Внук марины цветаевой: Сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон погиб, освобождая Беларусь — Российская газета

Марина Цветаева родилась в Москве. Ее отец, Иван Цветаев, был профессором истории искусств и основателем Музея изящных искусств. Ее мать Мария, урожденная Мейн, была талантливой концертной пианисткой. Семья много путешествовала, Цветаева посещала школы в Швейцарии, Германии и Сорбонне в Париже. Цветаева начала писать стихи в раннем детстве.Дебютировала как поэтесса в 18 лет со сборником «Вечерний альбом», посвященным ее детству.

В 1912 году Цветаева вышла замуж за Сергея Ефрона, у них родились две дочери и сын. «Волшебный фонарь» продемонстрировала свое техническое мастерство, и в 1913 году за ней последовала подборка стихов из ее первых сборников. Роман Цветаевой с поэтессой и оперным либреттистом Софией Парнок вдохновил ее на цикл стихов «Подруга». Карьера Парнок остановилась в конце 1920-х, когда ей запретили публиковаться.Стихи, написанные между 1917 и 1921 годами, появились в 1957 году под названием «Владения лебедей». Вдохновленная отношениями с бывшим офицером Красной Армии Константином Родзевичем, она написала «Поэму о горе» и «Поэму о конце».

После революции 1917 года Цветаева на пять лет была в ловушке в Москве. Во время голода одна из ее собственных дочерей умерла от голода. Поэзия Цветаевой свидетельствует о ее растущем интересе к народным песням и приемам ведущих символистов и поэтов, таких как Александр Блок и Анна Ахматова.В 1922 году Цветаева эмигрировала с семьей в Берлин, где воссоединилась с мужем, а затем в Прагу. Это был очень продуктивный период в ее жизни — она ​​опубликовала пять сборников стихов и ряд повествовательных стихов, пьес и очерков.

За годы пребывания в Париже Цветаева написала две части запланированной драматической трилогии. Последний прижизненный сборник «После России» вышел в 1928 году. Его тираж в 100 пронумерованных экземпляров продавался по специальной подписке.В Париже семья жила бедно, почти весь доход приносили сочинения Цветаевой. Когда ее муж начал работать в советской службе безопасности, русская община Парижа выступила против Цветаевой. Ее ограниченные возможности публикации стихов были заблокированы, и она обратилась к прозе. В 1937 году вышло одно из лучших произведений Цветаевой — МОЙ ПУШКИН. Чтобы заработать дополнительный доход, она также писала рассказы, мемуары и критические статьи.

В ссылке Цветаева чувствовала себя все более изолированной.Без друзей и почти разоренная она вернулась в Советский Союз в 1938 году, где уже жили ее сын и муж. В следующем году ее мужа казнили, а дочь отправили в трудовой лагерь. Цветаева была официально подвергнута остракизму и не могла публиковаться. После вторжения в СССР немецкой армии в 1941 году Цветаева вместе с сыном была эвакуирована в небольшой провинциальный городок Елабуга. В отчаянии она повесилась через десять дней, 31 августа 1941 года.

Эта страница основана на защищенной авторским правом Википедии Марины Ивановны Цветаевой; он используется в соответствии с лицензией Creative Commons Attribution-ShareAlike 3.0 Не перенесенная лицензия. Вы можете распространять его дословно или с изменениями при условии, что вы соблюдаете условия CC-BY-SA.

Избранные стихотворения Марины Цветаевой

Я не думаю, что современный рифмованный перевод обязательно делает стихи банальными в Английский, но делать это нужно очень осторожно, чтобы этого не произошло. Тем не менее, мне кажется, что слишком многое из Цветаевой теряется в переводе, рифмованное или нет. Когда отдельные строки или иногда целые стихотворения казались наиболее живыми, это были разные части в этой версии и в издании Feinstein

Я не думаю, что современный рифмованный перевод обязательно заставляет стихи звучать на английском тривиально, но это нужно делать очень осторожно, чтобы этого не произошло. Тем не менее, мне кажется, что слишком многое из Цветаевой теряется в переводе, рифмованное или нет. Когда отдельные строки, а иногда и целые стихи казались наиболее живыми, в этой версии и в «Ледяной невесте» Файнштейна были разные фрагменты. Рифмованный перевод Макдаффа работает лучше всего, когда строки, независимо от того, есть ли они на самом деле перемычки или нет, построены таким образом, что акцент , а не приходится на конец строки, если стихотворение произносится естественно как предложения, что делает рифму элегантной, тонкой и ненавязчивой. , и это особенно касается стихов с более короткими строками.(Одно из немногих стихотворений с короткими строками, которые здесь хорошо сработали, было «Окно», в котором использовалась полутрифма.) Я надеялся, что концы строк песни кончатся вместе с ювенилией Цветаевой, но они всегда появлялись снова. время от времени.

