Нужен ли культ девства православие: Девство / Православие.Ru – Зачем сохранять девство до брака? / Православие.Ru

Девство / Православие.Ru

Современная культура не дает подрастающей девушке ясной идеи, способной достойно противостоять граду насмешливых вопросов, призванных оболгать добродетель девства: «Для кого ты себя бережешь?», «Ты хочешь быть женщиной или «синим чулком»?» Чувствуя себя уязвленной в самой сути своего бытия, девушка начинает ломать естественную стыдливость, переживает что-то вроде раскаяния пассажира, отставшего от поезда, и потому торопится любой ценой познать брачные тайны.

Возможно, все дело в плохих учителях литературы, ведь уже в самой школьной программе упоминается, как минимум, одно произведение Достоевского, которое могло бы дать надежную идеологическую защиту от подобных провокаций.

В романе «Идиот» роковая красавица Петербурга Настасья Филипповна не на шутку влюбляется в князя Льва Николаевича Мышкина. Это один из самых ярких и красивых героев Достоевского: даже идейные враги и любовные соперники испытывают к нему обезоруживающую симпатию. Помимо прочего князь оказывается наследником миллионного состояния и делает Настасье Филипповне серьезное личное предложение. Казалось бы, минута нечаянной радости открывает женщине перспективу заветного жизненного счастья. Но сцена оканчивается страшным скандалом. «Именно в эту минуту, – говорит Достоевский устами одного из своих героев, – Настасья Филипповна помешалась». Она отказывается от предложения любимого человека и связывает свою судбу с ревнивым купцом Парфеном Рогожиным, мрачным фанатиком, который в конце концов и убьет ее.

Причины помешательства и самоубийственного шага невесты сначала не понятны никому, включая и князя Мышкина: «Кто же добровольно идет в воду или под нож?» Его недоумение позже рассеивает сам Рогожин: «Ей не под силу у тебя стало, князь, потому и ко мне убежала… Да не было б меня, она давно бы уж в воду кинулась. Потому и идет за меня, что я ей, может, похуже воды, потому что наверное за мною нож ожидает».

«Я известно какая, – говорит о себе Настасья Филипповна. – Я у Тоцкого в наложницах жила. И ты, князь, хочешь меня такую за себя взять?» Любой женщине знакомо особого рода смущение, возникающее при встрече с красивым и блистательным незнакомцем, если сама она не наряжена и не приукрашена. Для того чтобы понять Настасью Филипповну, нужно умножить это ощущение в десятки раз, помня о том, на какую высоту ее любовь подняла князя Мышкина, и учесть то обстоятельство, что принарядиться и приукраситься ей уже невозможно: ее брачные одежды давно украдены сластолюбивым Тоцким. Забыть любовь невозможно. Разделить с любимым бытие во всей полноте «не под силу». Должно быть, это и есть вечная адская мука, от которой остается разве что «под нож или в воду», повторяя иссохшими губами фразу Вальсингама из трагедии «Пир во время чумы»: «Где я? Святое чадо света! Тебя я вижу там, куда мой падший дух уже не досягнет».

В Евангелии можно найти обратный пример. Здесь значение девства проявляется во всей полноте. Тот, кто уяснил суть психологической проблемы Настасьи Филипповны, не может не поразиться той ясности и легкости, с которой Богоматерь отвечала архангелу Гавриилу: «Я раба Господня. Да будет мне по слову твоему». А ведь Ей было объявлено, что не просто некий святой человек, но Сам Предвечный Бог желает разделить с Ней бытие в качестве Ее Сына. И ничто в Ней не препятствует этому. Так что следует признать правоту Церкви, почитающей Марию как «Честнейшую херувим и Славнейшую без сравнения серафим». И можно понять благоговейный страх перед Нею апостолов, ведь даже первый из них – Симон Петр – на первый призыв Христа смущенно ответил: «Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный».

Кто-то возразит: в культуре, где девство не имеет никакой ценности, в принципе невозможно столкнуться с проблемой Настасьи Филипповны. Сегодня женщина, имевшая пять мужей, не склонна чувствовать себя недостойной настоящей любви. Однако не трудно заметить, что закон девства сказывается в движениях самой человеческой души вне зависимости от культурной конъюнктуры. И отчаяние Настасьи Филипповны вызвано отнюдь не чувством стыда перед кем бы то ни было.

Книга Бытия, рассказывая о жизни первых людей в раю, упоминает о том, что они были наги и не стыдились. Лишь в результате грехопадения стыд наготы побудил их сделать себе одеяния из листьев и скрыться от Бога за деревьями рая. Расколотая грехом душа человека, наподобие треснувшей линзы объектива, стала давать странную картинку: мир разделился на чистое и нечистое. Именно так представляли мироздание гностики: все материальное связывалось в их ощущении с греховным и скверным; все духовное – с чистым и святым. Отцы Церкви опознали здесь ересь – слишком очевидны были причины подобного нарушения духовной оптики. Чистому – все чисто, и лишь нецеломудрие мыслей побуждает человека испытывать скопческое отвращение или стыд перед брачными отношениями. К слову, можно предположить, что и «Крейцерова соната» Льва Николаевича Толстого появилась как духовное следствие его собственного юношеского невоздержания.

Всякий человек, утративший целомудрие, то есть целостность души, в той или иной степени сочувствует гностицизму. Либо он видит в женщине, по слову Марины Цветаевой, «всего лишь животное, кем-то раненное в живот», и упивается блудом, либо глядит на нее с застенчивостью Александра Блока, бубнящего про какую-то незнакомку, с которой даже мысленно невозможно познакомиться.

Для обозначения двух граней нецеломудрия Пушкин предлагал ввести в русский язык заимствованное из французского слово «прюдство», антонимичное «кокетству». «Слово это, – писал он, – означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о женской чести, – недотрогу. Таковое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно молодой. Пожилой женщине позволяется многое знать и многого опасаться, но невинность есть лучшее украшение молодости. Во всяком случае, прюдство или смешно, или несносно».

Предложенный поэтом термин так и не прижился, но его место занял другой – «синий чулок». Как видно, отнюдь не девство порождает подобный тип женщин. У этого явления прямо обратные причины. «Я никогда не целуюсь с парнем, который мне по-настоящему нравится», – признается сменившая пять мужей героиня популярного сериала. И в ней нельзя не заметить гностической болезни Настасьи Филипповны, которая любит, но не может разделить с любимым бытие во всей его полноте. Это неудивительно, ибо мир для нее уже раскололся: с одной стороны трещины поместилось «нечистое», куда она относит поцелуи и брачные отношения, с другой осталась подлинная любовь и «парень, который по-настоящему нравится».

Зачем сохранять девство до брака? / Православие.Ru

Современные духовные пастыри говорят, что многие в наши дни готовы согласиться и принять какой угодно церковный закон, только лишь бы не тревожили сферу их интимных отношений. Легко человек расстается со своим девством, спешит успокоить самого себя мнением, что «сейчас все так живут».

В 303 году по Р. X. в Никомидии к правителю Максимину привели девицу невиданной красоты — Евфрасию. Безжалостный мучитель повелел ей отречься от Христа, поклониться идолам — в противном случае она будет осквернена. И вот рядом с Евфрасией оказался грубый воин с обнаженным мечом, который жаждет плотской утехи. Угодница Божия обратилась с горячей молитвой к Спасителю, твердо веруя, что Господь не посрамит. И вдруг в сердце святой явилось, словно луч, небесное вразумление. Евфрасия сказала: «Храбрый воин, ты часто бываешь в сражениях. Хочешь, я найду тебе такой чудесный цветок, который сохраняет от всякого вражеского посечения?» Глаза легионера загорелись: «Найди мне такой цветок: я хочу всегда иметь его при себе». Святая продолжила: «Этот цветок может иметь силу только тогда, когда его даст девица, а не женщина». Воин, желая завладеть чудодейственным талисманом, пошел за Евфрасией в сад.

Вот она ходит по прекрасному саду и собирает цветы — вся, словно ангел, в белом, с распущенными волосами. Она ищет цветок бессмертия. Наконец девушка указала на несколько однообразных цветков: «Это и есть цветы бессмертия», — нежно сорвала их и добавила: «Для того, чтобы ты сам убедился в их чудодействии, положи их мне на шею и сильно ударь мечом». Перекрестившись, святая Евфрасия обнажила юную шею и смиренно склонила голову. А воин, приложив к ее шее цветы, сильно ударил мечом.

…Тихо, словно продолжая благоговейную, смиренную молитву, падало обезглавленное тело на траву. Изумленно смотрел воин на подвиг юной христианки. Ради сохранения девства, нетленного дара целомудрия, святая Евфрасия жертвовала жизнью. А душа ее… Наследовав небесный венец, она помогает тем, кто на земле старается соблюсти свое девство.

Многим подобный пример покажется странным. Стоило ли ради сохранения девства терять саму жизнь? Так хоть жила бы, а то вообще ничего. Давайте задумаемся: обыкновенно люди теряют девство, когда вопрос об угрозе их жизни не возникает. Святая Евфрасия показала: сохранить девство значит сохранить исключительный Божественный дар, сохранить в себе то лучшее, что в нас есть. Верно то, что девство — одно из самых драгоценных сокровищ человека. И это сокровище Господь подает всем нам даром. Подает только однажды. Сокровище это так же бесценно, как святость, как чистота и непорочность сердца. Не случайно в каждом юноше и девушке сокрыто глубокое чувство святыни своего девства. Беззащитная девушка, святая Евфрасия, оказалась сильнее и мудрее грубого воина и в итоге удостоилась небесного венца, вечной жизни. Многие же лишаются этого ради временной сласти, а потом долго, но бесполезно жалеют.

У современной молодежи бывают две формы преткновения в данном отношении и соответственно две точки зрения на вопрос добрачных отношений.

Во-первых, некоторые воспринимают добрачные связи как естественный способ общения с другим человеком на определенном этапе знакомства. Причем брак в данном случае даже не предполагается. Допустим, понравилось парню мороженое — купил и съел, привлекла внимание реклама фильма — пошел и посмотрел, заинтересовала хорошенькая девушка — познакомился и переспал. Все как бы естественно: поесть, посмотреть, вступить в интимную связь.

