народа у Леонида Чупятова.

Совсем скоро напишет своего «Большевика» певец купеческих чаепитий Борис Кустодиев.

И совсем другой «Большевик» у классика, Ильи Репина.

Сам Илья Ефимович, оказавшийся после революции на территории Финляндии, несмотря на все уговоры и визиты официальных лиц, в СССР не поедет. С ним останутся и дети. Один из них, Юрий, тоже художник, напишет в эмиграции автопортрет с сыном Дмитрием (домашнее прозвище – Дий).

Внук Ильи Репина Дий, как многие, оказавшиеся в эмиграции в юном возрасте или даже там и родившиеся, проникся интересом к Советскому Союзу. В конце концов решил перейти в СССР через финляндско-советскую границу на лыжах. Да там и сгинул.

Выставка велика и подробна, в ней почти полтораста экспонатов из двух с лишним десятков музеев и ряда частных собраний. И над всем этим – голова статуи Свободы работы Николая Андреева (стояла, между прочим, напротив Моссовета там, где сейчас – Юрий Долгорукий. В начале сороковых «Свободу» разрушили как устаревшую. В экспликации сказано «фрагмент поступил в Третьяковскую галерею». За этим легенда: хрупкие третьяковские дамы просто погрузили уцелевший фрагмент на санки и потащили на себе с Тверской в Замоскворечье…)

Андрееву (автору, кстати, и первого, не «от советского правительства» памятника Гоголю) придется в дальнейшем упорно трудиться над «Ленинианой». Однако ГТГ располагает множеством его ранних работ – чему посвящена открывшаяся в Инженерном корпусе выставка «Кем вы были до 17-го года?», и о ней обязательно надо будет поговорить отдельно.

Ну, а на Крымском валу одновременно с «1917-м» открылась и выставка «Ветер революции. Скульптура 1918–1930-х годов». В зале скульптуры, и тоже весьма любопытная (тоже стоит представить подробно).

Обе эти выставки надолго – практически до середины зимы.

Остается добавить, что Третьяковка вообще стартовала в осеннем сезоне очень активно. На том же Крымском валу – еще и основной проект Московской международной биеннале, и продолжающаяся последние дни выставка современных московских скульпторов (о ней подробнее здесь). В Инженерном корпусе, кроме скульптур Андреева, представлена Москва в живописи (а скоро еще откроется и в графике). Словом, за одну передачу всего, наверно, и не обсудить. 🙂

Текст: Татьяна Пелипейко

Третьяковка представляет проект «Некто 1917» / Новости культуры / Tvkultura.ru

Третьяковка представляет итог своей более, чем трехлетней работы — выставку произведений русских художников, созданных в революционное время — «Некто 1917». О новой экспозиции и о том, откуда взялось столь необычное название – репортаж Алии Шарифулиной.

«Некто 1917» — в названии выставки — лаконичная и многозначительная фраза Велимира Хлебникова… Кто такой этот «Некто» и что от него стоит ждать? – современники той эпохи, конечно, не знали. В том числе, и художники. Искусство перед неизвестной реальностью – об этом экспозиция.

«Она о мироощущение художников в 17-м году. Самых различных художников, представлявших точки зрения этические, политические, философские, эстетические. Это такая многоголосица, которая одновременно обрушивается на вас», — объяснила директор музея Зельфира трегулова.

В сознании многих революция – это, как правило, авангард. На самом деле, в 17-м году мир искусства и идей, его вдохновлявших, не ограничивался только рамками авангарда. “Мифы о народе” – один из центральных разделов выставки. У Нестерова это народ-богоносец, у Петрова-Водкина- идеализированный образ крестьян, у Григорьева – напротив, подчеркнуты негативные стороны.

«Это представление о народе, которое вдруг оказалось непохожим на то, во что верили лучшие художники — народ, который у Нестерова- гордый, трудолюбивый, умный, верующий, вдруг оказался агрессивным, жестоким. Готовым к разрушениям. Этот конфликт внутренний отразился и в искусстве. Но не в одном, а в разных художниках», — отметила куратор выставки Ирина Вакар.