Мое самое большое разочарование в Bride of Ice — это эпизод «Подруга», который редко обладал той эмоциональной силой, которую я ожидал; вот это было «Покушение на комнату». Такое остроумное модернистское название и сложный, разнообразный, иногда абстрактный сюжет особенно плохо подходили для рифмованных стихов с акцентом, довольно часто в конце строки.Перевод Файнштейна «Стол» значительно превосходит «Стол» Макдаффа. Я подумал, что среди лучших в McDuff были «From Bon Voyages (to Osip Mandelstam)» — особенно в переводе Ф.Ф. Мортон — «Из бессонницы» (полустрифма) и «Из стихов к Ахматовой», слова которых были настолько яркими, что затмевали рифму.

Несмотря на первоначальный оптимизм по поводу переводов Макдаффа после беглого просмотра нескольких, я не почувствовал этого при внимательном чтении; в случае с Файнштейном, даже если многие стихотворения не захватили, были моменты, которые надолго остались в моей памяти.(На следующий день, набрав номер, я проиграл XTC «Разочарованных» на повторе: те же чувства; более низкий, очень приемлемый для жизни масштаб; чувство универсальности.)

Тем не менее было интересно увидеть разные варианты исполнения стихов за короткий промежуток времени. время — Макдафф, по крайней мере, дает некоторое представление о структурах Цветаевой (нужно просто представить, что они чувствуют себя иначе на другом языке). Чтобы читать стихи ее современников, мне пришлось бы купить их, поэтому вместо этого я максимально использовал доступ к этим различным переводам Цветаевой.Вступление Макдаффа к этому изданию стоило прочитать, поскольку оно содержит подробности биографии, культурный контекст и то, как они соотносятся со стихотворениями.

Я оценил различные идеи из него:
О спорных аспектах жизни Цветаевой:
Младшей дочери Цветаевой, Ирине, повезло меньше: она была слабой и болезненной, она развивалась медленно и плохо и к трем годам едва могла ходить. Годы лишений и голода подействовали: в 1920 году Ирина умерла от недоедания в детском доме, куда Цветаева была вынуждена оставить ее.

она прекрасно знала французский и немецкий языки. И все же она, кажется, разделяла с Мандельштамом неспособность «продать себя», «иметь работу» … ее нетрадиционный, бескомпромиссный характер сделал ее многочисленными врагами по обе стороны литературно-политических баррикад … Она была неподходящей по темпераменту на работу и очень медленно работала над переводами … которые Пастернак помог ей найти. Часто она голодала.

Тем не менее, она и Мур, которым тогда было 16,5 лет, вместе с семьями других писателей сели на пароход «Волга», направлявшийся в Казань и Чистополь.Лидия Чуковская, мемуаристка и дочь поэта Корного Чуковского, вспоминает, как во время плавания Цветаева постоянно возвращалась к теме самоубийства. «О чем вы думаете?» — вспоминает Чуковская, — «У меня двое детей, о которых нужно заботиться». По словам Чуковской, Цветаева ответила на это следующим образом: «Но я знаю, что моему сыну будет лучше без меня …» лодка дошла до Казани, а затем до Чистополя, откуда выбралось большинство семей писателей. Однако Цветаевой не разрешили сойти на берег, и они с Мур пошли дальше, в еще более отдаленную Елабугу.Здесь она безуспешно пыталась найти работу. Она обратилась в Союз писателей Татарстана с просьбой о переводе. Ответа не последовало. [Файнштейн упоминает, что она также ехала в Чистополь за несколько дней до своей смерти, чтобы искать черную работу, но ее не взяли.]