Несколько лет назад некая девица очень хотела выйти замуж за знакомого ей молодого человека. Но он не желал, и после одной вечеринки она смогла его соблазнить. За этим последовала беременность, и теперь она стала шантажировать свою жертву: «У нас ребенок. Если не женишься на мне, сделаю аборт». Вот так один порок влечет за собой другой: от блуда до убийства, оказывается, один шаг. Мне неизвестно, чем закончилась эта история, кроме того, что молодой человек искал разрешения своей проблемы в церкви. А стоит ли вообще создавать себе такие проблемы? Кстати, у Святых Отцов есть весьма мудрые рекомендации, которые помогут вовремя уберечь себя от ненужной трагедии. Преподобный Никодим Святогорец говорил: помни, ты — порох, не прикасайся к огню, то есть не дозволяй себе рискованной близости с человеком противоположного пола. Не ходи там, где ты потеряешь свое сокровище, избегай ситуаций, в которых случится трагедия.

Порой и девушка, допустив интимную близость, теряет свою независимость, боится, что ее теперь бросят, и начинает бегать сама за парнем. Но во взаимных отношениях теперь исчезает нежность. Любовник после этого обращается с ней уже бесцеремонно: он знает, что уже завладел ею. И как комар, напившийся крови, удаляется тяжело и медленно, ко всему равнодушный, так уходит любовник, удовлетворивший сполна свою страсть.

Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея, —

писал А. С. Пушкин.

Слишком многие девушки знают на горьком опыте: едва парень добился, «чего хотел», как стал грубым и дерзким, из дружбы исчезло благоговение. Психологию подобного искушения хорошо знал Лермонтов, когда вкладывал в уста гордого Печорина такие слова: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!»

Есть очень хорошее правило жизни: не присваивай себе чужого. Если ты случайно зашел в столовую, увидел накрытый стол, то это не значит, что надо выжидать момент, когда понравившееся блюдо можно будет быстренько скушать. Оно не тебе приготовлено, не кради его у другого. О каждом из нас есть Божие произволение. Господь Своим премудрым Промыслом заранее определяет нам спутника жизни, того, с кем мы соединимся в единую плоть в Таинстве Брака. Отдавая себя кому-либо до Венчания, человек дерзко вторгается в этот Промысл, он как бы говорит Небесному Отцу: «Мне не нужны Твои дары, я сам о себе позабочусь». Он подобен капризному ребенку, который меняет полезные фрукты, подаваемые в свое время, на пирог из песка, который хочет вылепить прямо сейчас.

Существуют достаточно верные жизненные наблюдения. Самолюбивый торопится удовлетворить себя, свои низкие, телесные чувства. Он жаждет насытить понравившимся человеком преступную страсть, но как только насытится, вмиг охладевает и отвращается от мнимо любимого. Желание обладать другим человеком, насытить себя его красотой и девственностью показывает не любовь, а тайную гордость. Пусть такой герой представляется симпатичным, сильным, отважным. Но очень вероятно, что это герой не вашего романа.

Поверьте, что настоящая любовь чужда дерзости. Плотская привязанность стелется по земле, словно дым от жертвы Каина, тогда как чистая дружба восходит к небесам как благовонный фимиам. Как хрупкий сосуд с драгоценным миром вы станете аккуратно держать в руках, так сохраните чистоту любви. Как мать обнимает новорожденного, так обнимайте чувства первой любви. Не дайте на растерзание свою чистоту, свое девство, не спешите с первой ночью. Пусть вы помедлите, зато обретете бесконечно большее. Девство — как чистое лицо ребенка, блуд — словно шрам на красивом лице. Как скрип железа по стеклу, так отзываются в душе блудные помыслы. И как катастрофа города, страдающего от стихийного бедствия, так и растление девства — это катастрофа твоей личной судьбы. Потеря невинности отражается даже на лице, красота такого человека утрачивает свежесть, на ней проявляется печать порочности.

Один священник зашел в библиотеку, где заказ принимала девушка, сиявшая свежестью, чистотой и невинностью. Когда он зашел на следующий день, то поразился: лицо потускнело, на девушке словно лежала какая-то тяжесть, словно кто-то разорил ее душу — батюшка сразу все понял. Об этом священник впоследствии с горечью говорил: «Кто же посмел разорить этот храм?» Это всегда карается укорами совести, и в самый первый раз добрачного контакта душа еще ощущает что-то неладное — какое-то пятно на душе, что-то преступное — такой человек переступил через запретную черту, а точнее, он совершил над своей душой глубокое осквернение. Потом, если человек продолжает подобный образ жизни, голос совести стихает, и он погружается в некое упоение, усладу подобным образом жизни. От этого трудно отказаться, так как барьер совести преодолен, а страсть услаждает глубины вашего естества яркими, хотя и временными вспышками, перед которыми блекнут все остальные утехи. Но проходит время, чувства приедаются, и плотская услада вас уже не насыщает, внутри обнаруживается пустота. Потеря девства в конечном итоге разочаровывает и похожа на осколки разбитого некогда красивого и драгоценного сосуда.

Человек, имевший добрачные связи, вступая в брак, часто уже не способен внутренне принять Божию заповедь: будут два одною плотью (Мф. 19: 5), ведь сколько раз он уже соединялся с женщинами и теперь невольно воспринимает брак как очередной вариант, может быть, не последний, как прикосновение к предметам, к которым он уже давно привык. Исчезает и сакральность интимных отношений, которые воспринимаются просто как наслаждение, а не как таинство и чудо деторождения. Да еще человек начинает сравнивать, с кем ему было лучше, то есть все меряется не духовными или душевными качествами, а самыми примитивными чувственными ощущениями.

В мире существует закон: те, кто хранит чистоту, находятся под покровом Божиим. Когда человек лишает себя чистоты, он утрачивает и Божественную помощь. Так царь Давид был под покровом Всевышнего, пока не впал в прелюбодеяние. После утраты чистоты его тотчас постигли многие беды. Какие беды преследуют в наши дни блудников, известно каждому.

В наше время иногда говорят, что опыт интимной жизни до брака теперь имеют фактически все, а потому речь о девстве есть проявление древних, средневековых представлений. Так что можно было бы констатировать, что 7-я заповедь: «не прелюбодействуй» — бесконечно устарела. На самом деле, в таком утверждении таится глубокая ложь, а те, кто ее произносит, судят об окружающих людях по себе.

Прежде всего, заметим, что блуд не только в наше время, а во все века без исключения был излюбленным соблазном человека.

Вожди народа, от которого ведет начало наша юриспруденция, то есть народа римского, — императоры отличались небывалой распущенностью. Князь Владимир до обращения в христианство не скупился на жен и наложниц. Одна российская императрица по вечерам вызывала гвардейцев, чтобы выбрать солдата на одну ночь. И даже в жизнеописании старца Силуана повествуется, что в молодости, когда он еще даже не предполагал о своем монашеском будущем, он познакомился с красивой девушкой, и однажды вечером с ними случилось «обычное». Поэтому наше время в истории не исключение. Однако в том заключается неотмирность Евангелия, новизна христианства, — эта новизна не прекращается с течением времени, — что именно в условиях подобных искушений и часто встречающихся падений особым светом сияет добродетель девства. Кто хранит чистоту, тот обретает особую близость к Богу, и Бог такому человеку помогает.

И еще добавим, что по сей день есть чистые души, сохранившие себя в целомудрии. Ведь признаемся честно, сама совесть подсказывает — девство необходимо хранить.

Все блудные грехи основываются на отсутствии настоящей любви к ближнему. Это очень важный момент. Любящий видит в любимом человеке высочайшую ценность, а не средство к удовлетворению своих страстей. Подлинная любовь благоговеет перед целомудрием любимого: до законного брака она не допустит телесной близости, а в браке сохранит взаимную верность.

Здесь стоит заметить и еще кое-что. Как мы говорили, существует еще одна точка зрения. Кто-то, например, скажет следующее: «Хорошо. Себя, конечно же, не стоит отдавать кому попало. Но если мы уже давно дружим и даже решили жениться, то почему интимное общение недопустимо до венца? Не все ли равно, когда это наступит, ведь наша судьба уже предрешена?»

Это как бы более благородный вид блуда: мы все равно скоро поженимся, и какая разница, сейчас вступить в интимную близость или через два месяца?

Представьте, что в день вашего рождения для вас специально накрыли стол, и вы, едва увидев его, тут же бросились поглощать аппетитные блюда — не все ли равно, сейчас или чуть попозже, когда все будут в сборе, когда вы уделите каждому внимание. Да, обед приготовлен для вас, но вы своим поведением разоряете торжество праздника и сами у себя крадете счастье. Так жених и невеста, допустившие интимную близость, приходят к браку как к уже разоренному обеду — нет свежести и радости новой жизни.

А давайте подумаем, что значит: все равно когда? Все ли равно, когда рожать детей: по вступлении в брак или несколько раньше? Все ли равно, когда воспитывать ребенка: имея рядом надежного супруга или когда он еще не появился (или исчез перед свадьбой)? Все ли равно, когда признаваться в любви: едва увидев или по испытании друг друга временем?

Девство / Православие.Ru

Современная культура не дает подрастающей девушке ясной идеи, способной достойно противостоять граду насмешливых вопросов, призванных оболгать добродетель девства: «Для кого ты себя бережешь?», «Ты хочешь быть женщиной или «синим чулком»?» Чувствуя себя уязвленной в самой сути своего бытия, девушка начинает ломать естественную стыдливость, переживает что-то вроде раскаяния пассажира, отставшего от поезда, и потому торопится любой ценой познать брачные тайны.

Возможно, все дело в плохих учителях литературы, ведь уже в самой школьной программе упоминается, как минимум, одно произведение Достоевского, которое могло бы дать надежную идеологическую защиту от подобных провокаций.

