Читать онлайн "НОСТАЛЬГИЯ" автора Тэффи Надежда - RuLit - Страница 12. Тэффи салат
Отчаянная шутница и печальная женщина на нерве
Приметливая, ироничная, местами даже саркастичная, восхитительная госпожа Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая) — это юмор и философия «в одном флаконе». Эмоциональное созерцание окружающей реальности выражено в её произведениях довольно кратко, но очень изыскано и ёмко. Что называется — смешно и печально одновременно. Диапазон описываемого Тэффи жизненного естества простирается от полного стриптиза человеческих пороков до тонкого психологического проникновения. И всё это по-женски изящным, без присущей писателям мужеского пола тяжеловесной внушительности, легким и воздушным слогом.
Для затравки. Многоговорящий диалог с писательницей из воспоминаний её коллеги Ирины Владимировны Одоевцевой:
Тэффи все же, как и полагается юмористке, была неврастенична и даже очень неврастенична, хотя и старалась скрыть это. О себе и своих переживаниях она говорила редко и, по ее словам «терпеть не могла интимничать», ловко парируя шутками все удачные попытки «залезть к ней в душу в калошах.– Почему в калошах? – удивленно спрашиваю я.– Без калош не обойтись, – объясняет она. – Ведь душа‑то моя насквозь промокла от невыплаканных слез, они все в ней остаются. Снаружи у меня смех, «великая сушь», как было написано на старых барометрах, а внутри сплошное болото, не душа, а сплошное болото.
Вот вам немного из Тэффи…
Жизнь, как беллетристика, страшно безвкусна. Красивый, яркий роман она может вдруг скомкать, смять, оборвать на самом смешном и нелепом положении, а маленькому дурацкому водевилю припишет конец из «Гамлета».
Как часто упрекают писателя, что конец романа вышел у него скомкан и как бы оборван. Теперь я уже знаю, что писатель невольно творит по образу и подобию судьбы, Рока. Все концы всегда спешны, и сжаты, и оборваны.
Мы странно относимся к нашим выдающимся людям, к нашим героям. Мы, например, очень любим Некрасова, но больше всего радует нас в нем то, что он был картежник.О Достоевском тоже узнаем не без приятного чувства, что он иногда проигрывал в карты все до последней нитки.Разве не обожаем мы Толстого? А разве не веселились мы при рассказах очевидцев о том, как «Лев Николаевич, проповедуя воздержание, предавался чревоугодию, со старческим интересом уплетая из маленькой кастрюлечки специально для него приготовленные грибочки»?
Сами знаете — еще Тютчев сказал, что «умом Россию не понять», а так как другого органа для понимания в человеческом организме не находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных деятелей начал, говорят, животом понимать, да его уволили.
Поэт очень был интересен. Он пока что стихов не сочинил, а придумал только псевдоним, но это не мешало ему быть очень поэтическим и загадочным, может быть, даже в большей степени, чем иному настоящему поэту с настоящими готовыми стихами.
Фамилия Ильи Ивановича, собственно говоря, Овечкин, но он велит писать ее через ять, чтобы показать, что он происходит не от овцы, а от вечности.
В том-то и дело, что настоящий круглый дурак распознается прежде всего по своей величайшей и непоколебимейшей серьезности. Самый умный человек может быть ветреным и поступать необдуманно, – дурак постоянно все обсуждает; обсудив, поступает соответственно и, поступив, знает, почему он сделал именно так, а не иначе.
Никто так много и упорно не советует, как дурак.
Для меня все лица так похожи одно на другое, что различаю я их только по шляпам и по разговорам. Но и то очень трудно. Шляпы меняются каждый сезон, разговоры — и того чаще.
Большинство мужчин получают от зеркала очень приятные впечатления. Женщина, та всегда чем-то мучается, на что то ропщет, что-то поправляет. То подавай ей длинные ресницы, то зачем у нее рот не пуговкой, то надо волосы позолотить. Все чего-то хлопочет. Мужчина взглянет, повернется чуть-чуть в профиль — и готов. Доволен. Ни о чем не мечтает и ни о чем не жалеет.
У Маргариты Николаевны репутация умной женщины. К ней приходят за советом в психологически трудную минуту. Исключительно женщины. В материально-трудную минуту к ней не приходят. Вполне логично. Раз она умная, значит денег не даст.
