К «Большому балету» готовится вторая пара из Мариинки / Новости культуры / Tvkultura.ru
Совсем скоро начнутся съёмки второго сезона «Большого балета». Уникального проекта нашего телеканала о балете и тех, кто меняет представления о нём. Среди семи пар участников две – из Мариинского театра. О репетициях Надежды Батоевой и Эрнеста Латыпова мы уже рассказывали. А сегодня наш репортаж о новом дуэте: Кимина Кима и Ренаты Шакировой. Постановкой номера для них занимается лауреат премии «Золотая Маска» Владимир Варнава.
Когда танцовщики Мариинского театра супруги Владимир Ким и Маргарита Кулик закончили свою карьеру, их пригласили преподавать в Сеуле. В Корее среди учеников был Кимин Ким. Постепенно совместная работа с юным танцовщиком переросла в почти семейные отношения.
«С Кимином мы, по-моему, с 11 лет, когда ему 11 лет было. Сейчас ему 22. Получается, мы 10 лет работаем вместе. Он нам уже как ребенок наш. Мы живем вместе семьей такой. Он нас «мама-папа» называет», – делится педагог-репетитор Владимир Ким.
Чтобы не расставаться, «вторые родители» Кимина решили вернуться в родной Петербург, когда их любимого ученика приняли в труппу Маринки.
«Для меня это, конечно, мечта. Я сейчас очень рад, что я здесь танцую. Когда я был маленький я очень ждал, что буду танцевать в Мариинском театре. Для меня это фантастика», – признаётся Кимин Ким.
Трудолюбивый, целеустремленный, самокритичный. Как его партнерша по «Большому балету». До проекта с Ренатой Шакировой они танцевали вместе всего дважды. Причем Рената тогда была еще студенткой. Она окончила учебу только в этом году. И сразу – труппа Мариинки, «Большой балет».
«В театре я только с июля месяца. Поэтому, конечно, мы мало работали. Но мы успели уже подготовить балет «Щелкунчик»», – рассказывает Рената Шакирова.
Дуэту предстоит складываться на глазах у телезрителей. Чтобы со-настроиться, танцовщики, конечно, много работают – и стараются как можно больше общаться. Говорят о балете и о «Большом балете». К возможной критике жюри относятся одинаково.
«Замечания – не знаю, мне всегда приятно слышать», – говорит Кимин Ким.
«Да, я тоже могу сказать, что это важно – услышать критику и какие-то ошибки», – поддерживает Рената Шакирова.
Один из номеров современной программы им ставит хореограф Владимир Варнава. Переносит Адажио из балета «Каменный берег», который создал к 70-летию Победы. Источником вдохновения послужил памятник в Будапеште.
«Так как работа называется «Каменный берег», и это туфли, которые стоят вдоль набережной, то я хотел передать в хореографии, в лексике текучесть, плавность. Чтобы одно движение вытекало из другого. Но при этом хочется, конечно, рассказать историю», – прокомментировал хореограф.
Девушка провожает любимого. Оба понимают – теперь ничто не может быть как прежде. Душевная боль, ощущение надвигающегося несчастья.
Хореограф уверен: на сцене, как и в жизни, создавать пару стоит только когда есть диалог. В этом дуэте партнеры другу друга слышат, доверяют. И значит, всё получится.
Новости культуры
Все материалы темы>>>
Вот новое и блестящее поколение балета Мариинки — запомните эти имена!
Петербург заждался новой прима-балерины. Кто ею станет? Три возможные претендентки – три разные обложки «Собака.ru», впервые в истории журнала! Балетный критик Анна Гордеева вангует будущую прима-балерину и пишет ЖЗЛ сверхновым звездам танца.
«Сколько в Мариинском театре балерин? Полсотни? — задумается прохожий. — Сто?» В реальности — всего семь: Диана Вишнева, Екатерина Кондаурова, Ульяна Лопаткина (она числится в отпуске за свой счет, хотя на сцену возвращаться не собирается), Юлия Махалина, Оксана Скорик, Алина Сомова, Виктория Терешкина. Все. Просто дело в том, что балерина — это не любая девушка в пачке и пуантах, а только та, что добралась до самого верха карьерной лестницы. После школы «артистки балета» (так называется специальность в дипломе) поступают в кордебалет, затем становятся корифейками, потом вторыми солистками, первыми солистками и наконец — венец карьеры — балеринами. При этом можно запросто до этой вожделенной вершины не добраться — даже получая главные роли, оставаться солисткой. В Парижской опере эта самая верхняя ступень называется «этуаль» (то есть у артистки в трудовой книжке — окей, в контракте — прямо так и написано, что она звезда), в России издревле — просто балерина. До революции балерина в театре могла быть одна — ну или две. Сейчас в провинции бывает тоже две-три-четыре. В Большом театре их сейчас восемь (при этом заметим: ровно половина московских прима-балерин окончили Академию русского балета в Петербурге). В Мариинском — вот, семь.
В балерины не попадают просто так: недостаточно только таланта, только работоспособности, только здоровья. Нужно все вместе — и чтобы худрук тебя «видел», и травмы щадили, и чтобы способности позволяли включаться в самые разные стили хореографов (если в театре нет главного балетмейстера, утверждающего только свой стиль, — но такое теперь уже редкость). Назначение новой балерины всегда событие в балетном мире, его ждут с нетерпением, его обсуждают пристрастно. Последний раз изящный прыжок на верхнюю ступеньку карьерной лестницы был совершен четыре года назад — балериной стала Оксана Скорик. А до нее аж в 2008 году этот статус получила Алина Сомова. Подходит время новых триумфов. Погадаем, кто будет следующей?
В театрах мира случались стремительные карьеры, когда этуалью становились буквально вчерашние школьницы (ух, как вздрогнула Парижская опера, когда Рудольф Нуреев швырнул на самый верх Сильви Гиллем — той было девятнадцать). Если предполагать, что такое возможно и в Петербурге, то одна из самых очевидных кандидаток — Мария Хорева. Ученица Людмилы Ковалевой (что сотворила и Диану Вишневу, и московскую приму Ольгу Смирнову) окончила школу лишь в прошлом году — но уже стала первой солисткой, то есть до балеринского ранга ей остался всего один шаг. Запоминается танцовщица прежде всего выточенностью движений — безупречные пируэты, безупречные пор де бра. «Ах, фарфоровая статуэтка!» — вздыхают балетоманы. Но у «статуэтки» внутри — мощный двигатель, кидающий ее в прыжок. В этом прыжке нет ракетного ускорения, но есть стремительность тонкого лезвия. Есть ли угроза в партии Повелительницы дриад в балете «Дон Кихот», в этом чистом празднике классического танца? Когда выходит Хорева — определенно есть. Дриады могут быть опасными, мы это сразу понимаем. В репертуаре Марии — главные партии в «Корсаре», «Щелкунчике», «Драгоценностях», «Пахите», «Аполлоне».