В романе «Идиот» роковая красавица Петербурга Настасья Филипповна не на шутку влюбляется в князя Льва Николаевича Мышкина. Это один из самых ярких и красивых героев Достоевского: даже идейные враги и любовные соперники испытывают к нему обезоруживающую симпатию. Помимо прочего князь оказывается наследником миллионного состояния и делает Настасье Филипповне серьезное личное предложение. Казалось бы, минута нечаянной радости открывает женщине перспективу заветного жизненного счастья. Но сцена оканчивается страшным скандалом. «Именно в эту минуту, – говорит Достоевский устами одного из своих героев, – Настасья Филипповна помешалась». Она отказывается от предложения любимого человека и связывает свою судбу с ревнивым купцом Парфеном Рогожиным, мрачным фанатиком, который в конце концов и убьет ее.

Причины помешательства и самоубийственного шага невесты сначала не понятны никому, включая и князя Мышкина: «Кто же добровольно идет в воду или под нож?» Его недоумение позже рассеивает сам Рогожин: «Ей не под силу у тебя стало, князь, потому и ко мне убежала… Да не было б меня, она давно бы уж в воду кинулась. Потому и идет за меня, что я ей, может, похуже воды, потому что наверное за мною нож ожидает».

«Я известно какая, – говорит о себе Настасья Филипповна. – Я у Тоцкого в наложницах жила. И ты, князь, хочешь меня такую за себя взять?» Любой женщине знакомо особого рода смущение, возникающее при встрече с красивым и блистательным незнакомцем, если сама она не наряжена и не приукрашена. Для того чтобы понять Настасью Филипповну, нужно умножить это ощущение в десятки раз, помня о том, на какую высоту ее любовь подняла князя Мышкина, и учесть то обстоятельство, что принарядиться и приукраситься ей уже невозможно: ее брачные одежды давно украдены сластолюбивым Тоцким. Забыть любовь невозможно. Разделить с любимым бытие во всей полноте «не под силу». Должно быть, это и есть вечная адская мука, от которой остается разве что «под нож или в воду», повторяя иссохшими губами фразу Вальсингама из трагедии «Пир во время чумы»: «Где я? Святое чадо света! Тебя я вижу там, куда мой падший дух уже не досягнет».

В Евангелии можно найти обратный пример. Здесь значение девства проявляется во всей полноте. Тот, кто уяснил суть психологической проблемы Настасьи Филипповны, не может не поразиться той ясности и легкости, с которой Богоматерь отвечала архангелу Гавриилу: «Я раба Господня. Да будет мне по слову твоему». А ведь Ей было объявлено, что не просто некий святой человек, но Сам Предвечный Бог желает разделить с Ней бытие в качестве Ее Сына. И ничто в Ней не препятствует этому. Так что следует признать правоту Церкви, почитающей Марию как «Честнейшую херувим и Славнейшую без сравнения серафим». И можно понять благоговейный страх перед Нею апостолов, ведь даже первый из них – Симон Петр – на первый призыв Христа смущенно ответил: «Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный».

Кто-то возразит: в культуре, где девство не имеет никакой ценности, в принципе невозможно столкнуться с проблемой Настасьи Филипповны. Сегодня женщина, имевшая пять мужей, не склонна чувствовать себя недостойной настоящей любви. Однако не трудно заметить, что закон девства сказывается в движениях самой человеческой души вне зависимости от культурной конъюнктуры. И отчаяние Настасьи Филипповны вызвано отнюдь не чувством стыда перед кем бы то ни было.

Книга Бытия, рассказывая о жизни первых людей в раю, упоминает о том, что они были наги и не стыдились. Лишь в результате грехопадения стыд наготы побудил их сделать себе одеяния из листьев и скрыться от Бога за деревьями рая. Расколотая грехом душа человека, наподобие треснувшей линзы объектива, стала давать странную картинку: мир разделился на чистое и нечистое. Именно так представляли мироздание гностики: все материальное связывалось в их ощущении с греховным и скверным; все духовное – с чистым и святым. Отцы Церкви опознали здесь ересь – слишком очевидны были причины подобного нарушения духовной оптики. Чистому – все чисто, и лишь нецеломудрие мыслей побуждает человека испытывать скопческое отвращение или стыд перед брачными отношениями. К слову, можно предположить, что и «Крейцерова соната» Льва Николаевича Толстого появилась как духовное следствие его собственного юношеского невоздержания.

Всякий человек, утративший целомудрие, то есть целостность души, в той или иной степени сочувствует гностицизму. Либо он видит в женщине, по слову Марины Цветаевой, «всего лишь животное, кем-то раненное в живот», и упивается блудом, либо глядит на нее с застенчивостью Александра Блока, бубнящего про какую-то незнакомку, с которой даже мысленно невозможно познакомиться.

Для обозначения двух граней нецеломудрия Пушкин предлагал ввести в русский язык заимствованное из французского слово «прюдство», антонимичное «кокетству». «Слово это, – писал он, – означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о женской чести, – недотрогу. Таковое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно молодой. Пожилой женщине позволяется многое знать и многого опасаться, но невинность есть лучшее украшение молодости. Во всяком случае, прюдство или смешно, или несносно».

Предложенный поэтом термин так и не прижился, но его место занял другой – «синий чулок». Как видно, отнюдь не девство порождает подобный тип женщин. У этого явления прямо обратные причины. «Я никогда не целуюсь с парнем, который мне по-настоящему нравится», – признается сменившая пять мужей героиня популярного сериала. И в ней нельзя не заметить гностической болезни Настасьи Филипповны, которая любит, но не может разделить с любимым бытие во всей его полноте. Это неудивительно, ибо мир для нее уже раскололся: с одной стороны трещины поместилось «нечистое», куда она относит поцелуи и брачные отношения, с другой осталась подлинная любовь и «парень, который по-настоящему нравится».

Архимандрит Рафаил (Карелин) о целомудрии и разврате

«Разврат убивает человека как личность, от человека остается только его животная сторона…

Неужели святые мученики и преподобные, духовной красотой  которых восхищается наше сердце, ошибались в том, что проповедовали своей жизнью целомудрие, а не разврат? Почему у всех народов во все времена разврат назывался грязью, блуд – падением, а супружеская верность и целомудрие – чистотой?..

Секс и разврат это сила, демонизирующая мир, это та страшная опасность, о которой забыли или нарочно закрывают глаза, чтобы не видеть ее отвратительного обличия…

Сила, противостоящая распаду и разложению мира – это благодать Божия. Но условия для восприятия благодати – это любовь людей к Богу и друг другу. Когда иссякает любовь, то отходит благодать и начинается падение в бездну: от человека – к зверю, от зверя – к демону. Там, где исчезает богоподобие, начинается демоноподобие»

Архимандрит Рафаил (Карелин)

 Аскетизм и гиперсексуальность — О разврате — Современный материализм и апология разврата — Христианский взгляд на душу человека — Разврат и деградация человеческой личности — Любовь и красота — Культ секса и целомудрие — Реабилитация Содома и Гоморры — Влияние греха на историю человечества — Кто мы? (О сексологии) — Радость победы — Апокалиптические сумерки — Апология блуда — Дети без детства — Потеря любви – трагедия нашего времени

Аскетизм и гиперсексуальность

Архимандрит Рафаил (Карелин): Один из аргументов проповедников жизни в свое удовольствие, и, как следствие, защитников аборта, звучит так: «Запрещение абортов и противозачаточных средств лишает человека наслаждения и радости жизни. Неужели все мы способны и должны стать аскетами, хотя не имеем к этому ни сил, ни расположения?» — Христианство вовсе не требует от людей насильственного аскетизма, иначе Церковь не учредила бы таинства брака, в котором призывает благодать Духа Святого на вступающих в супружество…

Но здесь дело идет совершенно о другом – о гиперсексуальности, о распущенности и разврате, которые несовместимы с понятием о христианской семье как домашней церкви. Здесь человек, забывая о высших духовных ценностях, стремится к одному – выпить до дна чашу наслаждений, которую разбавляет кровью собственных детей. Поэтому гиперсексуализм уже вылился в форму людоедства – пожирания родителями своих детей.

Но пред нами стоит еще другой вопрос: действительно ли секс главное и лучшее в жизни, как теперь хотят нас уверить. Обратимся к самым великим умам человечества на протяжении всей ее обозримой истории, пусть это будут философы, политики, ученые, летописцы, поэты. Все они утверждали, что истинное счастье человека заключается в подчинении тела душе, в обуздании страстей и темных инстинктов, в твердости воли, в умении ограничивать себя, в служении высшим идеям.

…Это не были аскеты, ушедшие из мира, …а люди, любившие свои семьи, преданные своим друзьям, занимавшие различные посты в государстве, отличавшиеся гражданской доблестью. Все они определили счастье людей как их нравственное внутреннее состояние, как чувство чести, как чистоту и мужество души, как верность в любви и дружбе. Даже плотская супружеская любовь была для них неким символом другой, высшей любви, которая единственно может дать человеку счастье.

Неужели все эти люди были фанатиками, безплодными мечтателями или человеконенавистниками только потому, что считали разврат и свободный секс погашением духа, рабством ума, растлением человеческой воли, одним словом, низменным и безцельным существованием? Даже язычник Платон говорил, что существуют две Афродиты – земная и небесная. Земная Афродита без небесной превращается в публичную девку.

Христос учит о борьбе с греховными помыслами, о чистоте сердца, которая дает возможность человеку видеть Бога, то есть реально ощущать благодать Духа Святого. Неужели Христос хотел отнять у людей лучшее? Христианство учит о целомудрии, как вне брака, так и в самом браке, только через это целомудрие супруги могут сохранять истинное уважение и любовь друг к другу от первого брака до самой смерти. Неужели опыт христианской Церкви ложен и иллюзорен? Неужели святые мученики и преподобные, духовной красотой которых восхищается наше сердце, ошибались в том, что проповедовали своей жизнью целомудрие, а не разврат? Почему у всех народов во все времена разврат назывался грязью, блуд – падением, а супружеская верность и целомудрие – чистотой?

В безудержном сексе люди обкрадывают себя, отнимают у себя лучшее, залепляют грязью свои глаза и становятся неспособными видеть небо. Теперь хотят развратить детей с первого пробуждения их сознания. Уже есть проекты при рождении девочек хирургическим путем лишать их девственности, чтобы не было у них комплекса целомудрия. Правда, это только проект, но ядовитые семена прорастают быстро… Те, кто говорят, что свободный секс и разврат дают человеку счастье и полноту жизни, похожи на тех, кто хотят превратить всю землю в огромный общественный туалет и уверяют, что в этом великое благо для человечества.