Было в нем, в этом выродке, что-то такое беспокойно-противное, что я подумала: «Неужели найдется на свете такая идиотка, которая допустит его к какой-нибудь близости, как-нибудь поверит ему, да еще, пожалуй, увлечется таким гадом ползучим?» Через две недели этой идиоткой оказалась я сама.
Он не видел Веры Петровны уже месяца три, а для флирта это срок долгий. Выветривается.
Знаете, есть люди, которые с удовольствием едят устриц. Про людей этих говорят, что они устриц любят. И правильно. В понятие «любить» всегда привключается понятие «сожрать».
Все психиатры знают, что для нервных и слабосильных людей некоторые страдания, несмотря на всю мучительность их, становятся необходимыми. И не променяют они эту сладкую муку на здоровое спокойствие — ни за что на свете.
— «Волга, Волга, весной многоводною, ты не так затопляешь поля»… Не так. Русский интеллигент всегда чему-нибудь учит. Волга, вишь, не так затопляет. Он лучше знает, как надо затоплять.
Теперь интересуются не русской культурой, а кое-чем диаметрально противоположным – русским сырьём.
Стекол скоро совсем не будет. Половина окон в городе досками забита. Во время революций больше всего стекла страдают. Теперь, говорят, в России стекла хватит ровно на один переворот, и кончено. Будем жить без стекла. Сначала трудно будет, потом привыкнем и забудем, что за стекло такое было. Начнем вспоминать, детям рассказывать: твердое, прозрачное, финикияне выдумали; все через него видно, а насквозь пройти не пускает. Прямо чудо из чудес. Дети послушают и перестанут нас уважать — зачем врем без толку.
Русские делятся на две категории: на продающих Россию и спасающих ее. К продающим относятся спокойно и берут с них деньги на спасение России.
Боюсь, что наш рай никого не утешит, потому что все почувствуют, что мы его выдумали, и не поверят нам…
В Москве, уже при большевиках, в хвосте на селедочные хвосты, кто-то окликнул меня.
…вкусы у нас выработались скромные. Уверенность, что буквально никто не собирается нас расстреливать, наполняла душу радостным удивлением и довольством. Дождик уютный, даже не очень мокрый… Право же, на свете совсем недурно живётся.
— У нас в азбуке шестьдесят четыре буквы, — ухнула я.Итальянцы несколько минут молча смотрели на меня, а я встала и, повернувшись к ним спиной, стала разглядывать луну. Так было спокойнее. Да и к тому же каждый имеет право созидать славу своей родины, как умеет.
Жить в анекдоте не весело, скорее трагично.
Написанное живет, вот его и охорашивают, а сказанное тут же и умирает.
Есть души, для которых слезы, как увеличительные стекла: мир, видимый ими через эти стекла, всегда огромен и ужасающ в своем безобразии.
Человек никогда не забывает того места, где зарыл когда-то кусочек души. Он часто возвращается, кружит около, пробует, как зверь лапой, поскрести немножко сверху.
В каждой душе, даже самой озлобленной и темной, где-то глубоко, на самом дне, чувствуется мне присушенная, пригашенная искорка. И хочется подышать на нее, раздуть в уголек и показать людям — не все здесь тлен и пепел.
Несчастного человека презирают, как носителя некоего минуса.
Нежность — самый кроткий, робкий, божественный лик любви. Сестра нежности — жалость, и они всегда вместе… Любовь-нежность (жалость) — всё отдает и нет ей предела. И никогда она на себя не оглянется, потому что “не ищет своего.
Кто познал нежность — тот отмечен. Копьё архангела пронзило его душу, и уж не будет душе этой ни покоя, ни меры никогда.
! кликните по кнопочкам. Спасибо !
almica.ru
Салат Фантазия - пошаговый рецепт с фото на Повар.ру
Описание приготовления:
Салат "Фантазия", вне всяких сомнений, достоин даже праздничного стола. Этот салат обладает достаточно ярким вкусом, а если его еще и красиво подать - у гостей не остается иного варианта, кроме как восторгаться вашим произведением кулинарного искусства. Что ж, рассказываю, как приготовить салат "Фантазия" - один из моих фирменных салатов! Назначение: На ужин / На праздничный стол / День рождения / Новый Год Основной ингредиент: Птица Блюдо: Салаты
Ингредиенты.