Культурно-художественный:
Это был период до того, как Россия и Запад были полностью отрезаны от друг друга, и между Берлином и Парижем, в то время художественными столицами Европы, и городами Ленинградом и Москвой все еще было много движения.Стихи Ремесло отражают художественное и культурное брожение того времени, и действительно, они ближе всего к «современным» стихам во всем поэтическом творчестве Цветаевой, которое, как и у Ахматовой и Мандельштама, по сути своей консервативно в эстетическом и формальном плане. , В некоторых стихотворениях также отчетливо прослеживается влияние Белого — обильное использование черточки и его сильно выраженные ритмы.

1925. Это было также периодом великого стихотворения (длинных стихотворений) Поэмы Горы (Poema gory) и Поэмы конца (Poema kontsa).Эти возвышенные и психологически сложные конструкции, кажется, отражают какую-то интенсивную и страстную любовную интригу, но детали этого неясны, и есть некоторые основания полагать, что опыт стихотворений был незначительным, что Цветаева больше всего «сочиняла» »Жизнь, а также поэзия. Это не означает, что в стихах есть что-то ложное или искусственное — скорее, как и в другие периоды своей жизни, Цветаева использовала сырье своего собственного существования, чтобы превзойти его, выйти за его пределы.Безжалостные ритмы и неровные скачкообразные линии источают безрассудство духа, ницшеанское пренебрежение к настоящему моменту.

Стихи Марины Цветаевой Марины Цветаевой

Через то, что Илья Каминский и Жан Валентин называют «чтениями», а не переводами, фрагментов стихов и прозы Марины Цветаевой становится доступным лирический гений Цветаевой и актуален для нового поколения читателей. Сопоставляя фрагменты ее стихов с короткими отрывками прозы, мы начинаем узнавать ее как поэта, друга, врага, женщину, любовь

Через то, что Илья Каминский и Жан Валентин называют «чтениями». — а не переводы — фрагментов стихов и прозы Марины Цветаевой, лирический гений Цветаевой становится доступным и острым для нового поколения читателей.Сопоставляя фрагменты ее стихов с короткими отрывками прозы, мы начинаем узнавать ее как поэта, друга, врага, женщину, любовника и революционера.

Из «Стихов для Москвы (2)»:

Из моих рук — возьми этот город не руками,

мой странный, мой прекрасный брат.

Возьмите, церковь за церковью — все сорок раз сорок церквей,
и летящие над ними маленькие голуби;

И Спасские ворота — в цвету —
, где православные снимают шляпы;

И Часовня Звезд — часовня убежища —
, где пол — отполированный слезами;

Возьми круг пяти соборов,
моя душа, мой святой друг.

Марина Цветаева родилась в Москве в 1892 году и умерла в 1941 году. Ее поэзия входит в число величайших произведений русских писателей ХХ века.

Илья Каминский — автор книги Танцы в Одессе (Tupelo Press, 2004), получившей премию писателей Уайтинга, премию Меткалфа Американской академии искусств и литературы, премию Дорсета и стипендию Рут Лилли по поэзии. ежегодно присуждается журналом Поэзия .

Жан Валентайн получил награду Йельского университета молодых поэтов за модель Dream Barker в 1965 году.Ее одиннадцатый сборник стихов — «Разбить стекло» , издательство Copper Canyon Press. Дверь в гору: новые и собранные стихи 1965–2003 гг. был лауреатом Национальной книжной премии 2004 года в области поэзии.

Цветаева Марина Николаевна

А Айматова

¡Oh musa del llanto, la más bella de las musas!
Oh loca criatura del infierno y de la noche blanca.
Tú envías sobre Rusia tus sombrías tormentas
Y tu puro lamento nos traspasa como flecha.

Nos empujamos y un sordo ah
De mil bocas te jura fidelidad, Anna
Ajmátova. Tu nombre, hondo suspiro,
Cae en es hondo abismo que carece de nombre.

Pisar la tierra misma que tú pisas, bajo tu mismo cielo;
Llevamos una corona.
Y aquél a que a muerte hieres a tu paso
Yace inmortal en su lecho de muerte.

Sobre esta ciudad que canta brillan cúpulas,
Y el vagabundo ciego canta loas al Señor…
Y yo, yo te ofrezco mi ciudad con sus campanas,
Ajmátova, y con ella te doy mi corazón.