Еще одна возможная претендентка на балетную корону — японка Мей Нагахиса. В биографии — оконченная два года назад Академия принцессы Грейс в Монте-Карло, сейчас статус второй солистки. Такие тихие девушки (она — Жизель, Сильфида или Бабочка в «Карнавале» Михаила Фокина, и пока что невозможно представить ее себе, скажем, Черным лебедем в «Лебедином озере») редко становятся балеринами, но, когда становятся, остаются в истории балета навсегда. Мей можно сравнить с легендарной парижанкой Лиан Дейде, семь десятилетий назад ставшей этуалью в девятнадцать: балет с такими артистками вспоминает о своем романтическом репертуаре, танцовщица скользит меж ветров, не сражаясь с гравитацией, а будто не замечая ее.
Третья (last but not least) возможная балерина — Надежда Батоева. Самая опытная из претенденток (Академию русского балета, класс Людмилы Сафроновой, она окончила в 2009 году) иногда кажется совсем девчонкой — столько азарта она вкладывает в каждую роль. Для многих ее персонажей (даже для властной дочери раджи Гамзатти в «Баядерке») жизнь — приключение, ежедневные открытия, радостные сюрпризы. Принцесса Аврора в «Спящей красавице» и Китри в «Дон Кихоте», да даже Одиллия в «Лебедином» — кидаются в танец с чувством солнечного счастья. В Петербурге, где — особенно зимой — не хватает именно солнца, Батоевой судьбой вручена важная миссия поддержания жизнерадостности в горожанах. Миссия ей явно по плечу.
Ксандер Париш
Британец, девять лет назад оставивший родной остров и Королевский балет ради службы в Мариинском театре, где дослужился до ранга премьера, меняется со временем — все более осваивает петербургский стиль и в танце, и в игре, явно всматриваясь в окружающий мир и принимая его. Это не значит, что он отказывается от себя самого: английская школа с ее чуть отстраненной деликатностью видна в нем, особенно в дуэтах, — он берет своих партнерш за талию, будто птенца в руки, невероятно осторожно, словно боясь повредить. Конрад в «Корсаре» у него выходит каким-то нерешительным (ограбить гарем — ну, это как-то неудобно), зато в то, что в такого графа Альберта способна мгновенно влюбиться несчастная Жизель и что осторожный поцелуй такого принца Дезире способен разбудить спящую красавицу Аврору даже от столетнего сна, поверить можно запросто. Особенно интересен его Ромео — следить за тем, как сквозь хорошее воспитание героя прорывается-таки большое чувство.
Филипп Степин
Тот случай балетной карьеры, когда человек не берет вершины штурмом, а путешествует вверх вдумчиво, не торопясь, — зато каждая работа безупречна. Степин окончил Академию русского балета в 2005 году (класс Бориса Брегвадзе) и к настоящему времени превратился в одного из самых интересных солистов театра. Не только внятная техника — но отчетливый актерский дар, при этом дар благородный, без гримасничанья, без хлопотания лицом. Герои, родившиеся с серебряной ложкой во рту? Пожалуйста: принц Зигфрид в «Лебедином озере» и граф Альберт в «Жизели», Дезире в «Спящей» и Вацлав из «Бахчисарайского фонтана». Отчаянные игрушки судьбы, в жизни не бывавшие во дворцах, — без проблем: фантастический Петрушка, невероятный Юноша (ведущий диалог со Смертью в балете Ролана Пети). Из последних побед — главная партия в Push Comes to Shove, которую Степин танцует в очередь с Кимином Кимом. Партия, на минуточку, в свое время предназначенная лично Барышникову.
Виктор Кайшета
По статусу — еще танцовщик кордебалета, и, действительно, больших партий у него немного. Кайшету — бразильца, окончившего в 2017 году школу в Берлине, — можно увидеть в «Корсаре» (где он танцует Али) и в «Дон Кихоте» (уже Базиль, между прочим!). Кроме того — множество маленьких, но «афишных» (как это называется в театре, когда имя актера отдельно упоминается в программке) партий. Танцовщик юн, решителен, весел и виртуозен: в 2017 году на московском конкурсе поразил публику и жюри, скрутив в вариации десяток пируэтов. Претендент на все роли, где требуется бодрый темп аллегро.
Мария Буланова
Тоже еще кордебалет (выпуск АРБ 2018 года, одноклассница Хоревой — впрочем, в этом выдающемся классе Людмилы Ковалевой было создано еще несколько будущих звезд, тут же учились Дарья Ионова и Анастасия Нуйкина). Тот случай, когда на «девочку из корды» уже прицельно ходят — и даже приезжают из других городов — старые балетоманы. У юной танцовщицы есть значительный трагический дар — она умеет рассказывать про взаимоотношения своих героинь со смертью; повелительница вилис Мирта и готовая убивать из ревности Зарема долго не забываются после спектакля. Но проработаны и другие краски — в том числе ясно-баланчинские: Буланова отлично смотрится в «Рубинах». Трудно даже предположить ее следующую значимую роль — пока что кажется, что она справится абсолютно с любой техникой и любым стилем.
Анастасия Лукина
Еще одна ученица Людмилы Ковалевой — но предыдущий выпуск, 2015 года. Сегодняшний статус — вторая солистка. Если нужно искать юную танцовщицу, которая олицетворяла бы понятие «мариинская классика», Лукина — одна из явных кандидаток. Танец ясный, теплый, при этом безупречный технически. Танцовщица излучает доверие к миру — недаром первой ее большой ролью стала Аврора. В баланчинских «Драгоценностях» она занята в самой как бы невыигрышной части — все отмечают парад «Бриллиантов», летучие хохмы «Рубинов», — а что такое «Изумруды»? Много сложностей, мало эффектов. Но «Изумруды» — это оммаж Баланчина Парижской опере, ее стилю. Лукина этот стиль чувствует и соединяет времена, связывает великие театры — без напряжения и вызова, все с той же легкой улыбкой.
Кимин Ким
Ким — на сегодняшний день главный виртуоз театра — учился в Сеуле, но у наших людей, его класс вели Владимир Ким и Маргарита Куллик, звезды Мариинского театра в 1980-х. В Петербурге он уже семь лет, и четыре года — премьер. Как и Париш, Ким внимательно изучает местные сценические обычаи, не расставаясь при этом с собственным стилем — волевым, бойким и праздничным. Вертеться и летать, торжествовать и вызывать овации прямо посреди вариации, когда публика начинает восторженно кричать после одного исполненного элемента, — это все его. Во время «Звезд белых ночей» состоится его бенефис — программа еще не объявлена, а билетов дешевле 7000 уже нет. Скоро и оставшиеся расхватают.
Александр Сергеев
Пятнадцать лет в театре, по статусу — первый солист, но это какое-то недоразумение: Сергееву давно надо быть мариинским премьером. Именно мариинским — потому что в его танце сочетается рыцарское служение балерине и неотказ от собственного «я», чем славились и славятся лучшие танцовщики театра. Александр умеет рассказывать на сцене истории — его героям веришь так, будто они о своей несчастной любви — любви счастливой — планировании какой-нибудь подлости говорят, держа тебя за руку. Кроме классики Сергеева необходимо смотреть в «Шурале» (ах, какая из него прекрасная нечистая сила!) и в «Парке» (потому что, когда он поднимает девушку для легендарного кружащегося поцелуя, видно, насколько это герою важно — вот так отправлять возлюбленную в воздух). Еще в последнее время танцовщик пробует себя как хореограф — и это у него неплохо получается.