Куриное филе отвариваем до готовности (около 15-20 минут в подсоленной воде), достаем из кастрюли, остужаем и нарезаем на небольшие кубики.
Грибы отвариваем в подсоленной воде 15 минут, после чего остужаем и нарезаем на кусочки чуть крупнее, чем курицу.
Нарезанные грибы обжариваем с мелко нарезанным луком до прозрачности лука.
Чернослив хорошенько промываем, нарезаем на небольшие кусочки.
Картофель отвариваем до готовности, натираем на крупной терке.
Собственно, теперь можно заниматься выкладыванием слоеного салата. Ставим специальную прямоугольную формочку в сервировочную тарелку. Выкладываем в формочку первый слой - куриное филе, смазываем майонезом. Затем второй слой - тертый картофель, и вновь майонез.
Затем - слой грибов с луком, его смазывать майонезом не надо.
Горошек и кукурузу перемешиваем с майонезом в отдельной тарелочке. В формочку выкладываем слой кукурузы с горошком. затем - чернослив.
Промазываем майонезом. Сверху наносим последний слой - тертые яйца.
Украшаем и подаем. Салат "Фантазия" готов. Приятного аппетита!
Важно! Видео может отличаться от текстовой версии рецепта!
povar.ru
В стране воспоминаний. Рассказы и фельетоны. 1917–1919. Семечки (Надежда Тэффи)
Грызут семечки!
Этой тупой и опасной болезнью охвачена вся Россия.
Семечки грызут бабы, дети, парни и солдаты, солдаты, солдаты…
Беспристрастные, как их принято называть, историки назовут впоследствии этот период русской революции периодом семеедства.
Психиатры обратят внимание на эту болезнь, изучат её и отнесут, вероятно, к той же категории нервных заболеваний, к какой относят кусание ногтей, различные тики, непроизвольные гримасы и навязчивые жесты.
С болезнью этой надо бороться и принять меры решительные и безотлагательные.
Россия заплёвана подсолнечной шелухой. Улицы, переулки, вокзалы, сады, трамваи.
На каждом углу, у каждых ворот, под каждым фонарём стоит русский свободный гражданин и лузгает семечки.
Выражение лица у такого гражданина особенное, от других граждан отличное: равнодушное и тупое. Но равнодушие это раздражённое, и тупость свирепая.
Такое выражение бывает у пациентов, ожидающих очереди в приёмной зубного врача. Им больно, им тошно, а ничего не поделаешь.
Семееды скорее мучаются, чем веселятся. Лузгание подсолнухов не развлекает их, а раздражает и мешает.
Обыкновенный уличный гражданин на предложенный ему вопрос или ответит сразу, или спросит:
– Чаво?
Семеед спросит два раза подряд:
– Гым?
И ничего не ответит.
Это «гым» он спрашивает носом. Энергии, потребной для того, чтобы пошевелить языком, у семееда нет. Его вспухший от грязной шелухи язык отяжелел и не ворочается, и не слушается отупелой воли.
Энергии не хватает даже на то, чтобы переплюнуть шелуху через нижнюю губу. И она висит вокруг рта и на подбородке.
Характерная иллюстрация психического состояния семееда. В овощной лавке озабоченно грызущий семечки молодец показывает покупательнице огурцы и салат. Грызёт спешно, точно торопится окончить заданный урок. Движения нервные, глаза бегают. К товару и покупательнице относится невнимательно, видимо, с трудом соображая, что огурцы надо завернуть, с покупательницы взять деньги, а не наоборот, потому что долго смотрит то на неё, то на бумажный мешок, точно обдумывая, как бы её туда упрятать.
– Что, голубчик, всё семечки грызёте? – спрашивает покупательница.
И вдруг произошло нечто неожиданное: парень покраснел, затрясся и тоном искреннего отчаяния воскликнул:
– Барыня! Милая! Хоть бы мне кто-нибудь в морду дал! Ей-богу! Может, я бы тогда отстал от этого дела проклятого! А то вон до чего дошло!
Он смотрел с отчаянием и мольбою, а рука машинально лезла в карман за новым запасом семечек.
И сам, не замечая, он грыз торопливо и беспокойно, и лицо у него было такое несчастное, что казалось, будто не он грызёт подсолнухи, а подсолнухи грызут его, бедного, растерянного парня.