Одни художники были готовы сотрудничать с новой властью. Другие – искали убежища в своих мастерских и отказывались видеть происходящее. Об этом — специальный раздел “Прочь от этой реальности!”. Александр Бенуа писал в дневнике: “Я так втянулся в свое творчество, что все внешние события, даже “личная угроза” меня не трогают…”.

Художественный эскапизм проявлялся по-разному: кто-то уходил в “чистое искусство”, кто-то — в мир фантастики.

«Коровин уходил от реальности, как и многие художники, продолжая писать ровно то же самое, что и раньше. Как будто тех очередей, отсутствия еды, приближавшейся угрозы немецких захватчиков и вовсе не было. А были розы, прекрасные женщины и прекрасный мир», — рассказала куратор выставки Ирина Воронович.

«Шагал и еврейский вопрос», «Город и горожане», «Эпоха в лицах» — выставка многослойная, как и сама революция. Кураторы выставки говорят, чтобы понять ее и почувствовать, нужно стать «внепартийным», уйти от единственной интерпретации. Так, полотно Юона «Новая планета» в советское время трактовали, как монументальное изображение мира на пороге грандиозных перемен. А позже увидели в нем космическую катастрофу, предчувствие апокалипсиса.

Новости культуры

«Некто 1917» в Третьяковке на Крымском Валу

В экспозиции представлено 117 живописных, 27 графических, 3 скульптурных произведения и архивные документы, которые объединяет их принадлежность к 1917 году

Государственная Третьяковская галерея
до 14 января 2018
Москва, Крымский Вал, 10, залы 60–61

Названием выставки стали слова, которыми Велимир Хлебников закончил свои вычисления о времени падения государств, опубликованные в 1912 году в сборнике «Пощечина общественному вкусу». В тот момент современники не заметили высказывание поэта, но через несколько лет оно оказалось пророческим.

Выставка ставит вопрос о месте искусства в переломную эпоху. Цель проекта — отойдя от устойчивых стереотипов, приблизиться к пониманию сложной картины важнейшего периода в жизни России. Искусство перед неизвестной реальностью — так кураторы условно обозначили тему, избрав новый подход к ее презентации. Они отказались как от привычного иконографического принципа — показа работ, изображающих революционные события, так и от ставшего традиционным сближения политической революции с искусством авангарда.

Выставка готовилась более трех лет. Отобраны лучшие, знаковые произведения, созданные преимущественно в 1917 году. Они демонстрируют репрезентативный «срез» времени, показывают, как разнообразно реагировали на происходящее наиболее значительные представители эпохи. Это многоголосье — одна из характерных черт времени.

Многообразие творческих проявлений, яркость и неоднозначность художественных высказываний свидетельствуют о редкой ситуации, когда искусство не испытывало давления со стороны как государства, так и рынка, находившихся в состоянии нестабильности и распада. Старый «заказ» уже исчерпал себя, а новый еще не был сформулирован. В сложившихся условиях искусство осознало себя не формой «отражения действительности», не продуктом идеологии, а творческой силой, лабораторией идей и социальных проектов, большинство которых остались памятниками несбывшихся надежд и мечтаний. Документальный раздел дополняет эту сложную картину времени. Реальность показана такой, какой она предстала перед глазами художников: еще не подвергнутой анализу и изучению, противоречивой, неясной. Война, демонстрации, сменяющиеся политические лидеры, неустроенный быт, очереди за хлебом, страдания, ненависть и вражда — этот фон возникает на фотографиях, отражается в подлинных свидетельствах. Экспонаты передают атмосферу неотвратимости грядущих драматических событий. Кураторы выставки намеренно избегают оценочных комментариев работ, составивших экспозицию, предлагая делать выводы самостоятельно.

Экспозиция включает несколько разделов: «Мифы о народе», «Город и горожане», «Эпоха в лицах», «Прочь от этой реальности!», «Смутное», «Утопия нового мира», «Шагал и еврейский вопрос».

Демонстрируются работы как художников-мифотворцев, размышлявших о будущем России, так и утопистов-беспредметников, провозглашавших творческое преображение мира. Фигуративная живопись представлена произведениями Б. Григорьева, Б. Кустодиева, М. Нестерова, К. Петрова-Водкина, З. Серебряковой, а беспредметная — работами В. Кандинского, И. Клюна, К. Малевича, Л. Поповой, А. Родченко, О. Розановой и других художников авангарда.