Рената Шакирова
Окончила Академию русского балета четыре года назад (класс Татьяны Удаленковой), но говорить о ней балетоманы начали раньше: еще студенткой она станцевала на сцене Мариинского театра «Рубины» Джорджа Баланчина. Шакирова — безусловная «танцовщица аллегро»: темп, прыжок, открытый взгляд. Китри в «Дон Кихоте» и Гюльнара в «Бахчисарайском фонтане», самая бойкая Тень в «Баядерке», решительная Катерина в «Каменном цветке». Артистка пробует и другие роли — Кардуча в «Пахите», например (не только испанский темперамент, но и отчетливая хитрость героини), но пока лучшие ее партии остаются в рамках аллегро. Эти рамки, впрочем, нисколько не мешают ее Авроре в «Спящей» — героиня просто мчится к счастью быстрее, чем обычно.
Благодарим ООО «Астерия» и Ola ola store за помощь в организации съемки.
фото: Алиса Тикстон (Мариинский театр), Данил Ярощук,
креативный директор: Ксения Гощицкая
хореограф: Максим Петров (Мариинский театр)
креативный стилист: Елена Бессонова
продюсер: Ирэна Азаркевич
стилист: Эльмира Тулебаева,
ассистент стилиста: Яна Панкратова, Елена Шмаргуненко
визаж: Ника Баева,
прически: Роман Габриелян (Park by Osipchuk)
Рената Шакирова: «Русский балет — не просто техника, это танец души»
Балерине Ренате Шакировой прочили большое будущее, когда студенткой Академии русского балета имени Вагановой она уже выходила на сцену Мариинского театра в сложнейших «Рубинах» Джорджа Баланчина. Тогда ее сравнивали с Дианой Вишневой и отмечали техничность и темперамент. С тех пор Рената успела станцевать взрывную Лауренсию на выпускном спектакле, победить в паре с Кимином Кимом на телевизионном конкурсе «Большой балет», стать солисткой Мариинского театра и пополнить свой багаж самыми разными партиями — от озорной Китри в «Дон Кихоте» до романтической Джульетты в балете Лавровского.
Мы встретились с Ренатой в Петербурге сразу после ее возвращения с гастролей на Дальнем Востоке и поговорили о том, как артисты балета проводят лето, есть ли интриги в Мариинском театре, какие хобби помогают балеринам бороться с выгоранием и что же делает русский балет уникальным.
Рената Шакирова родилась в Ташкенте (Узбекистан). Окончила Академию русского балета имени Вагановой (класс Татьяны Удаленковой) в 2015 году. Являясь студенткой Академии, участвовала в спектаклях Мариинского театра.
С 2015 года в труппе Мариинского театра. Победительница (в паре с Кимином Кимом) проекта телеканала «Россия-Культура» «Большой балет» (2016). Среди ее партий в Мариинском театре: Китри и Амур («Дон Кихот», хореография А. Горского), Маша («Щелкунчик», хореография В. Вайнонена), Джульетта («Ромео и Джульетта», хореография Л. Лавровского), Катерина («Каменный цветок», хореография Ю. Григоровича), Царь-девица («Конек-горбунок», хореография А. Ратманского), Параша («Медный всадник», хореография Ю. Смекалова), Кардуча («Пахита» хореография Ю. Смекалова, реконструкция хореографии Мариуса Петипа), балеты Джорджа Баланчина «Драгоценности» («Рубины»), «Аполлон», «Симфония до мажор» и «Сон в летнюю ночь».
В балете «Инфра» (хореография МакГрегора, партнер — Кимин Ким). Фото Андрея Успенского.
Рената, вы недавно побывали во Владивостоке, где выступали на Приморской сцене Мариинского театра. Какие впечатления и популярен ли балет на Дальнем Востоке?
Это моя вторая поездка, ровно год назад я там была на фестивале. В этот раз мы привозили балет «Конек-Горбунок», и я танцевала Царь-девицу. Сцена большая, совершенно новая. В плане оснащения все очень удобно. И зрители очень тепло принимают! Когда видишь отдачу в зале, все становится легче. На Приморской сцене это чувствуется. Когда мы ездили в прошлом году (тогда было больше времени погулять, посмотреть Владивосток), все в городе знали про фестиваль. Даже в кафе, в магазинах нас спрашивали: «А вы случайно не приезжие?» — «Да». — «А откуда?» — «Из Санкт-Петербурга». — «А, вы на фестиваль!» Они знали, интересовались, говорили, что придут, что у них уже куплены билеты. Так что Дальний Восток любит балет! И мы привозим разные спектакли. В прошлом году была классика, в этом году — Ратманский, современный балет.
Получается, что летом у вас много работы — спектакли в театре, гастроли… Вообще лето балерины — какое оно? Рабочее или все-таки есть время на отдых?
Когда мы еще учились в Академии русского балета имени Вагановой и каникулы были два месяца, поначалу мы были безумно рады лету, планировали — кто на море, кто домой… Но с каждым годом все лучше понимали: чем больше мы отдыхаем, тем труднее нам восстанавливаться. Я чувствовала сама, по своему телу — я могу неделю просто отдыхать, а потом тело требует движения. Поэтому отдых получается активный. И я очень рада танцевать в театре до самого последнего момента. Кто-то имеет возможность выходить в отпуск раньше, но я всегда танцую до последнего и самая ранняя пташка, которая выходит.
Летом спектаклей очень много. Прошел фестиваль «Звезды белых ночей», были новые постановки, а завершением сезона стали масштабные гастроли в Лондон. У нас примерно три недели был безумный график.
Что вы танцевали в Лондоне?
Главную партию в балете «Дон Кихот» — Китри, па де труа и двойку лебедей в «Лебедином озере», балет «Инфра» МакГрегора, трио теней в балете «Баядерка»…
Когда вы только выпускались из Академии русского балета, вы уже танцевали на сцене Мариинского театра. Амура в том же «Дон Кихоте», даже «Рубины» Баланчина…
Даже ездила на гастроли с театром! Я была еще ученицей, и это был мой первый Лондон — три года назад.
Когда на вас возлагались большие надежды и сравнивали с Дианой Вишневой, это мешало или наоборот помогало?
Это не мешало, но это была ответственность — мне, ученице, доверяли такие сложные партии. И впервые ученицу позвали на гастроли с театром. Юрий Валерьевич (Фатеев, исполняющий обязанности заведующего балетной труппы Мариинского тетра) меня позвал. И, конечно, было очень страшно. Хотелось показать себя не просто ученицей, а уже артисткой.
Есть рецепты, чтобы не волноваться на сцене? Что вы делаете перед спектаклем?