О разврате

Фон, на котором происходит убийство детей, уносящее больше жертв, чем эпидемии холеры или чумы, это разврат, который разрушает семейства, убивает уважение и любовь друг к другу. Разврат стал терпимым явлением, но похоже на то, что скоро он станет престижным. Разврат, цинизм и убийство – это звенья одной цепи. Дети не защищены от самых мерзких картин разврата. Душа ребенка особенно чутка и восприимчива как к доброму, так и к худому. Здесь происходит массовое насилие над детьми и их духовное растление. У человека с детства как будто хотят уничтожить чувство совести и чести, оторвать его от традиций своего народа, парализовать влияние семьи. Почему не запрещена телевизионная, уличная и газетная порнография? Нам отвечают: «Во имя свободы!»

Но свободы от чего, и свободы для чего? Свободы от нравственности для удовлетворения самых низменных страстей, где оправдывается всякий разврат? Это уже не свобода, а свинство! На людей обрушиваются со всех сторон потоки грязи, которые буквально затопляют современное общество. Нельзя открыть журнал или включить телевизор, чтобы не увидеть самую мерзкую наготу интимной жизни. Людям, начиная с детского возраста, насильно впрыскивают инъекции яда и при этом говорят о свободе.

Самое страшное еще не сам факт преступления, а его легализация, когда преступление делается обыденным, когда на него смотрят как на неотъемлемую часть жизни, когда оно не возмущает совесть общества, когда с ним свыкаются, когда оно никого не трогает, и до него никому нет дела. Мы живем во времена нарастающего как обвал разврата. Аборт нельзя рассматривать отвлеченно, он органическая часть бездуховности общества и культа наслаждений.

Еще недавно аборт считался преступлением, теперь он стал обыденностью, но вскоре аборт станет признаком цивилизации, и тогда тех, кто осмелится порицать аборт, будут презирать и высмеивать как фанатиков и обскурантов. Свобода абортов – это свобода убивать, это льготы, данные убийцам! Почему современные телепередачи постоянно вращаются вокруг одной оси – секса и убийства? Людям хотят внушить в течение 24 часов в сутки, что разврат – это не нравственная аномалия, не надругательство над достоинством человека, а простая деталь жизни, как, скажем, завтрак или прогулка на свежем воздухе. В последствии блуда и разврата возникает эмоциональная холодность людей друг к другу. Разврат убивает человека как личность, от человека остается только его животная сторона. Если душа потеряна, то все остальное – это мешок с костями и кровью.

Но самое мерзкое, что растлители народа смеют называть себя христианами. Где для них достоинство человека как образа и подобия Божьего, где феномен безсмертной души, которая, только стяжав чистоту, может видеть Бога?.. Легализация абортов с детского возраста – это призыв детей к блуду и убийствам. Такой ребенок, нередко, становится законченным преступником. Его жизненный путь с самого начала забрызган человеческой кровью. Знаменитый христианский мыслитель 2 века Климент Александрийский писал: «Женщина, извергая плод, выбрасывает вместе с ним из себя все человеческое», то есть, более глубокого падения не существует.

Легализация абортов для девочек тринадцатилетнего возраста, проекты преподавания сексологии в школах и тому подобные «культурные» и «благотворительные» мероприятия – это санкционирование духовного и физического растления детей, это снятие последних ограничений, хотя бы моральных, с блуда и разврата, это скольжение в пропасть, где нет дна и конца.            

Современный материализм и апология разврата

Когда мы говорим о нравственности, то часто чувствуем, что наши собеседники не понимают нас, как будто говорят на другом языке. У современного человека изменен христианский менталитет. Он может верить в Бога, молиться Богу, посещать богослужения и принимать таинства, но в то же время мыслить, составлять шкалу ценностей и делать оценки с позиции, привычного ему, гуманизма, где центральное место занимает не Бог, а человек.

Современные христиане как будто забыли о первородном грехе и, если даже сознают свою личную греховность, то всецело переносят ее в область этики, между тем как грех пустил глубокие корни в саму природу человека. Гуманизм заявляет, что все природное и эмпирическое – естественно, а естественное имеет право на реализацию и удовлетворение, только оно должно регулироваться в общественной жизни определенными правилами. Христианство учит другому, а именно, что эмпирическая природа вовсе не идеальная природа, а потерпевшая деформацию.

То, что мы называем естественным, несет в себе отпечаток болезни, поразившей душу и тело. Эта болезнь – грех. Поэтому смысл и задача жизни – в переходе от эмпирического к идеальному, а не в удовлетворении всех импульсов и желаний не возрожденного благодатью человека. Само слово спасение говорит о том, что нам грозит опасность, от которой надо спасаться. Мы находимся перед выбором между жизнью и смертью. Наше спасение от смерти и ада – это Жертва Христа. Неожиданно для нас (а может быть не так уж и неожиданно) перед современным обществом, значительная часть которого называет себя христианами, встал вопрос: является ли разврат нравственным преступлением, и может ли быть легализирован гомосексуализм?

Еще несколько десятилетий назад такой вызов нравственности был бы невозможен. И вот некоторые люди начинают развивать теорию о том. что разврат вовсе не преступление, а гормональное нарушение, что это факт, имеющий не субъективный, а объективный характер, и поэтому гомосексуализм должен быть оправдан и огражден от порицания и наказания, хотя бы в виде общественного мнения… Гуманизм постоянно диссонирует с христианством. Христианство стремится не реализовать, как бы увековечить, эмпирического человека во всех его проявлениях, а преобразовать его в идеального человека, осуществить саму идею человека, которую воплотил в Себе Христос и сделал образцом жизни для нас. Христианская мораль требует, чтобы разврат перед судом совести, общественного мнения и законов всегда был осужден как преступление, как демонизация человека, как надругательство над образом Божьим в человеке, как отказ от христианства. Человек, борющийся со своими пороками, вовсе не обедняет себя, а живет более глубокой жизнью. Напротив, человек, поддающийся порокам, и тем более оправдывающий их, живет в болезненных, неестественных демонических комплексах. Свою личность, как духовное начало, он сужает до размера улитки.

Теперешний гуманизм, …заключив союз с либерализмом – своим партийным другом – хочет внедрить мысль о том, что человек это всего на всего сексуальное существо. Между тем, половое влечение вовсе не является необходимостью для человека, как пища и дыхание. Оно должно быть регулировано сознанием и направлено, прежде всего, на продолжение рода, то есть, осуществляемо в брачном союзе, и не является императивом для человека. Голый секс вырождается в патологический секс, а он ведет к нравственному и физическому уничтожению народа, превращает людей в каких-то нравственных слизняков. В нас живет грех, но не связывает свободную волю человека…

Господь говорит уже на первых страницах Библии: «Грех лежит у порога, но ты владычествуй над ним». Если мы христиане, то похоть не должна стать доминантой нашей жизни… Оправдывать разврат, то есть адаптироваться к нему, это значит потерять смысл христианской жизни. В таком случае более честно не называть себя христианами и снять со своей груди крест…

А есть ли вообще счастье в блуде? Многие выдающиеся умы говорили о том, что высокое человеческое достоинство – это разумное ограничение себя в браке, если только не возможно полное воздержание… Во все времена воздержание и владение своими страстями считалось признаком мужества. Но пусть не отчаиваются те, чьи души обуреваемы греховными помыслами и искушениями, а сопротивляются им как врагам… Чистота от времен Адама перестала быть свойством нашей души. Она приобретается в тяжелой духовной борьбе. Но у нас есть помощь – это благодать Божия, лишь бы было твердое произволение самого человека.

Христианский взгляд на душу человека

Человеческая душа по природе своей едина, а по действиям, свойствам и способностям многоразлична. Первородный грех ввел определенную дисгармонию в область душевных сил, которые мы ощущаем как постоянные внутренние противоречия. Человек живет в мире пространства и времени, но он сотворен для вечности. Образно говоря, материальный мир – это кокон их шелковых нитей, где червь превращается в крылатую бабочку.

Силы и способности души, благодаря которым человек может включиться в мир безтелесных сущностей и соприкоснуться с Божеством, называется духом. Те силы и способности, благодаря которым человек может существовать на земле, получать информацию от внешней среды и реагировать на нее, называются собственно душой. К области духа относятся возможности религиозного постижения, духовные интуиции и мистические переживания.

К сфере души относятся логическое мышление, способность воображения, в том числе способность изобретать, то есть научная и художественная деятельность, чувство дружеской, семейной любви и т.д. Но сама душа, говоря условно, имеет несколько этажей, и поэтому наше сознание видит только лишь ее поверхность. На дне души, как на дне моря, живут темные инстинкты, которые сотрясают своими порывами чувства человека и часто застигают нас врасплох. Человек находится в постоянной борьбе. Когда нам кажется, что все спокойно и тихо, то это потому, что мы видим только то, что происходит на верхнем этаже, а остальное скрыто во тьме.

В Библии написано: «Не верь врагу своему во век», а у нас два лютых врага – это демон и собственные страсти, через которые демон, как через двери, входит в нашу душу. Первородный грех передается в самом зачатии. Уже малый ребенок чувствует похоть и какие-то непонятные ему темные влечения.

Одна из главных задач аскетики – это борьба человека со сладострастием уже на уровне представления. Отсюда заповедь ко всем ищущим спасения: «Больше всего хранимого, храни сердце свое, так как от него источник жизни»… Нескромные разговоры и шутки, нечистые образы, гнилые слова – это ядовитые семена, брошенные в собственную душу.

Ничего не проходит безследно. За неосторожность человек расплачивается потерей благодати. Теперь мы живем в такое время, когда все запреты сняты, и потоки грязи льются со всех сторон в душу человека: раскроет человек журнал, включит телевизор, и перед ним встанут картины самого безстыдного разврата. Чаще всего у него не хватает порядочности разорвать такой журнал или отойти от телевизора, и он впитывает сладкую грязь, при этом заявляя, что ничего плохого не чувствует. Это ложь и самообман. Но самое страшное, что развращаются детские души.