В разделе «Мифы о народе» раскрывается важнейшая для русской культуры тема, которая в революционные годы приобрела особое звучание: «тайна народной души». От того, какую оценку живописцы давали своему коллективному герою, зависело, каким они видели будущее России. В понимании М. В. Нестерова это народ-богоносец, а национальное возрождение возможно на путях укрепления христианской веры. З. Е. Серебрякова, К. С. Петров-Водкин идеализировали образ крестьянина, чей труд на земле является источником его нравственности и красоты. В картинах Б. Д. Григорьева, напротив, подчеркнуты негативные стороны народного характера. Столь же неоднозначно оценивали художники и приметы города, и образы горожан.

«Прочь от этой реальности!» — так можно обозначить подход к искусству тех, кто в годы революции сознательно выбирал мотивы и жанры, далекие от современной проблематики, лишенные драматизма, отмеченные особой привлекательностью. Художественный эскапизм проявлялся по-разному: одни искали спасения в «чистом» искусстве, стремились достичь совершенства в живописном мастерстве. Другие выполняли заказные работы, угождая вкусам покупателей. Популярность получили произведения фантастического и ретроспективного характера, в моде были и эротические сюжеты. Так, в этом разделе представлена редко экспонирующаяся «Книга маркизы» — антология фривольных текстов XVIII века, собранная и проиллюстрированная К. А. Сомовым.

Раздел «Утопия нового мира» посвящен беспредметной живописи, история которой к 1917 году насчитывала всего несколько лет: в конце 1915-го К. С. Малевич обнародовал супрематизм, в 1917-м было образовано общество «Супремус». Первоначально новое направление рассматривалось как освобождение живописи от любых внеэстетических целей, но под воздействием общественного подъема в декларациях Малевича и его соратников появились новые смысловые акценты. Группа художников стала рупором революционных идей и устремлений, провозгласив тождество творческого радикализма и революции духа. Беспредметность стала метафорой новой жизни, в которой «вещи» и «старый разум» больше не властны закрепостить человеческий дух, ограничить его свободу.

Новаторское искусство М. З. Шагала, Н. И. Альтмана, И. Б. Рыбака и других художников представлено в разделе «Шагал и еврейский вопрос». Оно стало свидетельством взлета еврейской культуры, происходившего в ситуации революционных преобразований. Молодые мастера актуализировали национальные традиции, соединяя их с последними открытиями европейской и русской живописи.

Экспозицию завершают произведения 1919–1921 годов, когда были сделаны первые попытки осмысления исторических сдвигов. Прославленные полотна Кустодиева, Петрова-Водкина, Юона, с которых принято начинать историю советского искусства, не были однозначным панегириком революции: художники прибегали к условной, аллегорической форме, предполагающей двоякое прочтение. Дальнейшая история продемонстрировала движение к реалистическому мышлению.

Издан альбом-каталог, в который вошли статьи кураторов выставки и крупных исследователей искусства и культуры эпохи. Проект сопровождает обширная образовательная программа, включающая лекции, тематические экскурсии с кураторами, кинопоказы.

Участники: 34 собрания: 18 российских и 4 зарубежных музейных, 11 российских и 1 зарубежное частное собрание; среди участников: Государственная Третьяковская галерея, Государственный Русский музей, музеи Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска, Астрахани, Екатеринбурга, Краснодара, Пскова, Ростова Великого; Центр Жоржа Помпиду, Париж; Тейт Модерн, Лондон; Музей Людвига, Кёльн; Тель-Авивский музей искусств; архивы Москвы и Санкт-Петербурга.
Кураторы: И. А. Вакар, Е. В. Воронович.

Источник: пресс-релиз ГТГ

Внимание! Все материалы сайта и базы данных аукционных результатов ARTinvestment.RU, включая иллюстрированные справочные сведение о проданных на аукционах произведениях, предназначены для использования исключительно в информационных, научных, учебных и культурных целях в соответствии со ст. 1274 ГК РФ. Использование в коммерческих целях или с нарушением правил, установленных ГК РФ, не допускается. ARTinvestment.RU не отвечает за содержание материалов, представленных третьими лицами. В случае нарушения прав третьих лиц, администрация сайта оставляет за собой право удалить их с сайта и из базы данных на основании обращения уполномоченного органа.