Рецепт — много репетиций (смеется). Если я знаю, что у меня было достаточно репетиций, процент волнения падает. Еще, наверное, настрой. Это может быть подготовка к спектаклю, к образу. Танцевать «Дон Кихот» — это почувствовать себя настоящей Китри, посмотреть другие балеты, вдохновиться, прочитать что-то про это время… Тогда уходит волнение. Тогда не думаешь о том, что у тебя первое выступление или сложные технические элементы. Зритель чувствует, где настоящие эмоции, а где человек играет, поэтому хочется передать образ.
В балете «Рубины». Фото Андрея Успенского.
Некоторые артисты балета говорят, что не любят смотреть записи с другими исполнителями — они боятся начать копировать кого-то на сцене…
Копировать неправильно, но какие-то моменты можно пробовать. Перед новой партией я смотрю много разных версий спектакля, разных балерин, и мы с моим педагогом Маргаритой Гаральдовной Куллик работаем и смотрим, что мне подходит, а что мы ищем дальше. От каждой балерины я могу взять что-то, что мне ближе. А копировать — это неправильно. Это то, как чувствует та балерина. Это становление — искать себя. Интересно еще, что каждый спектакль непохож. И настрой бывает разным, даже погода влияет (смеется).
Есть ли интриги в театре или это стереотип о том, что в балете всегда присутствуют интриги?
Мне сломали стереотип, когда меня еще ученицей позвали танцевать в театре, и я постирала пуанты Gaynor Minden, а они сели. И девочка, которая танцевала эту же партию в другом составе, подходит ко мне и говорит: «Слушай, Ренат, у меня такой же размер, хочешь, я тебе свои пуанты дам?». Для меня это было шоком. Но я поняла, что как ты относишься к людям, так будут относиться к тебе.
В Петербурге. Фото Андрея Петрова.
Кто вам нравится из балерин старшего поколения?
В Академии для меня эталоном была Диана Вишнева. Многие говорят, что я на нее похожа. Может быть, что-то есть схожее… Когда я поступала, у меня не было таких феноменальных данных. Мне приходилось трудиться. И мне рассказывали, что Диана Вишнева тоже много чего добилась своим трудом. Это было для меня эталоном, тем, к чему я стремилась. И, конечно, Ульяна Вячеславовна Лопаткина. Когда я увидела ее на сцене вживую, это была магия. Каждый ее жест проработан до кончиков пальцев. На сцене не видно при этом, что она работает, это в ней самой.
Также многие говорят мне, что я похожа на Нинель Кургапкину. Но если говорить про балерин XX века, то и у Кургапкиной, и у Майи Плисецкой, и у Натальи Дудинской актерское исполнение на такой высоте! Сейчас все сложнее в техническом плане — мы и поднимаем ноги выше, и у нас такие трюки, которые не делали раньше. Но насколько в этих записях яркие образы! Каждая балерина была в своем стиле. Были еще различия — кто-то исполнял романтические балеты, у кого-то образы были яркие, энергичные. Сейчас мы, конечно, исполняем разные партии, мы разноплановые артисты, но актерское мастерство и умение передать стиль надо брать у балерин прошлого поколения.
Сейчас вопрос об амплуа тоже бывает актуален. Вас всегда считали темпераментной, технически крепкой балериной, а есть какие-то лирические партии, о которых вы мечтаете?
Да, есть. И да, я всегда чувствовала себя энергичной, и Китри была моей мечтой, потому что это огонь на сцене, когда все загорается вокруг. Когда я только пришла работать в театр, мне дали танцевать Китри, и я была безумно рада, исполнилась моя мечта. А дальше, в феврале, у меня в расписании стояла партия Джульетты. Это уже драматический балет, совсем другое. Я боялась и думала: «Как же, как же подготовить?». Но когда я начала работать, мы поняли, что это мое. Следующей партией была Параша в «Медном всаднике», и стало понятно, что это тоже мне подходит. Многие говорили: «Это настоящая русская душа!». Мне было очень приятно, и я поняла, что не надо себя недооценивать. Надо пробовать. Может быть, я сейчас открою для себя еще что-то новое. Из лирических партий хотелось бы станцевать Жизель. Там два акта совершенно не похожих друг на друга.
У вас уже огромный объем ролей за два сезона в Мариинском театре, есть что-то любимое?
Сложно сказать. Я люблю Джульетту. Это драматический балет, и в каждом акте свой замысел, своя идея. В третьем акте пик эмоций, когда юная Джульетта противостоит своей семье. Для меня это так интересно, потому что в то время юные девушки не могли сказать «нет» своему отцу, пойти против своей семьи ради любви. Вся эта история меня завораживает. Я очень люблю эту партию. То же могу сказать про Парашу, Прасковью в «Медном всаднике». Русская девушка, которая любит, она чиста и открыта, в ней нет лжи, фальши — такой интересный образ! Я люблю каждую партию. Сейчас была премьера «Пахиты», я танцевала Кардучу — это коварная девушка, которая пытается заполучить Андреса, главного героя. Все образы для меня уникальны и любимы.
В балете «Лауренсия». Фото Андрея Успенского.
А что было самым сложным?
Наверное, «Дон Кихот». Это было начало сезона. Мы поехали в Америку, были гастроли. И совпало так, что было очень много работы. Я совмещала: утром спектакль, днем репетиция, вечером спектакль и другая партия. Сложный график. И после приезда оставалось буквально 10 дней на подготовку. А перелет тяжелый. Мы прилетели, на следующий день репетиции… Я стою и не понимаю. Мне делают замечания, я говорю: «Да. Да, сейчас исправлю!». Потом поворачиваюсь к партнеру (я готовилась с Кимином): «Подожди, что мне сейчас сказали?». Педагоги заволновались, говорят: «Надо отказываться!». Но потом успокоились, через 2 дня прошла акклиматизация, я собралась, и мы очень упорно работали. Я говорю: «Все, у меня нет сил!». А мне: «Нет, давай дальше, дальше!». В такие моменты думаешь: «Все, я сейчас упаду!». А потом щелчок — и раз, второе дыхание. Хотелось показать спектакль на уровне. Тяжелые гастроли были позади, и не хотелось понижать планку. Хотелось ее только поднимать и поднимать. Это подбадривало и давало сил.
Во время гастролей, я так понимаю, всегда сумасшедший ритм. Город никогда посмотреть не удается?
Нет, бывают свободные моменты. Свой первый Лондон я очень хорошо запомнила. Так как я была тогда еще ученицей, было не так много спектаклей и удавалось гулять, наслаждаться городом, музеями. Я веду активный образ жизни и люблю много гулять. Даже когда настраиваюсь перед спектаклем, люблю погулять немного. За день до спектакля — чуть-чуть отвлечься, посмотреть город, погулять в парке, на велосипеде покататься, встретиться с подругами. У меня есть подруга, которая не в театре работает, — с ней поговорить, провести время удается.
Получается, что рецепт от выгорания — это прогулки и общение с друзьями. А есть еще какие-то хобби, на которые вы отвлекаетесь?