Господь сказал: «Будьте как дети», а теперь уже осталось мало детей – они превратились в малолетних стариков. У детей перестали быть чистыми детские глаза. Еще сравнительно недавно разрушали храмы и делали из их камней свинарники и туалеты, теперь разрушают храм человеческой души, превращая ее в какой-то публичный дом, и это называют прогрессом и культурой. А призывы положить преграду этому преступлению – средневековым фанатизмом.

Разврат и деградация человеческой личности

Что делает разврат с человеком? Он лишает человека божественной благодати, которая не терпит грязи и зловония распутства и парализует духовные силы человека. На могиле духовности вырастают, как ядовитые растения, атеизм и оккультизм. Разврат ведет к деградации душевных сил, например, …человек перестает интересоваться даже оземленной классической литературой, ее вытеснил ходкий товар: руководства по убийству, сексу и оккультизму; язык переходит в жаргон.

Человек все больше живет ощущениями, все глубже погружается в область инстинктов, из которых самым сильным является сексуальный инстинкт, то есть человек постепенно превращается в животное.

Что происходит с человеком? Первое, потеряв Бога, он не может быть по-настоящему религиозен, он перестает ощущать вечность. У развратника притупляется любовь не только к Богу, но и к человеку. Он становится каким-то биоаппаратом, где инстинкты определяют программу его поведения, у него исчезает чувство сострадания.

Развращенные люди превращаются в племя безхвостых обезьян. Кому это нужно? – Тому адскому чудовищу, который борется с Богом в человеческом сердце. Деградация поражает, прежде всего, нравственную область развратника. Что представляет собой феномен совести, который отличает человека от животного? Это голос духа, тесно связанный с религиозным чувством; это ответственность человека перед Высшей Правдой; это постоянный суд человека над самим собой…

Нравственность всегда поднима

Зачем сохранять девство до брака? / Православие.Ru

Современные духовные пастыри говорят, что многие в наши дни готовы согласиться и принять какой угодно церковный закон, только лишь бы не тревожили сферу их интимных отношений. Легко человек расстается со своим девством, спешит успокоить самого себя мнением, что «сейчас все так живут».

В 303 году по Р. X. в Никомидии к правителю Максимину привели девицу невиданной красоты — Евфрасию. Безжалостный мучитель повелел ей отречься от Христа, поклониться идолам — в противном случае она будет осквернена. И вот рядом с Евфрасией оказался грубый воин с обнаженным мечом, который жаждет плотской утехи. Угодница Божия обратилась с горячей молитвой к Спасителю, твердо веруя, что Господь не посрамит. И вдруг в сердце святой явилось, словно луч, небесное вразумление. Евфрасия сказала: «Храбрый воин, ты часто бываешь в сражениях. Хочешь, я найду тебе такой чудесный цветок, который сохраняет от всякого вражеского посечения?» Глаза легионера загорелись: «Найди мне такой цветок: я хочу всегда иметь его при себе». Святая продолжила: «Этот цветок может иметь силу только тогда, когда его даст девица, а не женщина». Воин, желая завладеть чудодейственным талисманом, пошел за Евфрасией в сад.

Вот она ходит по прекрасному саду и собирает цветы — вся, словно ангел, в белом, с распущенными волосами. Она ищет цветок бессмертия. Наконец девушка указала на несколько однообразных цветков: «Это и есть цветы бессмертия», — нежно сорвала их и добавила: «Для того, чтобы ты сам убедился в их чудодействии, положи их мне на шею и сильно ударь мечом». Перекрестившись, святая Евфрасия обнажила юную шею и смиренно склонила голову. А воин, приложив к ее шее цветы, сильно ударил мечом.

…Тихо, словно продолжая благоговейную, смиренную молитву, падало обезглавленное тело на траву. Изумленно смотрел воин на подвиг юной христианки. Ради сохранения девства, нетленного дара целомудрия, святая Евфрасия жертвовала жизнью. А душа ее… Наследовав небесный венец, она помогает тем, кто на земле старается соблюсти свое девство.

Многим подобный пример покажется странным. Стоило ли ради сохранения девства терять саму жизнь? Так хоть жила бы, а то вообще ничего. Давайте задумаемся: обыкновенно люди теряют девство, когда вопрос об угрозе их жизни не возникает. Святая Евфрасия показала: сохранить девство значит сохранить исключительный Божественный дар, сохранить в себе то лучшее, что в нас есть. Верно то, что девство — одно из самых драгоценных сокровищ человека. И это сокровище Господь подает всем нам даром. Подает только однажды. Сокровище это так же бесценно, как святость, как чистота и непорочность сердца. Не случайно в каждом юноше и девушке сокрыто глубокое чувство святыни своего девства. Беззащитная девушка, святая Евфрасия, оказалась сильнее и мудрее грубого воина и в итоге удостоилась небесного венца, вечной жизни. Многие же лишаются этого ради временной сласти, а потом долго, но бесполезно жалеют.

У современной молодежи бывают две формы преткновения в данном отношении и соответственно две точки зрения на вопрос добрачных отношений.

Во-первых, некоторые воспринимают добрачные связи как естественный способ общения с другим человеком на определенном этапе знакомства. Причем брак в данном случае даже не предполагается. Допустим, понравилось парню мороженое — купил и съел, привлекла внимание реклама фильма — пошел и посмотрел, заинтересовала хорошенькая девушка — познакомился и переспал. Все как бы естественно: поесть, посмотреть, вступить в интимную связь.

Несколько лет назад некая девица очень хотела выйти замуж за знакомого ей молодого человека. Но он не желал, и после одной вечеринки она смогла его соблазнить. За этим последовала беременность, и теперь она стала шантажировать свою жертву: «У нас ребенок. Если не женишься на мне, сделаю аборт». Вот так один порок влечет за собой другой: от блуда до убийства, оказывается, один шаг. Мне неизвестно, чем закончилась эта история, кроме того, что молодой человек искал разрешения своей проблемы в церкви. А стоит ли вообще создавать себе такие проблемы? Кстати, у Святых Отцов есть весьма мудрые рекомендации, которые помогут вовремя уберечь себя от ненужной трагедии. Преподобный Никодим Святогорец говорил: помни, ты — порох, не прикасайся к огню, то есть не дозволяй себе рискованной близости с человеком противоположного пола. Не ходи там, где ты потеряешь свое сокровище, избегай ситуаций, в которых случится трагедия.

Порой и девушка, допустив интимную близость, теряет свою независимость, боится, что ее теперь бросят, и начинает бегать сама за парнем. Но во взаимных отношениях теперь исчезает нежность. Любовник после этого обращается с ней уже бесцеремонно: он знает, что уже завладел ею. И как комар, напившийся крови, удаляется тяжело и медленно, ко всему равнодушный, так уходит любовник, удовлетворивший сполна свою страсть.

Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея, —

писал А. С. Пушкин.

Слишком многие девушки знают на горьком опыте: едва парень добился, «чего хотел», как стал грубым и дерзким, из дружбы исчезло благоговение. Психологию подобного искушения хорошо знал Лермонтов, когда вкладывал в уста гордого Печорина такие слова: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!»

Есть очень хорошее правило жизни: не присваивай себе чужого. Если ты случайно зашел в столовую, увидел накрытый стол, то это не значит, что надо выжидать момент, когда понравившееся блюдо можно будет быстренько скушать. Оно не тебе приготовлено, не кради его у другого. О каждом из нас есть Божие произволение. Господь Своим премудрым Промыслом заранее определяет нам спутника жизни, того, с кем мы соединимся в единую плоть в Таинстве Брака. Отдавая себя кому-либо до Венчания, человек дерзко вторгается в этот Промысл, он как бы говорит Небесному Отцу: «Мне не нужны Твои дары, я сам о себе позабочусь». Он подобен капризному ребенку, который меняет полезные фрукты, подаваемые в свое время, на пирог из песка, который хочет вылепить прямо сейчас.

Существуют достаточно верные жизненные наблюдения. Самолюбивый торопится удовлетворить себя, свои низкие, телесные чувства. Он жаждет насытить понравившимся человеком преступную страсть, но как только насытится, вмиг охладевает и отвращается от мнимо любимого. Желание обладать другим человеком, насытить себя его красотой и девственностью показывает не любовь, а тайную гордость. Пусть такой герой представляется симпатичным, сильным, отважным. Но очень вероятно, что это герой не вашего романа.

Поверьте, что настоящая любовь чужда дерзости. Плотская привязанность стелется по земле, словно дым от жертвы Каина, тогда как чистая дружба восходит к небесам как благовонный фимиам. Как хрупкий сосуд с драгоценным миром вы станете аккуратно держать в руках, так сохраните чистоту любви. Как мать обнимает новорожденного, так обнимайте чувства первой любви. Не дайте на растерзание свою чистоту, свое девство, не спешите с первой ночью. Пусть вы помедлите, зато обретете бесконечно большее. Девство — как чистое лицо ребенка, блуд — словно шрам на красивом лице. Как скрип железа по стеклу, так отзываются в душе блудные помыслы. И как катастрофа города, страдающего от стихийного бедствия, так и растление девства — это катастрофа твоей личной судьбы. Потеря невинности отражается даже на лице, красота такого человека утрачивает свежесть, на ней проявляется печать порочности.

Один священник зашел в библиотеку, где заказ принимала девушка, сиявшая свежестью, чистотой и невинностью. Когда он зашел на следующий день, то поразился: лицо потускнело, на девушке словно лежала какая-то тяжесть, словно кто-то разорил ее душу — батюшка сразу все понял. Об этом священник впоследствии с горечью говорил: «Кто же посмел разорить этот храм?» Это всегда карается укорами совести, и в самый первый раз добрачного контакта душа еще ощущает что-то неладное — какое-то пятно на душе, что-то преступное — такой человек переступил через запретную черту, а точнее, он совершил над своей душой глубокое осквернение. Потом, если человек продолжает подобный образ жизни, голос совести стихает, и он погружается в некое упоение, усладу подобным образом жизни. От этого трудно отказаться, так как барьер совести преодолен, а страсть услаждает глубины вашего естества яркими, хотя и временными вспышками, перед которыми блекнут все остальные утехи. Но проходит время, чувства приедаются, и плотская услада вас уже не насыщает, внутри обнаруживается пустота. Потеря девства в конечном итоге разочаровывает и похожа на осколки разбитого некогда красивого и драгоценного сосуда.