Уже многими замечено, что тупое равнодушие семеедов иногда совершенно неожиданно прорывается буйным бешенством. Психиатры хорошо знают эту жуткую смену настроений. И мне кажется, что именно этим психозом можно объяснить многие неожиданные эксцессы, когда толпа мирных семеедов набрасывается на карманного воришку и, растерзав его на части, топит в канаве. Или когда кто-нибудь переплюнет вместе с шелухой, самому себе на удивление, слово «провокатор», – семееды с рёвом вздымают кулаки и долго и остервенело лупят друг друга смертным боем. А потом, придя в себя, сами не могут взять в толк, что случилось.
Итак, вниманию психиатров: определить категорию семеедства как психическое расстройство и лечить. Потому что нельзя допускать, чтобы народ в самый яркий момент своего самоопределения тупел от семечек, как прежде от водки.
С точки зрения хозяйственной торговлю семечками нужно запретить как предметом роскоши, ибо необходимости грызть их ни в одном организме, кроме попугайного, не наблюдалось. Подсолнухи должны идти на выработку масла.
Если же семееды моей резолюцией не довольны, пусть пришлют ко мне своих делегатов.
Жду.
kartaslov.ru
Амалия (Тэффи) — Викитека
Госпожа Амалия Штрумф обладает сорокапятилетним возрастом, шестипудовым весом и небольшим поместьем в окрестностях Берлина.
В санаторию она приехала, чтобы утереть нос всем своим соседям. Пусть поймут, что она — птица важная. Может ездить за триста километров. Но первые же дни лечения потрясли всю душу Амалии до основания: доктор запретил ей кофе со сливками и кухены1.
Амалия покорилась, но душа ее стонала. Утром, проходя мимо булочной, Амалия приостанавливалась, смотрела на печенья, торты и пирожные и шептала их названия шепотом тихим, глубоким и страстным, как шепчут влюбленные женщины имя своего любовника:
— Занфткухен!.. Шмандкухен!.. Беренкухен… Цвибак… Цвибак… Цвибак…2
С трудом отрывалась она от окна и шла, качаясь, с полузакрытыми, опьяненными глазами.
Шла в санаторию, тупо жевала салат с лимонным соком и молчала весь день. Молчала потому, что о чем же можно говорить, когда душа плачет, и стонет, и шепчет:
— Цвибак… Цвибак… Цвибак!..
А ночью, когда сон (сон — счастье несчастных!) смежал ее посоловевшие очи, она видела себя в своей собственной столовой, и в одной руке у нее была чашка кофе, а в другой — кусок торта с битыми сливками. А кругом сидят соседи с благоговейными лицами и с начисто утертыми носами.
От постоянного тихого, заглушенного страдания Амалия сделалась сантиментальной, и однажды вечером, когда в зале санатории молоденькая венка спела модный романс:
«Du kannst sie wohl verlassen, Vergessen kannst du sie nicht»3, — Амалия опустила голову и тихо заплакала.Да! Конечно, она могла отказаться и от занфткухена, и от шмандкухена, и от цвибака. Да! Отказаться, но не забыть. Забыть — никогда!
Но вот наступил перелом.
Отрешенная от земных радостей, Амалия стала искать удовлетворения в области тонких душевных переживаний. Она стала интересоваться чужими флиртами, чужими романами, чужими цветами, чужими письмами и чужими скандалами.
Вот идет по улице дама.
Амалия приостанавливается и смотрит, куда она идет.
— Эге!
С другой стороны улицы идет господин. Ну, конечно, он сейчас встретится с дамой. О, ужас! Ужас! Какие нравы! Она, наверное, замужняя. Бедные ее дети!
Но что это! Господин не подошел к даме и даже не поклонился. Странно. Неужели они незнакомы? Ну, нет! Амалию не так легко провести. Она отлично понимает, что это только притворство. Это все делается, чтобы отвести глаза! Несчастные дети — такая мать!
Амалия спешит к своей единомышленнице, к фрау Нерзальц из Франкфурта, почтенной и честной женщине, томящейся по жареной колбасе с капустой.
ru.wikisource.org
Блин. Тэффи.
Это было давно. Это было месяца четыре назад. Сидели мы в душистую южную ночь на берегу Арно.То есть сидели-то мы не на берегу, – где же там сидеть: сыро и грязно, да и неприлично,
– а сидели мы на балконе отеля, но уж так принято говорить для поэтичности.