Я люблю все делать своими руками. Началось это с того, что на одну партию мне нужна была диадема. В Академии или не было, или она мне не подходила, и я подумала, что сделаю сама. Мне говорят: «Как сама?!» — «Ну, а почему бы и нет?» Так я начала делать сама диадемы. Я люблю шить, вышивать бисером, делать прически. Сейчас даже выучилась на визажиста и могу профессионально сделать макияж. Это, конечно, удобно для сцены. Много занятий, остается находить на все это время (смеется).
Фото Андрея Петрова
Было когда-нибудь желание что-то изменить в костюме — что-то пришить или наоборот убрать?
Было, конечно. Даже получилось однажды, что надо было выступать и не было костюма, и я его сама сшила.
Для какой партии?
Это было в отпуске, нас пригласили станцевать. Я танцевала адажио из балета «Кармен-сюита» и сама сделала красный купальник с юбочкой. Нашла ткань, сделала выкройки и дома на швейной машинке сама сшила себе костюм.
А обычно в театре все шьется в костюмерном цехе? Как все это происходит?
Когда исполняешь первый раз какую-то партию, костюм сначала идет из подбора. И в дальнейшем могут сшить новый костюм. И если совсем ничего не подходит, тоже шьют новый костюм.
Бывала так, чтобы вы танцевали в костюме, в котором до этого на сцену выходил кто-то из любимых артистов?
Да, в «Дон Кихоте» танцевала в пачке Жени Образцовой.
Вопрос по поводу вашего телевизионного опыта. Когда вы только выпустились из АРБ и были приняты в Мариинский театр, вас пригласили поучаствовать в телевизионном конкурсе «Большой балет». Чем отличался этот опыт от театральных спектаклей? Это проще или тяжелее — танцевать на камеру?
Все, что в первый раз, всегда кажется сложнее. Для меня это был необычный опыт. Бывало до этого, что на спектаклях снимали или приходили на репетиции — так что с камерой мы были знакомы. Но это было совершенно другое. В студии построили сцену. Не было зрителей, было только жюри. Не могу сказать, что у меня был большой опыт участия в конкурсах. Это было буквально два раза — «Гран-при Михайловского театра» и конкурс «Русский балет» в Москве. Но это было в театре со зрителями. А здесь нет зрителей, перед нами только жюри. Конечно, было очень сложно. Много камер, и стедикам, которые за тобой «ходят» (смеется). Ты танцуешь «Лауренсию», думаешь: «Вот, это Испания!». А перед тобой камера проезжает.
И у меня было меньше опыта, чем у других участников. Из молодых был Юра Кудрявцев (Юрий Кудрявцев — артист Красноярского государственного театра оперы и балета), но он уже год к этому времени работал в театре, то есть выходов на сцену было много. А мы в Академии готовились к выпускным спектаклям, к экзаменам — это больше была работа в зале, чем на сцене. В Академии какую-то партию готовили месяц, а в театре могут быть три репетиции — и ты должен выходить. Бывало даже в «Баядерке» в трио теней, что мы не могли соединиться с девочками. Я репетировала одна, а на сцене — все, мы втроем. И должны синхронно исполнить. Вот такого опыта у меня было намного меньше. От этого волнения было больше, чем у других участников. Потом поняла, что в театре выходить намного проще (смеется).
И график! В театре мы знаем, что в 7 часов начнется спектакль, мы выйдем на сцену. А на съемках бывает так, что начало подразумевается в 7, а выход только через час. Настраивают свет, идет обсуждение других участников… Нет таких границ. Одни могут выступить за час, другие — за полчаса. И ты находишься в таком напряжении из-за того, что не знаешь, когда выйдешь! Тело должно быть в тонусе, должно быть мягким, потому что тебе надо выполнять сложные элементы и не забывать об образе. Сложно, что ты все время в напряжении.
К тому же зрители видели, что конкурс идет каждую неделю, но у нас это было немножко по-другому. Иногда у нас было три дня съемок подряд и пару дней отдыха. За очень короткое время мы отсняли эту программу.
Петербург, который изначально не был для вас родным городом, успел стать родным?
Да. Он мне понравился с первой поездки. Многих этот город завораживал своей красотой. Кто-то говорит, что погода ужасная… Но ко всему привыкаешь и к погоде тоже! Он стал для меня родным. Когда гуляешь, представляешь себе XIX век. Даже театр — когда выходишь на сцену, представляешь, как когда-то император, императорская семья приходили, и это было событием в жизни театра. Эта атмосфера меня притягивает. И то, что мы с малых лет участвовали в спектаклях, начиная с детей в Вальсе цветов в «Спящей красавице», сделало театр родным. Это то, что меня согревает, дает мне силы, энергию и счастье. Счастье от того, что ты на сцене, что долго работаешь над какой-то партией и исполняешь ее так, как ты хочешь. Когда педагог говорит: «Ренат, я сегодня не смотрела на технику, я смотрела спектакль!». Это для меня бесценно.
Да, для меня Петербург стал родным. Я люблю путешествовать, открывать новые города, но люблю возвращаться в этот город.
Фото Андрея Петрова
А какие любимые места?
Всегда по-разному. Люблю гулять по Дворцовой набережной, люблю путь от дома до Академии. Сейчас прихожу в Академию, навещаю педагогов — Татьяну Александровну Удаленкову, Галину Александровну Еникееву, Николая Максимовича Цискаридзе.
Если попытаться несколькими словами обозначить, русский балет — что это для вас?
Душа. И за границей многие отмечают, что русский балет — это танец души. Не просто техника, образ, стиль. Это то, что идет от сердца и от души.
Беседовала Мария Разгулина
Фото обложки Андрея Петрова
Самый молодой премьер легендарной Мариинки
Сказать, что он с замечательной легкостью пролетает в воздухе, — это еще ничего не сказать. С неуловимого толчка он высоко взмывает, парит и затем приземляется с кошачьей мягкостью, чтобы тут же взвиться в следующем прыжке или сложном воздушном туре — все настолько безусильно и вписано в музыку, словно великий художник выполнил рисунок одним плавным росчерком пера. (Журнал “Санди таймз” о Кимине Киме, 20.08.17)
Тринадцатого августа в Ковент-Гардене отшумели бурные аплодисменты — закончились гастроли Мариинского балета. У лондонских балетоманов остались о них восторженные воспоминания и сожаление, что увидеть снова эту великую труппу в своем городе они смогут лишь через три года. Самые осведомленные о жизни театра благодарили добрую фортуну за то, что в Лондон все же приехал блестящий виртуоз Кимин Ким. И именно он вместе с безупречной классической примой Викторией Терешкиной открывал гастроли балетом “Дон Кихот”. Он пленил и зрителей, и критиков легкостью, парящими прыжками, музыкальностью и такими стремительными вращениями, какие можно увидеть, пожалуй, только в фигурном катании. Его совершенный танец родственен рафинированной манере петербургской школы, но балету он учился в Сеуле, который находится почти в семи тысячах километров от города на Неве. Не только потрясающий исполнитель, но и загадка — южнокорейский танцовщик, ставший в 22 года самым молодым премьером Мариинского балета, и вообще первым премьером, рожденным за пределами России. Именно у него мне захотелось взять интервью.