Человек, имевший добрачные связи, вступая в брак, часто уже не способен внутренне принять Божию заповедь: будут два одною плотью (Мф. 19: 5), ведь сколько раз он уже соединялся с женщинами и теперь невольно воспринимает брак как очередной вариант, может быть, не последний, как прикосновение к предметам, к которым он уже давно привык. Исчезает и сакральность интимных отношений, которые воспринимаются просто как наслаждение, а не как таинство и чудо деторождения. Да еще человек начинает сравнивать, с кем ему было лучше, то есть все меряется не духовными или душевными качествами, а самыми примитивными чувственными ощущениями.

В мире существует закон: те, кто хранит чистоту, находятся под покровом Божиим. Когда человек лишает себя чистоты, он утрачивает и Божественную помощь. Так царь Давид был под покровом Всевышнего, пока не впал в прелюбодеяние. После утраты чистоты его тотчас постигли многие беды. Какие беды преследуют в наши дни блудников, известно каждому.

В наше время иногда говорят, что опыт интимной жизни до брака теперь имеют фактически все, а потому речь о девстве есть проявление древних, средневековых представлений. Так что можно было бы констатировать, что 7-я заповедь: «не прелюбодействуй» — бесконечно устарела. На самом деле, в таком утверждении таится глубокая ложь, а те, кто ее произносит, судят об окружающих людях по себе.

Прежде всего, заметим, что блуд не только в наше время, а во все века без исключения был излюбленным соблазном человека.

Вожди народа, от которого ведет начало наша юриспруденция, то есть народа римского, — императоры отличались небывалой распущенностью. Князь Владимир до обращения в христианство не скупился на жен и наложниц. Одна российская императрица по вечерам вызывала гвардейцев, чтобы выбрать солдата на одну ночь. И даже в жизнеописании старца Силуана повествуется, что в молодости, когда он еще даже не предполагал о своем монашеском будущем, он познакомился с красивой девушкой, и однажды вечером с ними случилось «обычное». Поэтому наше время в истории не исключение. Однако в том заключается неотмирность Евангелия, новизна христианства, — эта новизна не прекращается с течением времени, — что именно в условиях подобных искушений и часто встречающихся падений особым светом сияет добродетель девства. Кто хранит чистоту, тот обретает особую близость к Богу, и Бог такому человеку помогает.

И еще добавим, что по сей день есть чистые души, сохранившие себя в целомудрии. Ведь признаемся честно, сама совесть подсказывает — девство необходимо хранить.

Все блудные грехи основываются на отсутствии настоящей любви к ближнему. Это очень важный момент. Любящий видит в любимом человеке высочайшую ценность, а не средство к удовлетворению своих страстей. Подлинная любовь благоговеет перед целомудрием любимого: до законного брака она не допустит телесной близости, а в браке сохранит взаимную верность.

Здесь стоит заметить и еще кое-что. Как мы говорили, существует еще одна точка зрения. Кто-то, например, скажет следующее: «Хорошо. Себя, конечно же, не стоит отдавать кому попало. Но если мы уже давно дружим и даже решили жениться, то почему интимное общение недопустимо до венца? Не все ли равно, когда это наступит, ведь наша судьба уже предрешена?»

Это как бы более благородный вид блуда: мы все равно скоро поженимся, и какая разница, сейчас вступить в интимную близость или через два месяца?

Представьте, что в день вашего рождения для вас специально накрыли стол, и вы, едва увидев его, тут же бросились поглощать аппетитные блюда — не все ли равно, сейчас или чуть попозже, когда все будут в сборе, когда вы уделите каждому внимание. Да, обед приготовлен для вас, но вы своим поведением разоряете торжество праздника и сами у себя крадете счастье. Так жених и невеста, допустившие интимную близость, приходят к браку как к уже разоренному обеду — нет свежести и радости новой жизни.

А давайте подумаем, что значит: все равно когда? Все ли равно, когда рожать детей: по вступлении в брак или несколько раньше? Все ли равно, когда воспитывать ребенка: имея рядом надежного супруга или когда он еще не появился (или исчез перед свадьбой)? Все ли равно, когда признаваться в любви: едва увидев или по испытании друг друга временем?

«Из-за чего у предков появился культ женской девственности?» – Яндекс.Кью

На мой взгляд, культом это назвать сложно. Скорее, система устоявшихся взглядов, берущих за основу бытовой уклад патриархального общества.

Замечу, что во многих матриархальных сообществах, как и сообществах с чуть более свободными взглядами на секс, к женской девственности относились глубоко индифферентно, а то и негативно. Но, что касается европейской патриархальной культуры, то здесь моральная добродетель, означавшая, в числе прочих, и контроль сексуальных желаний, считалась одним из важных качеств для женщины.

Следует отметить, что, хотя патриархальные общества могут значительно отличаться друг от друга, все они обладают общими чертами. Цитируя одну из статей социолога Анны Темкиной: «В условиях «классического патриархата»[…] младшее поколение контролируется старшим, женщины – мужчинами. Женщины ограничиваются в общении, передвижении, возможности получать образование, работать вне дома. Их сексуальная жизнь отождествляется с репродуктивной функцией и контролируется на всех этапах жизненного цикла».

Не будем забывать, что с этой точки зрения, потеря девственности связывается со вступлением в брак. Брак, в свою очередь, рассматривался как переход женщины от отца в собственность мужа. В данном контексте, девственность невесты можно рассматривать как дар, преподносимый одним семейством другому. Это доказательство добропорядочности семьи, где дети — отражение родителей, прививших дочери правильные ценности (не даром добрачная дефлорация была позором для всей семьи, а не только для девушки). Это знак хорошего воспитания и серьезности намерений, т.е. сознательная готовность девушки, придя в дом своего избранника, отойти от роли дочери, приняв роль жены и матери.

Девственница, в данном случае, рассматривается, как опечатанный сосуд, а её дефлорация — как метафорический и физический переход от девушки к женщине. Кстати, в некоторых культурах (в частности, в отдельных индийских племенах) сама дефлорация считалась процессом нечистым, за ней либо наблюдал шаман, либо имела место ритуальная дефлорация ножом или руками более опытной женщины, в зависимости от сложившихся культурных обычаев. Здесь лишение девственности следует рассматривать еще и как обряд инициации в мир взрослых, который, опять же готовит к выполнению супружеских ролей.

В современной культуре первый секс – важный шаг для девушки, но не такой ответственный, каким был раньше. Ведь женщина, жившая в патриархальном обществе на зависимом положении, теряя девственность, обретала положение ещё более зависимое. Другими словами, дефлорация в браке, является символичным доказательством того, что девушка становится собственностью уже не отца, а мужа и его семьи. В то время как при добрачной дефлорации она ставится в прямую зависимость уже не от какой-то конкретной ячейки общества, а от всего общества, которое её окружает, в силу того, что она теряет (иногда безвозвратно!) возможность обрести важнейший легитимный статус — статус жены.

Как писала Симона де Бовуар: «Во многих слоях общества девственность ценится так высоко, что, по мнению девушки, было бы настоящим бедствием лишиться ее, не вступив в законный брак. Девушка, в порыве увлечения или от неожиданности уступившая мужчине, считается опозоренной. Ее “уступка” или “падение” ведет к презрительному отношению к ней».

Церковь так же немало постаралась в этом отношении. В христианской традиции (раз мы рассматриваем истоки, я буду иметь в виду раннее средневековье) — те же яйца, только с боку. Церковь прививает светлый образ непорочной девы, секс порицается, откуда, надо думать, и растут ноги у образа девственницы, как создания чистого и невинного (вспомним средневековые гравюры с девой и единорогом). В более позднем христианском обществе отношение к сексу становится менее пуританским, но, мы помним о том, что супруги «становятся одной плотью», что с этической и классовой точки зрения предпочтительней, опять же, с девушкой целомудренной и добродетельной.

Но вопрос можно рассматривать и под другим углом. Дело в том, что женскую девственность (при условии, что девочка не родилась без гимена) легко проверить анатомически, в отличие от мужской. Еще в древности была другая её функция— обеспечение неприкосновенности женщины, сдерживание сексуальных порывов и ограничение власти мужчины.

Скажем, в Албании был любопытный обычай: «клятвенная девственница». Он мог вступить в силу в семье, во главе которой отсутствовал мужчина, т.к. в данном случае, женщины в семье оказывались незащищёнными, не кому было отстаивать их интересы в совете общины. Тогда «мужчиной» могла стать одна из незамужних женщин, приняв клятву целомудрия. Буквально, это был полный отказа от брака и сексуальной жизни. Зато, после принесения клятвы перед старейшинами деревни, «клятвенная девственница» перенимала все мужские полномочия: носила мужскую одежду, имела право голоса в управлении общиной наравне с мужчинами.

Это я к тому, что девственность, как таковая, имела не только значение в межродовых отношениях или в рамках нравственного воспитания с религиозной точки зрения, но и имела более глубокое значение, как символ не столько непорочности женщины, сколько независимости её от власти мужчин.

Отражением этого можно назвать самых известных богинь-девственниц: Афину, Артемиду и Гестию. Все они, в определенном смысле, выделяются на фоне других богинь греческого пантеона. Если Гера, Деметра и Персефона являются воплощением более уязвимых женских архетипов (во множестве легенд они страдают: их насиловали, похищали и подавляли), то богини-девственницы являются воплощением женской независимости. Они действуют наравне с мужчинами, эмоциональные привязанности не отвлекают их от того, что они считают важным. Как архетипы, они являются выражением потребности женщин в самореализации и достижении поставленных целей.

С моей точки зрения, основа основ в данном вопросе – это сложная совокупность двойных стандартов. Истоки их понятны: для качественного продолжения рода нужна хорошая мать, но хорошая девочка не всегда становится хорошей матерью. Как верно и то, что у женщины не может быть всего три социальных роли: матери, блудницы или непорочной девы. В любом случае, гендерные стереотипы понемногу себя изживают, а как это повлияет на нас в долговременной перспективе, увидим со временем.