Компания была смешанная – русско-итальянская.Так как между нами не было ни чересчур близких друзей, ни родственников, то говорили мы друг другу вещи исключительно приятные.В особенности в смысле международных отношений.Мы, русские, восторгались Италией. Итальянцы высказывали твёрдую, ничемнесокрушимую уверенность, что Россия также прекрасна. Они кричали, что итальянцы ненавидят солнце и совсем не переносят жары, что они обожают морози с детства мечтают о снеге.В конце концов мы так убедили друг друга в достоинствах наших родин, что уже не в состоянии были вести беседу с прежним пафосом.
- Да, конечно, Италия прекрасна, – задумались итальянцы.- А ведь мороз, – он... того. Имеет за собой... – сказали и мы друг другу.И сразу сплотились и почувствовали, что итальянцы немножко со своей Италией зазнались и пора показать им их настоящее место.Они тоже стали как-то перешептываться.
- У вас очень много шипящих букв, – сказал вдруг один из них. – У нас язык для произношения очень лёгкий. А у вас все свистят да шипят.- Да, – холодно отвечали мы. – Это происходит от того, что у нас очень богатый язык. В нашем языке находятся все существующие в мире звуки.Само собой разумеется, что при этом приходится иногда и присвистнуть.
- А разве у вас есть «ти-эч», как у англичан? – усомнился один из итальянцев. – Я не слыхал.- Конечно, есть. Мало ли что вы не слыхали. Не можем же мы каждую минуту «ти-эч» произносить. У нас и без того столько звуков.
- У нас в азбуке шестьдесят четыре буквы, – ухнула я.
Итальянцы несколько минут молча смотрели на меня, а я встала и, повернувшись к ним спиной, стала разглядывать луну. Так было спокойнее. Да и к тому же каждый имеет право созидать славу своей родины, как умеет.Помолчали.
- Вот приезжайте к нам ранней весной, – сказали итальянцы, – когда всё цветёт. У вас ещё снег лежит в конце февраля, а у нас какая красота!- Ну, в феврале у нас тоже хорошо. У нас в феврале масленица.- Масленица. Блины едим.- А что же это такое блины?
Мы переглянулись. Ну, как этим шарманщикам объяснить, что такое блин!
- Блин, это очень вкусно, – объяснила я. Но они не поняли.- С маслом, – сказала я ещё точнее.- Со сметаной, – вставил русский из нашей компании.
Но вышло ещё хуже. Они и блина себе не уяснили, да ещё вдобавок и сметану не поняли.
- Блины, это – когда масленица! – толково сказала одна из наших дам.- Блины... в них главное икра, – объяснила другая.- Это рыба! – догадался, наконец, один из итальянцев.- Какая же рыба, когда их пекут! – рассмеялась дама.- А разве рыбу не пекут?- Пекут-то пекут, да у рыбы совсем другое тело. Рыбное тело. А у блина – мучное.- Со сметаной, – опять вставил русский.- Блинов очень много едят, – продолжала дама. – Съедят штук двадцать. Потом хворают.- Ядовитые? – спросили итальянцы и сделали круглые глаза. – Из растительного царства?- Нет, из муки. Мука ведь не растёт? Мука в лавке.
Мы замолчали и чувствовали, как между нами и милыми итальянцами, полчаса назад восторгавшимися нашей родиной, легла глубокая, тёмная пропастьвзаимного недоверия и непонимания.Они переглянулись, перешепнулись.Жутко стало.
- Знаете, что, господа, – нехорошо у нас как-то насчёт блинов выходит. Они нас за каких-то вралей считают.
Положение было не из приятных.Но между нами был человек основательный, серьёзный – учитель математики. Он посмотрел строго на нас, строго на итальянцев и сказал отчётливо и внятно:
- Сейчас я возьму на себя честь объяснить вам, что такое блин. Для получения этого последнего берётся окружность в три вершка в диаметре. Пи-эр квадрат заполняется массой из муки с молоком и дрожжами. Затем всё это сооружение подвергается медленному действию огня, отделённого от него железной средой. Чтобы сделать влияние огня на пи-эр квадрат менее интенсивным, железная среда покрывается олеиновыми и стеариновыми кислотами, т. е. так называемым маслом. Полученная путём нагревания компактная тягуче-упругая смесь вводится затем через пищевод в организм человека, что в большом количестве вредно.