Versión de Monika Zgustová

А Алия

mi hija

Algún día, criatura encantadora,
para ti seré sólo un recuerdo,

perdido allá, en tus ojos azules,
en la lejanía de tu memoria.

Olvidarás mi perfil aguileño,
y mi frente entre nubes de humo,

y mi eterna risa que a todos engaña,
y una centena de anillos de plata

en mi mano; эль-альтильо-камароте,
mis papeles en divino desorden,

Por la desgracia alzados, en el año ужасный;
tú eras pequeña yo era joven.

Versión de Severo Сардуй

А Борис Пастернак

Дистансия: kilómetros y kilómetros?
Нос хан дисперсадо, трансплантато
Нос хан ¡y qué bien estamos
en los lejanos horizontes!

Distancia y lejanías?
Des-pegados, des-soldados.
Apartaron manos, crucificaron
sin saber lo que destruían: la unión total.

De suspiros y dryones
nos malquistaron, nos esparcieron
y exfoliaron.
Muro y foso.
Separados, como las águilas.

Conspiradores y lejanías?
No nos desbarataron; nos perdieron
por los tugurios de las latitude:
disgregados como huérfanos.

¿Cuál es, pero cuál es, marzo?
¡Como a las barajas nos han cortado!

24 марта 1925 г.

Версия де Карлос Альварес

A Rainier Maria Rilke

Rainer, quiero encontrarme contigo,
quiero dormir junto a ti, adormecerme y dormir.
Simplemente dormir. Y nada más.
Нет, algo más: hundir la cabeza en tu hombro izquierdo
y cancelonar mi mano sobre tu hombro izquierdo, y nada más.
Нет, algo más: aún en el sueño más profundo, saber que eres tú.
Y más aún: oír el sonido de tu corazón. Y besarlo.

Versión de Carlos Альварес

A ti, dentro de un siglo

A ti, que nacerás dentro de un siglo,
cuando de respirar yo haya dejado,
de las entrañas mismas de un condenado a muerte,
con mi mano te escribo.

¡Amigo, no me busques! ¡Los tiempos han cambiado
ya no me recuerdan ni los viejos!
¡No alcanzo con la boca las aguas del Leteo!
Extiendo las dos manos.

Tus ojos: dos hogueras,
ardiendo en mi sepulcro -el infierno-
y mirando a la de las manos inmóviles,
la que murió hace un siglo.

En mis manos -un puñado de polvo-
разных версий. Adivino que en el viento
buscarás mi casa natal.
O mi casa mortuoria.

Оргулло: cómo miras a las mujeres,
las vivas, las felices; yo capto las palabras:
«¡Impostoras! ¡Ya todas están muertas!
Sólo ella está viva.

Igual que un voluntario le ha servido.
Conozco sus anillos y todos sus secretos.
¡Ladronas de los muertos!
¡De ella son los anillos! «

¡Mis anillos! Me pesa,
hoy me arrepiento
de haberlos regalado sin medida.
¡Y no supe esperarte!

También me da tristeza que esta elde 9000 ido tanto tiempo
y he ido a tu encuentro,
dentro de un siglo

Apuesto -dice élque vas a maldecir
a todos mis amigos en sus oscuras tumbas.
¡Todos la Celebraban! Pero un vestido rosa
nadie le ofreció.

¿Quién era el generoso? Йо нет: соя эгоиста.
No oculto mi interés si no me matas.
A todos les pedía cartas,
para por las noches besarlas.

¿Децирло? ¡Lo diré! El no-ser es un tópico.
Y ahora, para mí, eres ardiente huésped.
Les negarás la gracia a todas las amantes
para amar a la que hoy es sólo huesos.

Versión de Carlos Альварес

Bendigo la labour nuestra de cada día…

Бендиго ла труда nuestra de cada día,
bendigo el sueño nuestro de cada noche,
el divino juicio y la caridad divina,
la ley benévola y la ley de bronce,

mi empolvada púrpura, de harapos cubierta …,
miastó , de los rayos hogar,
y asimismo, Señor, bendigo el pan
en horno ajeno y la paz en casa ajena.

21 мая 1918 г.

Versión de Severo Сардуй

Comediante 4

Ya no te necesito,
y no es porque no contestaras
a vuelta de correo, cariño.