Идеал девства в православии. — Похваление бо наше сие есть,свидетельство совести нашея,яко в простоте и чистоте Божией.(2 Кор.1-12) — LiveJournal

«Дочь неба, исполненная внутренней славы,предстоящая уже в великом лике песнословящих горного Царя, хотя плоть и земля удерживают тебя здесь…» Такими словами святитель Григорий Низианзин воспевает девство. Культы девственности существовали и до возникновения христианского девства, но христианство принесло совершенно иное,новое, неотмирное понимание этого состояния.
 «Девство – это божественное состояние,Григорий Богослов говорит, что «первая дева есть чистая Троица».Бог обладает истинным девством и как дар может дать его человеку. Без Бога человек не способен стяжать это состояние: «кто хочет бороться с своею плотию и победить ее своими силами, тот тщетно подвизается;ибо если Господь не разорил дома плотской похоти и не созиждет дома душевного, то всуе бдит и постится думающий разорить».Такое утверждение о невозможности приобрести это состояние самому человеку происходит из особенного, как уже сказано,понимания девства.Христианству оказывается недостаточным понимать его лишь как телесное воздержание: «Подлинно,не тогда человек почитает его,когда старается соблюдать свою плоть непричастною удовольствия совокупления, а между тем не воздерживается от всего другого; напротив, еще более бесчестит его тот, кто предается низким пожеланиям,переменяя одни удовольствия на другие».
Человек должен помимо соблюдения телесного воздержания, обуздать еще и гордость, честолюбие, страсть к богатству,самолюбие, все свои чувства держать под контролем и не допускать даже пожеланий непотребных.Итак, «кто намеревается не погрешать в подвиге девства, тому должно соблюдать все члены и чувства свои чистыми и огражденными».Св. Василий Великий говорит:«дарование девства заключается не в одном только воздержании от деторождения, но вся жизнь и быт и нрав должны быть девственны, во всяком занятии безбрачного показывая нерастленность. Можно и словом соблудить,и оком прелюбодействовать, и слухом оскверниться, и в сердце принять нечистоту,и неумеренностью в пище и питии преступить пределы целомудрия. А кто чрез воздержание во всем этом соблюдает себя под законом девства, тот действительно показывает в себе совершенную и во всем преуспевшую благодать девства».Оказывается, что девство это есть состояние святости, обожения: «чистота есть вожделенный дом Христов и земное небо сердца»,из этих слов следует, что девство христоцентрично, достижение его означает воипостазирование человека, его стяжавшего, во Христа, девство – это власть над пороками и страстями,оскопление себя разумом, как ножом,это прежде всего состояние духа,следствием которого является состояние тела. Поэтому святые отцы всегда придавали большее значение девственности духовной,чем телесной и никогда не переоценивали последней: «Некоторые говорят, что по вкушении плотского греха невозможноназываться чистым; а я, отвергая их мнение,говорю, что хотящему возможно и удобно привить дикую маслину к доброй. И если бы ключи от Царства Небесного были вверены девственнику по телу, то мнение оное,может быть имело бы основательность.Но да постыдит умствующих таким образом тот, кто имел тещу, а был чист и носил ключи Царствия»,« не тот чист, кто сохранил нерастленнымисие бренное тело, но тот, кто члены его совершенно покорил душе».Телесная чистота важна и необходима, но она не должна затмевать и отодвигать на второй план главной святыни – души: «нетолько нужно сохранять тела чистыми,подобно как храмам не следует оказываться лучше святынь их; но нужно, чтобы души, – эти святыни тел, были соблюдаемы, украшаясь правдою».
  Идеал девства, как он видится в христианстве, бесконечно далек от любого другого видения: языческого, современного.Это ведь по сути сверхъестественное состояние человека, это «вышеестественное отречение от естества».Те, кто считаются девственными в любом другом понимании, не являются таковыми с христианской точки зрения. Ребенок,подросток, старец
не девственны и целомудренны, ведь девство,как мы уже выяснили, это по сути святость, это преодоление падшести,это прежде всего контроль над своими страстями. Ребенок, хотя и обладающий девственностью в телесном смысле,остальными качествами истинного девства не обладает:он не свят, он не владеет своими чувствами и мыслями, он страстен,как и любой человек. Хотя, конечно, страсти в нем не получили еще такого развития,как во взрослом человеке, и он ближе всего находится к состоянию девственному в христианском понимании своей телесной чистотой и в целом неискушенностью помыслов. В подростке, молодом человеке,который хотя еще и сохраняет девственность в общепринятом смысле,пубертатный период, возраст полового созревания, с присущими ему сексуальными фантазиями и мечтаниями, пусть и нереализованными, уничтожает эту неискушенность. Подросток нечист и искушен в помыслах и потому христианскому целомудрию здесь так же нет места. В старческом же возрасте происходит естественное угасание половой активности, казалось бы, чем не бесстрастное девственное состояние, но для девства в христианском понимании ценно то, что человек прибрел через тяжкий труд в борьбе с собой, имея «физическую»возможность грешить, он не делал этого.Потому обычное в пожилом возрасте воздержание от плотских грехов в связи с телесной немощью не является заслугой в глазах христианства: «душа, чувствующая похоть и воздерживающаяся, превосходнее не чувствующей этого и воздерживающейся». Тем более, что другая обязательная составляющая христианского девства –непорочность помыслов и владение своими чувствами и побуждениями – так же естественно, как воздержание, не приходит с годами и чаще всего отсутствует у людей.Наоборот, на склоне лет люди, ведущие бездуховный образ жизни, все более коснеют в тех страстях, которые им свойственны,становятся к старости более раздражительными, самолюбивыми,капризными. Человек же верующий,стремящийся воплотить в своей жизни христианские идеалы, к концу жизни должен стать лучше, чем он был в детстве, юности,зрелости. Христианский путь – это не путь постепенного угасания, умаления, это путь все большего духовного расцвета, не взирая
на телесные немощи.
 Но вернемся к основной мысли. Мы выяснили, что девство, целомудрие, так как его понимает обыденное человеческое сознание в узком смысле телесного воздержания, в глазах христианского аскета не является таковым. Никто в его естественном человеческом состоянии не может быть назван девственным,целомудренным человеком: «бывает телесный блуд и без участия иного тела. Есть в нас некая смерть и погибель падения, которую мы всегда с собою носим, а наиболее в юности». Итак, девственность – это не человеческое состояние, для человека оно невозможно,девственность это состояние божественное:«земля не в состоянии производить этот нектар; одно небо может источать его»,как уже говорилось, оно может быть дано человеку как дар. Конечно, Господь дает этот дар не любому, человек со своей стороны должен совершить подвиг, равного которому мало что найдется, фактически мученически умереть: он должен осознать во всем (и в стяжании девства тоже) свое полное бессилие, он должен «представить Господу немощь своего естества», и тогда он чудесным образом получит дарование целомудрия. Стяжание девства так трудно для человека,даже невозможно без помощи Божией потому,что обретение девства – это победа над своей природой, а она невозможна без Того, Кто превзошел эту природу, умер и воскрес:«никто из обучившихся хранению чистоты да не вменяет себе приобретение ее; ибо невозможное дело, чтобы кто-нибудь победил свою природу; и где природа побеждена, там познается пришествие Того, Кто выше естества».
 Девство– это есть смерть для жизни плотской и рождение, воскресение в жизнь духовную, с таким пониманием девства связана символика смерти и рождения в обряде пострижения в монахи. Например, чтение Псалтири как над усопшим, наречение нового имени как вновь родившемуся и так далее. Смерть эта заключается в отречении от себя, нужно осознать, что ты ничто, что ты бессилен без Бога справиться с «естественными» грехами и страстями, как
душевными, так и телесными, тебя одолевающими. Человек, обретший это состояние, при жизни победил смерть, поскольку он стал подобен Христу и воскрес,как Он. Потому так много искажений в монашестве, что девство, монашество – это труднейший путь, путь отречения от себя, от
своей природы, а это человеку дается нелегко. Поэтому девство так часто бывало хулимо, что оно, как лакмусовая бумажка показывает человеку, что даже в его падшем состоянии он способен достигнуть высот неба, самим фактом своего существования оно утверждает, что грешное состояние – это не норма и не может быть нормой, и человек не вправе себя успокаивать подобными мыслями,идеал девства не дает человеку спокойно «почивать»на своих страстях и грехах. Из-за этого девство попиралось и уничижалось, свт. Григорий Богослов прямо говорит, что люди,защищая свои страсти, «уничижали любезное девство, налагающее узы на плоть».Другой метод «борьбы» с ним – усреднение этого состояния, сведение его только к телесному пониманию. Такое понимание, во-первых,извращает девство, поскольку, как мы видели выше, человек может быть девственным телесно, но далеко не таковым духовно, во-вторых, оно скрывает от человека истинный идеал девства,обманывает его, дает ему суррогат вместо полноценной духовной пищи.
 Поэтому в свете христианского понимания девства нужно говорить не о сохранении его как чего-то имеющегося, а о его стяжании.Человек изначально им не обладает, но может его снискать.Поскольку девственность возможна только со Христом, то в христианской аскетике был взлелеян еще один очень важный образ: девство – это духовный брак человека со Христом, это любовь к Богу, устремленность к Нему. Выбор девственного пути всегда называется уневещиванием Богу, главной «составляющей» жизни подвижника, аскета, отцы всегда называли любовь к Богу, именно она движет им, заставляет бороться со своей падшестью,греховностью. Она так важна потому, что любовь есть сущность Божия, как говорит об этом преп. Симеон: «Любовь не имя, но божественная сущность»,и снискание ее означает обретение подобия Божия. Хоть эта любовь и сравнивается с брачной, она все-таки другая. Она, естественно, лишена эротической компоненты, которая присутствует в любви мужчины и женщины в земном браке. Преп. Симеон так говорит об этой любви: «Насколько Ты возвышаешься над видимыми, Спасе,настолько вожделение Тебя больше и покрывает всякую человеческую любовь, и отвращает от эроса плотских наслаждений, и быстро отталкивает все желания. Потому что действительно страстное желание есть тьма и глубокая ночь, действие постыдных грехов,а эрос к Тебе и любовь, Спаситель, есть свет».Эта любовь(подвижника к Богу) уподобляется брачной по своей страстности,то есть непреодолимому стремлению к предмету своей любви, постоянному памятованию о нем, желанию не оскорбить его своим недостоинством. Эта любовь страстна, но опять же по иному: эта страсть бесстрастная,она духовна, а не душевна, в ней нет чувственности, но есть чувство, это разум, сведенный в сердце. Она, по словам Симеона, отличается от земной еще и тем, что не смешана, подобно последней, с печалью.Это более любовь сына, дочери к отцу.Следствием ее является любовь подвижника ко всем людям, способность видеть их без греха, такими, как их замыслил Господь,прозрение в них, несмотря на замутняющий мрак грехов и страстей, образа Божия, это искреннее ощущение их братьями и сестрами.Необходимо упомянуть еще об одной характеристике девства. Одной из важных его черт является то, что для человека, снискавшего это состояние перестает существовать понятие неприличного. Ведь ощущение, переживание неприличного, которое обычно связывают с половой сферой, появилось только после грехопадения: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания»(Быт. 3:7), в связи с отчуждением, похотью,возникшими между мужчиной и женщиной.Святой, стяжавший девственное состояние,преодолевает эту пропасть отчуждения, инеприличное для него перестает существовать, он перестает чувствовать различие между полами, именно то различие,которое и вызывает у людей, не достигших его состояния, ощущение неприличного,неприличные чувства, похоть. Иоанн Лествичник говорит, что целомудр тот, «кто навсегда стяжал совершенную нечувствительность к различию тел».