Учитель замолчал и окинул всех торжествующим взглядом.Итальянцы пошептались и спросили робко:
- А с какою целью вы всё это делаете?
Учитель вскинул брови, удивляясь вопросу, и ответил строго:
- Чтобы весело было!
Подпишитесь на рассылку последних новостейс этого сайта
talumala.com
Широкая масленица. Тэффи
Из кухни несется чад, густой, масленный. Он режет глаза, и собравшиеся у закуски гости жмурятся и мигают.
- Блины несут! Блины несут!
Несут, но вам не хватит. Ваш сосед взял два последних, а вам придётся подождать «горяченьких».Но, когда принесут «горяченьких», окажется, что большинство уже съело первую порцию, – и прислуга начинает подавать опять сначала.
На этот раз вам достаётся блин – один, всеми отвергнутый, с драным боком и дыркой посредине.Вы берёте его с кротким видом сиротки из хрестоматии и начинаете искать глазами масло.Масло всегда бывает на другом конце стола. Это печальный факт, с которым нужно считаться. Но так как со своим маслом приходить в гости не принято, то нужно покориться судьбе и жевать голый блин.Когда вы съедите его, – судьба, наверное, улыбнётся, и вам передадут масло с двух сторон сразу. Судьба любит кротких и всегда награждает их по миновании надобности.
На самом почётном месте стола сидит обыкновенно блинный враль. Этопросто-напросто хитрый обжора, который распускает о себе слухи, что он можетсъесть тридцать два блина.Благодаря этому он сразу делается центром внимания. Ему первому подают, его блины прежде других подмасливаются и сдабриваются всякими масленичнымиаксессуарами.
Съев штук пятнадцать-двадцать, – сколько аппетита хватит, – с полным комфортом, он вдруг заявляет, что блины сегодня не совсем так испечены, как следует.
- Нет в них чего-то такого, этакого, – понимаете? Неуловимого. Вот это-то неуловимое и делает их удобосъедаемыми в тридцатидвухштучном количестве.
Все разочарованы. Хозяевы обижены. Обижены, зачем много съел, и зачем никого не удивил.Но ему всё равно.
- Что слава? Яркая заплата на бедном рубище певца!
Он всех надул, поел, как хотел, и счастлив.Ещё несут горяченьких.Теперь, когда все сыты, вам дают сразу три хороших горячих блина.Вы шлёпаете их на тарелку и в радостном оживлении окидываете глазами стол.
Направо от вас красуется убранное зеленью блюдо из-под сёмги, налево – аппетитный жбан из-под икры, а прямо у вашей тарелки приютилась мисочка, вкоторой пять минут назад была сметана.
Хозяйка посмотрит на вас такими умоляющими глазами, что вы сразу громко закричите о том, что блины, собственно говоря, вкуснее всего в натуральном виде, без всяких приправ, которые, в сущности, только отбивают настоящий вкус, и что истинные ценители блина предпочитают его именно без всяких приправ.
Я видела как-то за блинами молодого человека великой души, который, подумоляющим взглядом хозяйки, сделал вид, что нашел в пустой банке икру и положил её себе на тарелку. Мало того, он не забывал на кусок блина намазывать эту воображаемую икру и проделывал всё это с такой самоотверженной искренностью, что следившая за ним хозяйка даже в лице изменилась. Ей, вероятно, показалось, что она сошла с ума и лишилась способности видеть икру.
После блинов вас заставят есть никому не нужную и не милую уху и прочую ерунду, а когда вам захочется спать, – вас потащат в гостиную и заставят разговаривать.Пожалуйста, только не вздумайте взглянуть на часы и сказать, что вам нужно ещё написать два письма. Посмотрите на себя в зеркало, – ну кто вам поверит?
Лучше прямо подойдите к хозяйке, поднимите на неё ваши честные глаза и скажите просто:
- Я спать хочу.
Она сразу опешит и ничего не найдёт сказать вам.И пока она хлопает глазами, вы успеете со всеми попрощаться и улизнуть.А хозяйка долго будет думать про вас, что вы шутник.Так чего же лучше?
Подпишитесь на рассылку последних новостейс этого сайта
talumala.com
Читать онлайн "НОСТАЛЬГИЯ" автора Тэффи Надежда - RuLit
Но и веселые надписи надоели.