Кимин Ким около скульптурного портрета Рудольфа Нуреева в фойе Королевского оперного театра, фото автора
В условленный час мы должны встретиться с ним в дугообразном нижнем фойе Королевского оперного театра. И он приходит — высокий (его рост 183 см), подтянутый, совсем юный и… с Папой и Мамой. (Попозже будет ясно, почему я написала эти два слова с большой буквы.) Кимин садится между ними и обнимает Маму.
Папа и Мама известны мне, как и многим балетным зрителям, еще с 80-х годов: Владимир Ким (однофамилец Кимина) и Маргарита Кулик были солистами в Мариинском, ранее Кировском, балете. Для начала решаю задать простейший вопрос:
Кимин, сколько тебе лет?
Кимин поворачивается к Рите и спрашивает:
— Мама, сколько мне лет?
Мы все начинаем смеяться, и после этого интервью течет как дружеская беседа, с репликами Володи и Риты, вклинивающимися в неторопливые ответы Кимина, экскурсами в прошлое и взрывами смеха. В первую очередь разбираемся с его возрастом. Оказывается, у корейцев считается время у утробе матери, так что в Корее Кимину 25 лет, а в России 24 года. Затем начинаем разбираться с папами и мамами.
Кимин, читателям журнала будет интересно узнать, из какой ты семьи и когда увлекся балетом?
Он отвечает на мои вопросы по-русски, а Володя и Рита иногда поправляют его лексику.
— Папа у меня служащий, чиновник, а мама музыкант. Она хотела, чтобы сын занимался фортепиано или скрипкой. Кроме того, в Корее ценят красоту танца. В газетах много фото танцев. Когда я был маленьким, смотрел с мамой “Спящую красавицу”, было красиво, и я стал плакать.
Так понравился балет?
— Да, я так чувствовал. Там живет музыка. Я думал, что и я смогу другим это передать.
Значит, сам захотел заниматься балетом?
— Да, это был мой выбор. В детстве я еще занимался плаванием, шорт-треком, футболом и бегом на коньках, не фигурным катанием, а бегом. И у меня есть черный пояс по тхэквондо. Я занимался этим искусством еще до балета в своей жизни. А с десяти лет — только балетом. Мы жили в маленьком городе, и там была балетная студия. А потом посоветовали учиться в Сеуле. И родители из-за меня туда переехали.
Володя объясняет:
— В Сеуле есть Корейский национальный университет искусств. Мы там с Ритой преподавали и прожили десять лет. Там невероятное отношение к балету, очень много желающих заниматься им. Для них балетные педагоги — абсолютные авторитеты, чьи указания надо исполнять. Для учебы там надо пройти отбор. Мы посмотрели Кимина, как он прыгал, вертелся, и он был принят.
Вы сразу увидели его потенциал?
— Ну, координация у него была хорошая, прыгал и вертелся он хорошо, но он не понимал — зачем, и у него не было основы. Видя старших, он старался улучшать свою технику, а я старался внушить ему, что в искусстве важны не только трюки и прыжки. Особенно важно — КАК. Главное в театре — выразительность. Ты должен выразить музыку, чувства — причем в безупречном стиле, с элегантностью.
— Да, Папа мне открыл, внушил, — добавляет Кимин. — Еще он называл меня “чудо-юдо”, а иногда “монстр”. После репетиций шли домой к нему, смотрели видео Нуреева. Больше общались. Я стал понимать, чтó я хочу, у меня был подъем. Из зала не вылезал, все репетировал. Однажды с партнершей пошли в кино днем и увидели солнце и обрадовались. А так все время были в зале. Когда мне было 14-15 лет, я стал ездить на конкурсы.
Действительно, уже с 2008 года имя Кимина Кима стало известно любителям балета, когда на него посыпались победы, призы и Гран-при в целой веренице престижных балетных конкурсов: в Риме, Москве, Сеуле, Джексоне, Варне, Перми и Нью-Йорке.
Вот ты стал завоевывать призы. А о чем тогда мечтал?
— О русском балете. Смотрел видео только Нуреева, Чабукиани, Соловьева. У меня вкус такой, как у Мамы и Папы.
Так вот откуда эта удивительная родственность с петербургской школой. Воспринимал, впитывал и постепенно приближался к своей мечте — тому высокому, уникальному стилю, отличающему танцовщиков Мариинки.
Как же все-таки ты попал в Мариинский?
— Думал, что поеду в США, но в Южной Корее были гастроли Мариинского балета.
Рита добавляет:
— Мы связались с руководителем балетной труппы Юрием Фатеевым, моим, кстати, одноклассником по Вагановскому училищу, и предложили посмотреть записи Кимина с его конкурсными выступлениями. Он посмотрел и сказал, что возьмет его, пусть приезжает. А у мальчика еще и диплома об окончании учебы не было, поэтому его сначала зачислили в театр стажером.
— Я был так рад! Это было чудо! — восклицает Кимин. — Да, вот “чудо-юдо”!
Так в 19 лет корейский танцовщик оказался в Питере. Володя рассказывает мне, что приехал вместе с ним, поселил его в своей квартире на ул. Союза печатников, показал, как дойти до театра и до магазинов, вручил ключи — и уехал обратно в Сеул. Впервые Кимин оказался один в квартире в чужом городе, без языка, без друзей… И довольно скоро приключился казус. Вернувшись как-то из театра, он забыл отключить сигнализацию. Взревела сирена — и через несколько минут явились охранники с автоматами наперевес. Можно представить себе картину: иностранец, по-русски не говорит, объяснить ничего не может. Но Кимин сообразил включить компьютер и по скайпу вызвал Папу-Володю в Сеуле. Выслушав Володины объяснения, охранники поверили и ушли.
— По-русски я тогда мог сказать только “Здрасте” и “До свидания”, — вспоминает Кимин, — но в театре меня хорошо приняли, я очень благодарен. Первые 6 месяцев было трудно. Другая культура, обычаи, этикет. Русские люди более эмоциональные и критичные. Легче было, что все время тренировался, танцевал.
Уже через полгода Кимин получил диплом и был назначен первым солистом. После исполнения им виртуозной партии Али в “Корсаре” быстро разнесся слух о его полетных прыжках с кошачьими, мягкими приземлениями, ослепительными гран-пируэтами и элегантной манере.
Володя и Рита, отработавшие в Корее 10 лет, решили вернуться в Питер, чтобы преподавать в родной Мариинке. Ученики провожали их в Сеуле со слезами и даже рыданиями. А Кимин ликовал, почувствовал себя дома, в семье, и их приезд ускорил его адаптацию,
— Мне сразу понравилась еда, которую готовит Папа, — говорит Кимин, — плов, борщ, голубцы и оливье. Очень вкусно! Кульбаса — о-о-о! Мне так хорошо здесь, у нас дома шесть собак.
— Да, мы семья, — поддерживает его Володя, — и у него два папы и две мамы.
Кимин, а как твои родители смотрят на это?