 Подвижник,достигший девственного состояния, не перестает быть мужчиной и женщиной. Пол человека не упраздняется, не преодолевается, как в других традициях, но он перестает ощущаться как враждебное, злое, разделяющее начало, как нечто, что вызывает краску стыда и желание скрыть его от нескромных взоров в прямом и переносном смысле, он преображается, как и всеестество обоженного существа. Эта интуиция необходимости перестать чувствовать различие полов довольно сильна в христианстве, особенно ярко она выразилась в таком явлении, как юродство.В.М.Лурье приводит интересную цитату из Евагрия: «Скажу еще и о другом (способе подвижничества), о котором я чуть не забыл упомянуть, хотя он превосходит все прочие.Суть убо немногие, однако они все же есть,кои, едва улучив через добродетель бесстрастие, возвращаются в мир, в среду волнений и, объявляя себя помешанными,сице попирают тщеславие, которое душе свойственно отлагать как последнюю одежду,согласно премудрому Платону. Сице они любомудрствуют бесстрастно ясти, так что,когда просят в корчемницах или у лоточников, не стесняются ни места, ни лица, ни вообще ничего. И они посещают разные бани, часто оказываясь вместе с женщинами и моясь вместе (с ними), так превозмогая страсти, чтобы повелевать и естеством, и не ответствовать своему естеству ни от взирания, ни от касания, и даже ни от самого объятия женского, но быть с мужами — мужами, а с женщинами — женщинами, восхотев причаствовать каждому естеству, а не быть одного (естества)». Эти и подобные примеры не имеют ничего общего с современной половой разнузданностью и бесстыдством, которые являются результатом больного, искаженного состояния человека, в том числе и его пола, проистекают из искусственного раздувания негативных черт последнего.
 Напоследок хотелось бы сказать о ценностном соотношении девственного и брачного состояний. В целом отцами признается превосходство первого над вторым, главный их довод при этом: девство – это состояние будущего века, брак же, хоть небольшой своей частью, но привязан к земле. У священомученика Мефодия Патарского,встречается одна любопытная, на наш взгляд,мысль, которую он высказывает в диалоге «Пир десяти дев или о девстве». Известно, что христианская экзегетика в лице большинства своих представителей различает образ и подобие Божие в человеке.Так вот святой связывает образ Божий с браком, а подобие – с девством, как бы утверждая тем самым, что брак – это некое естественное, уже наличное состояние, а девства еще предстоит достигнуть.В.Н.Лосский говорит о «восставляющем человека целомудрии брака» и о «возвышающем целомудрии монашества».
Но при таком предпочтительном отношении к девственному состоянию всегда, тем не менее, подчеркивается: такая роль отводится только истинному девству, если же человек его не обретает, то он теряет это превосходство: «Насколько девственность предпочтительнее супружества, настолько непорочный брак предпочтительнее сомнительной девственности». И также: «хотя супружество имеет земное начало, а безбрачная жизнь уневещивает Всецарю Христу; однако же бывает, что и девственность низлагает на тяжелую землю, супружеская жизнь приводят к небу». Можно даже сказать, что девство и брачное состояние не только не являются антиподами, но существуют в тесной связи друг с другом. С.В.Троицкий пишет, что «именно почитание девства, девственное настроение духа служит залогом плодородия и здоровья потомства». «Где мало дев, говорит св. Амвросий Медиоланский, там меньше и людей, а где стремление к целомудрию сильнее, так и людей бывает сравнительно больше». «Идеал христианского брака вытекает из идеала христианского девства. Там, где девство попирается, загрязняется и
низвергается с высоты своего нравственного величия чистоты и святости,там и брак разрушается».Правильный взгляд на отношение человека к брачному состоянию и безбрачию, по мнению отцов, заключается в том, что «христианство никого не принуждает ни к тому, ни к другому состоянию, но, уважая свободу человека, оно представляет совести каждого определять выбор между этими состояниями, – определять, что именно, при известных условиях, человек должен считать своею нравственною обязанностию– вступление в брак, или воздержание от него».Соответственно своему дарованию человек должен и из супружества, и из девства «как из некоторого вещества, художнически обрабатывать и созидать добродетель».При всем общепризнанном различии этих двух путей человеческой жизни и, казалось бы, ценностном превосходстве девства, требования к людям, выбирающим эти разные стези, и цели, которые христианская аскетика ставит перед теми и другими,практически, одинаковые: борьба со страстями, обретение вследствие этого целомудрия, стяжание святости. Это,конечно, не случайно: брачный путь и путь девства имеют одну и ту же цель – Царствие Небесное и в этом смысле они равнозначны.Но человек, избравший девственную стезю,ставший монахом, действует ради достижения ее более радикальными средствами, а человек, избравший брак,более мягкими, если так можно выразиться,терапевтическими, постепенно врачуя свою больную природу, в то время как монах стремиться сразу, насколько это возможно,отсечь, образно говоря, пораженные члены. И потому девственный путь называется путем вышеестественным, сверхъестественным, так как он начинается с того, что подвижник пытается отказаться максимально от всего, к чему стремится любой человек согласно своему естеству,монах как бы стремится превзойти его и всю дальнейшую жизнь утверждается и укрепляется в этом состоянии. В супружестве человек следует своему естеству, но в итоге он также должен обрести власть над своей страстностью и греховностью, результатом должно стать то же преображение падшей природы. Таким образом, если девство – это состояние,которое изначально сверхъестественно, то супружество призвано из естественного перерасти в сверхъестественное.
 Однако,может показаться, что брак– это удел тех, кто не способен взять на себя подвиг монашества. Это не совсем так. Здесь мы подошли еще к одному важному аспекту обсуждаемой проблемы. Дело в том,что монашество и девство нельзя отождествлять. В раю, до грехопадения,монашества не было, а царствовало, по мнению многих отцов, девство, Христос был не монахом, но пребывал в состоянии благодатного девства, и в Царствии Божием будет господствовать не монашество, а девство, как обретенная целостность прежде поврежденной природы,как целомудрие и святость.Монашество следует понимать как способ достижения этой цели, который заключается в максимально возможном изолировании себя от всего, что может быть пищей в развитии и преумножении человеческих страстей. И как таковое это средство, действительно, может быть названо сверхъестественным в силу уже указанных причин и вмещаемо не всеми.
  Брак– это тоже средство снискания того же девственного состояния, но как мы видели,средство иное. При этом если монашество –это есть лишь средство да и только, которое при достижении цели (блаженного девства в Царствии Небесном) перестает быть актуальным, то брак не может быть определен исключительно как способ, не может быть исчерпан пониманием его лишь как естественного средства, которое приобретении чаемого сверхъестественного бытия будет утрачен за ненадобностью.Дело в том, что образ существа века будущего,который мы определили как благодатное девство, имеет еще одну обязательную характеристику: он всегда передается святыми отцами, да и Самим Господом, в брачных символах, жизнь будущего века есть брачный пир, на который Христос-Жених созовет души верных дев-невест. Вспомним, что и взаимоотношения подвижника-монаха с Богом уподабливаются браку, Адам и Евабыли первой семьей на земле, будучи при этом девственными и целомудренными. Таким образом, девство и брак диалектически друг с другом связаны,они ни в коем случае не являются антиподами, не противоречат друг другу,неразлучны ни в начале веков, ни в паки-бытии. Брак способен вместить такой, казалось бы, противоположный себе образ бытия, как монашество, которое,как мы видели, также описывается в брачных терминах. Это означает, что брак как понятие, как образ бытия играет очень важную роль, его назначение не сводится только к физическому продолжению человеческого рода, ведь в таком случае он был не пременим к монашеству. Он имеет несколько уровней своего проявления, в том числе духовный и телесный. Телесный аспект брака, конечно же, не наследует Царствия Божия, но духовный вечен и не преходящ и заключается в радостном обретении в браке Другого, Бога и человека и неразлучного бытия с Ним, в переносе акцента со своей личности на личность Другого.И каждый союз, в данном случае имеется ввиду «обычный» брак,который заключается двумя любящими людьми, несет в себе зерно этой глубокой и непреходящей ценности брака, обращенности его в вечность,сообразности его будущему Царствию Небесному, великой радости обретения. То есть изначально в «естественности» брака заложен некий сверхъестественный момент.Конечно, впереди еще будет долгая жизнь,которая должна привести к реализации этих высоких идеалов, что, к сожалению, не так часто бывает, но потенциально это есть в каждом браке.Это все было сказано для того, чтобы показать, что брак нельзя понимать лишь как посильное бремя для тех, кто не способен понести подвиг монашества. Брак – это великая тайна, как об этом говорит апостол Павел (Еф. 5:32), как и монашество тоже тайна,конечная цель у того и другого –девственное, целомудренное бытие в духовном браке с Господом.»
_