Тащили нас медленно, остановки были частые и долгие. На вокзалах буфеты и уборные закрыты. Видно было, что волна народного гнева только что прокатилась и просветленное население еще не вернулось к будничному, земному и человеческому. Всюду грязь и смрад, и тщетно взывало начальство к «чоловикам» и «жинкам», указывая им мудрые старые правила вокзального обихода,—освобожденные души были выше этого.
Сколько времени мы тащились —не знаю. Помню, что раздобыли откуда-то лампу, но она чадила невыносимо. Даже Гуськин сказал: «Это прямо исчадие ада».
И лампу погасили.
Стало холодно, и я, завернувшись в свою котиковую шубку, на которой раньше лежала, слушала мечты Аверченки и Оленушки.
О котиковой шубке я упомянула недаром. Котиковая шубка — это эпоха женской беженской жизни.
У кого не было такой шубки? Ее надевали, уезжая из России, даже летом, потому что оставлять ее было жалко, она представляла некоторую ценность и была теплая — а кто мог сказать, сколько времени продолжится странствие? Котиковую шубу видела я в Киеве и в Одессе, еще новенькую, с ровным, блестящим мехом. Потом в Новороссийске, обтертую по краям, с плешью на боку и локтях. В Константинополе—с обмызганным воротником, со стыдливо подогнутыми обшлагами, и, наконец, в Париже, от двадцатого до двадцать второго года. В двадцатом году — протертую до черной блестящей кожи, укороченную до колен, с воротником и обшлагами из нового меха, чернее и маслянистее — заграничной подделки. В двадцать четвертом году шубка исчезла. Остались обрывки воспоминаний о ней на суконном манто, вокруг шеи, вокруг рукава, иногда на подоле. И кончено. В двадцать пятом году набежавшие на нас своры крашеных кошек съели кроткого, ласкового котика. Но и сейчас, когда я вижу котиковую шубку, я вспоминаю эту целую эпоху женской беженской жизни, когда мы в теплушках, на пароходной палубе и в трюме спали, подстелив под себя котиковую шубку в хорошую погоду и покрываясь ею в холода. Вспоминаю даму в парусиновых лаптях на голых ногах, которая ждала трамвая в Новороссийске, стоя с грудным ребенком под дождем. Чтобы дать мне почувствовать, что она «не кто-нибудь», она говорила ребенку по-французски с милым русским институтским акцентом: «Силь ву плэ! Не плер па! Вуаси ле трамвей, ле трамвей!»
На ней была котиковая шубка.
Удивительный зверь, этот котик. Он мог вынести столько, сколько не всякая лошадь сможет.
Артистка Вера Ильнарская тонула в котиковой шубке во время кораблекрушения у турецких берегов на «Грэгоре». Конечно, весь багаж испортился — кроме котиковой шубки. Меховщик, которому она впоследствии дана была для переделки, решил, что, очевидно, котик как животное морское, попав в родную стихию, только поправился и окреп.
Милый ласковый зверь, комфорт и защита тяжелых дней, знамя беженского женского пути. О тебе можно написать теплую поэму. И я помню тебя и кланяюсь тебе в своей памяти.
# *
Итак, трясемся мы в товарном вагоне. Я завернулась в шубку, слушаю мечты Оленушки и Аверченки.
— Прежде всего теплую ванну,—говорит Оле-
нушка.—Только очень скоро, и потом сразу жарено
го гуся,
— Нет, сначала закуску,— возражает Аверченко.
— Закуска — ерунда. И потом — она холодная.
Нужно сразу сытное и горячее.
— Холодная? Нет, мы закажем горячую. Ели вы
в «Вене» черный хлеб, поджаренный с мозгами?
Нет? Вот видите, а беретесь рассуждать. Чудная
вещь, и горячая.
— Телячьи мозги? — деловито любопытствует
Оленушка.
— Не телячьи, а из костей. Ничего-то вы не по
нимаете. А вот еще, у Контана на стойке, где закус
ки, с правой стороны — между грибками и ома
ром—всегда стоит горячий форшмак — чудесный.