— Они считают, что хорошо делать карьеру за границей. Были даже не против, чтобы ради моей карьеры в Петербурге русские папа и мама меня усыновили. Но нам сказали, что по законам Кореи и России делать этого нельзя. О родителях скучаю. Мама скучает. Я езжу к ним в Корею каждый год.
Взлет карьеры Кимина был стремительным — за три года он достиг высшего ранга премьера Мариинского балета. Сейчас он исполняет не только почти всю классику, но и современные балеты Форсайта, МакГрегора и Ратманского. Сенсационными были его гостевые выступления в Американском балетном театре и в Парижской опере — в роли Солора в “Баядерке”. И это не удивительно: у зрителей от его прыжков перехватывает дыхание, у него отличная выучка, прекрасная техника, безусильный и красивый танец.
Отчего же так беспокоились в этом году лондонские балетоманы перед приездом Мариинки? Причиной этого была тревога за Кимина: достаточно ли он восстановился после тяжелейший травмы.
Кимин, теперь, когда уже вижу тебя выздоровевшим, я хочу спросить о той травме.
— Во время “Баядерки” я прыгнул и почувствовал острую боль в стопе. Дотанцевал второй акт, но пришлось попросить замену. Думали, что лечить будут не меньше трех лет, потому что перелом был раздробленный.
В это время у сидящей рядом со мной Риты подозрительно вздрогнули плечи. Пряча покрасневшие глаза, она говорит с извиняющейся улыбкой:
— Так боялась, что он не сможет больше танцевать.
После его метеорного взлета было нелегко перенести бездействие. Сначала он был подавлен и расстроен, затем решил: надо стараться вернуться в строй как можно быстрее.
— Я много смотрел старые балетные записи 70-80-90-х годов и заметил разницу в манере танцовщиков, в их подаче себя на сцене. Тогда были яркие личности. Я читал много. Прочитал “Анну Каренину”, “Отцы и дети”, “Онегина” на английском. Стихи писал на корейском и рисовал. Люблю рисовать без цвета. И я много ходил на концерты. Обожаю Шопена, Рахманинова, Прокофьева и Моцарта. Очень люблю песни “Битлз». У меня много друзей музыкантов. Мне повезло, после операции я восстановился за один год. Такое счастье, что могу танцевать.
Назовешь мне свою любимую роль? И ту, о которой мечтаешь?
— Люблю Макмиллана, Баланчина. И американский, и европейский балет. Любимый стиль у меня русский. Очень люблю балет “Легенда о любви”. Особенно меня там “тянет” музыка. И роль Ферхада очень хочу улучшить. А мечтаю станцевать — Ромео!
А к Петербургу ты привык?
— Да. В Петербурге много воды. Там реки, каналы, мосты. Мне нравится, когда рядом вода. Я очень люблю гулять вдоль рек и каналов. Нравится смотреть закат, и я люблю Питер ночью. Мне там хорошо.
Наталия Диссанаяке
Читайте также:
Михаил Барышников: «Я предпочитаю живой театр»
Вадим Мунтагиров: Сначала я хотел играть в футбол
Борис Эйфман: Иной жизни я для себя не представляю
Вышла книга «Русские судьбы в Лондоне». Интервью с автором
Про балет, черный пояс по тхеквондо и мясо собак
Кимин Ким — первый солист балетной труппы Мариинского театра. Ему двадцать один год, он обладатель Гран-при международных конкурсов в Перми и Нью-Йорке. На Нуриевский фестиваль виртуозный танцовщик приехал вместе со своим педагогом Владимиром Кимом. Они однофамильцы, но Владимира Кимин называет папой, а его супругу — балерину и педагога Маргариту Куллик — мамой. Он даже живет в их петербургской квартире.
— Своих детей у нас с Ритой нет, к сожалению. Кимин нам как сын, — говорит Владимир. — Мы познакомились 10 лет назад в Сеуле: приняли приглашение преподавать в Корейском национальном университете искусств, Кимин попал в наш класс…
— Вы знали корейский язык?
— Ни я, ни Рита корейского языка не знали. А я так и не выучил его: постоянно думал, что скоро вернемся в родной Петербург. Но в итоге мы десять лет прожили в Сеуле. Понимаете, там невероятное отношение к балету — очень много желающих заниматься этим видом искусства. К балетным педагогам корейцы относятся как к непререкаемым авторитетам: безоговорочно выполняют все рекомендации. Во многом поэтому они достигают невероятных в профессии результатов.
— Кимин — самый талантливый ваш ученик?
— Пожалуй, да. Благодаря ему мы вернулись и в Петербург, и в Мариинский театр: его желание строить карьеру за пределами Кореи и наше — вернуться домой, к стареньким уже родителям, — совпали. А другие наши с Ритой корейские ученики работают в Американском балетном театре, в балете Парижской оперы…
— Вопрос к Кимину: тяжело было учить русский язык?
— Я только три года назад стал его учить, когда понял, что хочу работать в России — в театре, где танцевали мама и папа, а раньше их — Рудольф Нуриев, Юрий Соловьев и Наталия Дудинская. В Мариинском театре.
— Ваши настоящие родители как к этому отнеслись?
— Моя настоящая мама — композитор и пианистка, а настоящий папа — чиновник, работает в администрации Сеула. Они считают, это хорошо — делать карьеру за границей. Были даже не против, чтобы ради моей карьеры в Петербурге русские папа и мама меня усыновили. Но оказалось, что по законам Кореи и России делать этого нельзя.
— Грустно было уезжать из Сеула?
— Мне — нет. Знаете, все-все грустили, что уезжают в Россию мама и папа. Когда прощались, все ученики просто умирали.
— Умирали?
— Ой! Правильно сказать — плакали. Плакали и рыдали!
— Как вас приняли в Мариинском театре?
— Очень хорошо. Сначала меня определили стажером балетной труппы, а уже через полгода — с июля 2012 года — я стал первым солистом.
— Со всеми мариинскими балеринами и солистками уже танцевали?
— Только с теми, кто подходит мне по росту. Это Алина Сомова, Виктория Терешкина, Оксана Скорик, Олеся Новикова, Катя Осмолкина, Елена Евсеева. Все они очень хорошие. Очень.
— Какой у вас сейчас балет самый любимый?
— «Баядерка». Очень рад, что в Казань меня пригласили танцевать в «Баядерке».
— Быстро привыкли к российской еде?
— Не очень. Но мне сразу понравилась еда, которую готовит папа: плов, борщ, голубцы и оливье. Очень вкусно!
— Кимин, а как вы относитесь к корейским блюдам из мяса собак?
— Никогда не ел. Когда папа начал преподавать у нас в Сеуле, то сказал: «Если узнаю, что кто-то из вас ел собаку, на мой урок можете не приходить!». Он очень любит собак. И мама тоже. И я очень люблю. Я когда вижу собаку, для меня сразу наступает радость! Сейчас у нас в Петербурге с мамой и папой шесть собак: три маленькие, они еще в Корее у мамы с папой жили, и три большие. Я очень хочу завести французского бульдога, но папа и мама не разрешают. Семь собак — это уже много потому что.
— Еще хочу спросить вас о корейском боевом искусстве — тхеквондо.