Выставка «Некто 1917» открылась в Новой Третьяковке — Российская газета

Название «Некто 1917» — не эвфемизм для взрывного слова «революция», а цитата из Велимира Хлебникова: в 1912 году первый «председатель Земного шара», делая таблицу падения империй разных времен и народов, закончил ее как раз таинственным указанием на грядущий 1917-й. В названии прочитывается желание начать разговор об историческом событии с чистого листа; отряхнуть со своих ног как прах концепций Октября советских времен, так и постсоветского подхода.

Тут не сыскать ни одного портрета Ленина, Троцкого, Сталина, Зиновьева или Каменева… Ленин после разгрома июльского прятался от полиции и едва ли имел желание позировать кому-то — поэтому своими «пятнадцатью минутами славы» наслаждался Керенский: отсюда два его портрета, написанные Ильей Репиным и его учеником Исааком Бродским.

В 1917 году Репин пишет картину «Большевики», больше напоминающую карикатуру. Кустодиев изображает победителей в виде великана-богатыря, высящегося над массой «людишек» толпы. Великана этого за Франкенштейна, конечно, не примешь, но ощущение угрозы от него остается.

Если спросить, о чем же выставка, то неужто о том, как художники «слона и не приметили»?

Тема провидения (кстати, заданная цитатой из Хлебникова) на выставке не звучит даже в разделе, посвященном утопиям авангарда. Супрематические композиции Малевича предоставили по такому случаю лондонская Тейт Галерея и немецкий Музей Людвига, картины Марка Шагала привезли из Центра Жоржа Помпиду и Музея-квартиры И.И. Бродского, «французистый» автопортрет Роберта Фалька и скульптурный Натана Альтмана — из коллекций самой Третьяковской галереи…

В названии выставки есть цифры — но она «не к дате». Перед нами история вовсе не о том, как художники слушали «музыку революции»; и не стоит искать актуальность в модернистских произведениях . Скорее, это история не о ликах — а о быстро сменяемых личинах и масках времени. И в этом смысле — она очень актуальна.

Прямая речь

Не является ли выставка попыткой вернуться к точке отсчета и начать все с чистого листа?

Зельфира Трегулова, директор Третьяковской галереи: В какой-то степени. Существовало несколько подходов. С одной стороны, мифологизированная история Октября, которая к реальности имела мало отношения. С другой — в позднее советское и постсоветское время была попытка представить этот период под тегом «авангард и революция». Супрематизм, прорыв к «беспредметному искусству», осуществленный Малевичем в 1915 году, накладывался на революцию политическую 1917-го. И тот, и другой подход были далеки от объективного, вдумчивого вглядывания в этот год и этот исторический период. Мы сделали выставку, чтобы представить достаточно полную картину того, что происходило в искусстве в 1917 году.

Впечатляет многообразие голосов. Перед нами художники самой разной этической, эстетической и политической позиции. Мне задавали вопрос, почему художники не изображали конкретные события, а занимались глобальными концепциями… Да потому, что ощущали слом эпох и пытались его осмыслить. Мы делаем выставку, пытаясь из нашего 2017 года спокойно посмотреть на это время и не вставать на сторону той или иной партии.

Политической?

Зельфира Трегулова, директор Третьяковской галереи: Нет, художественной. В тот момент дискуссии о путях развития искусства носили очень жесткий характер. Мне кажется, нам удалось увидеть этого «некто 1917», не идя на поводу у своих художественных предпочтений. Именно поэтому нам было важно продемонстрировать, что для художников «сиюминутные» события истории были менее значимы, чем желание воплотить свое ощущение момента, эпохи — через сложные общие категории и понятия. У каждого они были свои. У одних миф о народе, у других — утопия авангарда, третьи стремились прочь от реальности, создавая утонченные эстетские произведения. Кто-то запечатлевал реальность города, противопоставляемого идиллически изображаемой деревни. В то же время Борис Григорьев, вглядываясь в народ, работает над «Ликами России», которые прочитываются как «подтекст» революции. Художники не могли предвидеть трагические последствия того, что происходило на их глазах. Но многие из них, вне зависимости от того, работали ли они в рамках фигуративного искусства или открывали новые пути в искусстве беспредметном, ощущали слом эпох.