А потом, у Альберта, с левой стороны, около морто-
деллы,—итальянский салат… А у Медведя, как раз
посредине, в кастрюлечке, такие штучки, вроде уш
ков с грибами, тоже горячие…
— Хорошо,—торопится Оленушка.— Не будем
терять время. Значит, все это из всех ресторанов бу
дет уже на столе, но все-таки одновременно и жа
реный гусь с капустой… нет, с кашей, с кашей
сытнее.
— А не с яблоками?
— Я же говорю, что с кашей сытнее. Беретесь
рассуждать, а сами ничего не понимаете. Так мы ни
когда ни до чего не договоримся.
— А где же все это будет? — спрашиваю я.
— Где? Так, вообще…— рассеянно отвечает Оле
нушка и снова пускается в деловой разговор.— Еще
можно из Кисловодска достать шашлык, из Орехо
вой Балки.
— Вот это дельно, — соглашается Аверченко.—А
в Харькове я ел очень вкусные томаты с чесноком.
Можно их подать к этому шашлыку.
— А у нас в имении пекли пирог с налимом.
Пусть и этот пирог подадут.
— Отлично, Оленушка.
Зашевелилась в углу темная глыба. Гуськин подал голос.
— Извиняюсь, госпожа Тэффи…—вкрадчиво
спросил он.—Я любопытен знать… вы любите
клюцки?
— Что? Клецки? Какие клецки?
— Моя мамаша делает клюцки из рыбы. Так она
вас угостит, когда вы будете у нас жить.
— Когда же я буду у вас жить? —с тоской
ужасных предчувствий спрашиваю я.
— Когда? В Одессе,—спокойно отвечает Гуськин.
— Так ведь я буду в «Лондонской» гости
нице!
— Ну, конечно. Кто спорит? Никто даже не спо
рит. Вы себе живете в «Лондонской», но пока что,
пока багаж, пока извозчик, пока все эти паскудники
разберутся, вы себе спокойно сидите у Гуськина,
и мамаша угощает вас клюцками.
О-о-о! Мое больное воображение сразу нарисовало мне комнатку, разделенную пополам ситцевой занавеской. Комод. На комоде гуськинские штиблеты и отслуживший воротничок. А за перегородкой — мамаша стряпает «клюцки».
— Тут что-то дело неладно,—шепчет мне Авер
ченко.— Надо будет вам в Киеве хорошенько ра
зобраться во всех этих комбинациях.
Ободренный моим молчанием Гуськин развивает планы:
— Мы еще можем в Гомеле устроить вечерок. Ей-
богу, можем по дороге сделать. Гомель, Шавли. Ру
чаюсь, везде будет валовой сбор.
Ну и Гуськин! Вот это антрепренер! За таким не пропадешь.
— А скажите, Гуськин,—спрашивает Аверчен
ко,— вам, наверное, очень много приходилось возить
гастролеров?
— Э, таки порядочно. Хор возил, труппу возил.
Вы спросите Гуськина, чего Гуськин не возил.
— Так вы, вероятно, миллионы заработали на
этих валовых сборах-то?
— Миллионы? Хе! Дайте мне разницу. Дайте мне
разницу от двадцати тысяч, так я уже буду доволен.
— Ничего не понимаю,—шепчу я Аверченке.—
Какую ему нужно разницу?
— Это значит, что он так мало заработал, что ес-
ли вычесть эту сумму из двадцати тысяч, то он с удовольствием возьмет разницу.
Господи, какой сложный человек мой Гуськин.
— Гуськин, почему вы так мало зарабатывали?
— Потому, что я Гуськин, а не Русланский. Я смо
трю, чтобы гастролеру было хорошо, чтобы ему
был первый номер в первой гостинице и чтобы при
слуга его не колотила. А Русланский, так он думает,
что импресарио должен сидеть в первом номере. Так
я ему говорю: «Слушайте, Гольдшмукер, я такой же
лорд, как и вы, так почему я могу ночевать в кори
дорчике, а вы должны в первом номере, а ваш га
стролер на улице под зонтиком?» Русланский? Что
такое Русланский? Я таки ему прямо сказал: когда
Гуськин кончает гастроль, так гастролер говорит:
«Жалко, что я не родился на денечек раньше, я бы
дольше с Гуськиным ездил». А когда Русланский кон
чает, так гастролер ему говорит: «Чтобы тебе,
Гольдшмукер, ни дня, ни покрышки». Да, ни дня, ни
покрышки. И еще называет его паршивцем, но
www.rulit.me