— У меня черный пояс по тхеквондо. Я занимался этим искусством еще до балета в своей жизни. С десяти лет — только балетом.
— Что для вас в балете главное?
— Уметь танцевать так, чтобы на тебя было интересно смотреть. Только трюки когда делаешь — это неинтересно. Нужно получать от этого удовольствие. И нужно понимать — что ты танцуешь, кого. Так учат папа и мама.
— Вы боитесь своих петербургских папу и маму?
— Очень! Невероятно! Я невероятно боюсь их огорчить.
— Какую музыку любите?
— Обожаю Шопена, Рахманинова, Прокофьева и Моцарта. Очень люблю песни «Битлз».
— Появились ли у вас в Петербурге любимые места?
— Эти места находятся в нашей квартире: это кухня и моя кровать. А если серьезно, то я очень люблю гулять вдоль рек и каналов Петербурга. Мне хорошо, когда рядом вода.
— Вы, похоже, не очень веселый человек?
— Я веселый человек. Но я люблю хороший юмор.
— А хороший — это какой?
— Как я.
В толпе ценителей Парнаса — LiveJournal
Наконец, когда сезон уже приблизился к середине, дали «Баядерку». Народ, судя по всему, соскучился и приветствовал выход главных героев аплодисментами, что в последнее время происходит не часто. И уж тем более давно не случалось такого, чтобы два раза поднимали опущенный занавес для вызова артистов после спектакля.Эмоционально это была самая открытая Баядерка со Скорик из тех, которые я видела. Что тому причиной, не знаю: партнер или пришедшее к ней техническое мастерство, позволяющее «вытаскивать» мелкие погрешности, неизбежные в живом спектакле; на удивление хорошая игра оркестра или какие-то личные обстоятельства… так или иначе, несмотря на то, что велась запись, Оксана не стала «зацикливаться» на технике. И если первый выход Никии был сделан в привычной для нее сдержанной манере: храмовая танцовщица, чуждая суете окружающего мира, воплощение богини — казалось, ни восхищение брамина, ни ритуальный танец не трогают глубин ее души, то тем неожиданнее было ее превращение в юную девушку, так по-земному, с замиранием сердца ожидающую любимого.
Рисунок роли в сравнении с прошлым спектаклем, на мой взгляд, сильно изменился. Яснее проступил вовсе не склонный к смирению характер ее Никии. Танцуя на свадьбе Гамзатти и Солора она не только страдает, но и ждет, даже, пожалуй, требует от любимого объяснения. Преподнесенная корзина воспринимается ею как знак в их безмолвном разговоре. Бешенные по темпу и красивые по форме вскоки и прыжки быстрой части вариации были наполнены отчаяньем безнадежного ожидания. После укуса змеи ее Никия не только обвиняет, она грозит возмездием, что и имело место в прежней версии, когда разрушался храм.
В третьем акте жесты, сложные элементы, переходы из движения в движение – все слилось в единый поток, который завораживал. Неземным было адажио: в па де бурре Оксана и впрямь, как тень, проплывала над сценой, кантиленно вынимала алясгоны – до чего красивы они в обводке, когда нога вставлена, дотянута струной и в повороте находится на одной линии с корпусом! Некоторые балерины в белый акт вносят интонации Жизели – любовь сильнее смерти, она все прощает и встает на защиту даже из могилы и т.д. Мне же кажется, что у Оксаны этого не было, было видение Солора, тень Никии, прекрасной, но и беспощадной, ибо потерянной для него навсегда.
Над Кимом Кимином законы земного притяжения не властны, это уже очевидность. Непостижимо, как этот тонкий, легкий танцовщик в мгновение ока воспаряет куда-то под колосники, а затем беззвучно приземляется, отталкивается и снова парит. Как стрела пролетел в диагонали стремительных жете в третьем акте, в свадебной вариации без сучка без задоринки скрутил двойные гран пируэты. Хотя в дуэте, на мой взгляд, свою полетность ему следовало бы соотносить с возможностями партнерши – рассинхрон в первом выходе с Гамзатти уж слишком сильно бросался в глаза.
Ну и пара слов о других участниках спектакля.
Мое искреннее восхищение Владимиром Пономаревым и Светланой Ивановой, чье присутствие на сцене украшает любой спектакль. О каждом из них собираюсь написать отдельно.
Не могу не отметить Магедавея-факира. Роль в общем-то небольшая, если не сказать скромная, не раз приходилось наблюдать, как танцовщики особенно и «не заморачиваются». Но Григорий Попов и роскошно прыгал, и в обе стороны крутил аккуратные «блинчики», а в сольном кусочке перед Царством Теней сделал четыре, а то и пять чистейших пируэта андедан.
Гамзатти Анастасии Матвиенко, на мой взгляд, ее лучшая роль. Все в ней здесь настолько естественно и без усилий, что даже легкая ленца, с которой она танцует некоторые движения, играет на неизменный образ. Немного не хватило остроты в ногах, но прыжки все также высоки и бесшумны, а фуэте было скручено до того легко, словно речь шла о каком-то совершенно элементарном движении.
В слаженном Гран па тугими раскуроченными аттитюдами блистала Виктория Брилева. На отличном эмоциональном подъеме был исполнен Индусский танец Анастасией Петушковой, Борисом Журиловым и Олегом Демченко. Петушкова в этом зажигательном номере «купается», тут и ее физическая крепость к месту, и сильные ноги, и темперамент. Старался, как мог, Филипп Стёпин, но уж слишком многого не хватает ему, чтобы даже небольшая вариация была станцована с блеском. «Хвост вытащишь — нос увязнет»: хорошо проработал восточные руки-позы, но вылезли неполадки в работе ног.
В первой вариации Теней дебютировала Рената Шакирова. Танцевала, как и всегда, напористо. Что же касается техники, то немного разочаровал ее прыжок – казалось, он исполинский, ан нет, только при наличии подхода она способна выпрыгнуть сильно, когда же «стартовать» приходится с места, без разгона, высота улетучивается. А потому два последних па де ша в средней части превратились в какие-то козлиные разножки с согнутым завернутым коленом. Финальная диагональ в арабеске тоже не впечатлила – акцент корпусом Шакирова зачем-то упорно делала вниз, а не вверх, а потому весь эффект смазался. Но для дебюта выступление более чем уверенное.
Приятно удивила Екатерина Иванникова, вышедшая во второй «прыжковой» вариации Теней. Сильные бесшумные кабриоли, да и в целом впечатление осталось хорошее. Не все удалось Ксении Острейковской, самая сложная часть вариации – средняя, рассчитанная на устойчивость и хорошее плие, скомкалась из-за поерзываний в позах, но с кем не бывает.
На поклонах Грузин не поцеловал ручку выведшей его Скорик, не знаю, какие у них отношения, но первый раз вижу столь откровенную демонстрацию непрофессионализма.
На этом, пожалуй, и закончу растекаться мыслию по древу.
© Iruma
Данный текст и видео материалы охраняются авторским правом.
Их прямое или скрытое цитирование и использование без указания источника запрещено.