Ni por saber que estas líneas,
escritas con tristeza,
las leerás entre risas.

(Escritas por mí a solas —
¡y sólo para ti! — ¡por vez primera!
con alguien las descifrarás).

Ni porque rozarán
los rizos tu mejilla -¡Soy maestra
en leer acompañada!

Tampoco porque a un tiempo
suspiraréis inclinados
sobre las mayúsculas desvaídas.

Ni porque caerán a la par
vuestros párpados -es difícil
mi letra- ¡y en verso, además!

¡Нет, амигуито! -Es más fácil,
es peor que un enfado.

Ya no te necesito-
porque … porque-¡Ya no te necesito nunca más!

3 декабря 1918 г.

Versión de Severo Сардуй

En la frente besar -penas borrar …

En la frente besar -penas borrar.
Beso la frente.

En los ojos besar, -el insomnio quitar.
Beso los ojos.

En los labios besar -dar de beber.
Beso los labios.

En la frente besar -la memoria borrar.
Beso la frente.

5 июня 1917 г.

Versión de Severo Сардуй

Es sencilla mi ropa …

Es sencilla mi ropa,
pobre mi hogar.
¡Soy una isleña
de islas remotas!

¡Nadie me hace falta!
si entras -pierdo el sueño.
Por calentarle la cena a un Extraño
quemaría mi casa.

Si me miras -ya nos conocemos,
si entras -¡quédate a vivir!
Es sencillo nuestro fuero,
está escrito en la sangre.

En la Palma de la Mano Tenremos
la luna, si nos place.
Si te vas -es como si no existieras,
y como si tampoco yo existiera.

Miro la marca del cuchillo:
¿sanará antes
de que venga otro extraño
a pedirme agua?

Versión de Severo Сардуй

Insomnio 2

Así como me gusta
besar las manos
y ofrendar nombres,
también me gusta
abrir las puertas
-¡de par en par! — a la oscura noche.

Apoyando la cabeza,
oír los recios pasos
hacerse más ligeros,
y cómo el viento mece
el bosque somnoliento
y desvelado.

¡О нет!
Van creciendo los arroyos
que en el sueño desembocan.
Ya se me cierran los ojos.
en medio de la noche
alguien se ahoga.

27 мая 1916 г.

Версия de Severo Sarduy

Insomnio 10

Otra vez una ventana
donde otra vez no se duerme.
A lo mejor beben vino,
a lo mejor no hacen nada.
O tal vez, manos unidas,
no separan esas manos.
En cada casa, mi amigo,
hay así una ventana.

Separaciones y encuentros:
gritas, nocturna ventana,
quizás hay cientos de velas,
или quizás sólo tres velas.
Sin reposo
mi cabeza.
En mi casa
ha entrado eso.

¡Hay que rezar por la casa sin sueño!
¡Y rezar por el fuego en la ventana!

26 декабря 1916 г.

Versión de Severo Сардуй

Insomnio 11

¡Insomnio, amigo mío!
Otra vez tu mano.
Mientras alzo mi copa
te encuentro en la callada,
en la sonora noche.

¡Déjame que te embruje!
¡Прюба!
No trates de ascender
sino de ir hacia adentro …
Ya te llevo …
Susurra con los labios:
¡Paloma! ¡Amigo!
Prueba.
Déjame que te embruje.
Bebe
de todas las pasiones,
huye
de toda noticia.
Calma.
Concede,
amiga …
Abre los labios.
Abre los labios al placer
y, al borde de la tallada copa,
bebe.
Абсорб.
Traga
hasta el no-ser.
¡Amigo! ¡No te enfades!
¡Déjame que te embruje!
¡Bebe!
De todas las pasiones
la más apasionada,
y de todas las muertes
la más dulce … mis manos.

¡Déjame que te embruje! ¡Bebe!
Desaparece el mundo. Ningún lugar:
orillas inundadas … Bebe mi golondrina
perlas fundidas.
Y tú bebes el mar,
bebes el alba.
¿Con qué amante es la juerga?
¿Con el mío?
Bebe, pequeño,
que ya compareos.

Y si preguntan, ¡Responderé!
El porqué de las mejillas lívidas.
Con Insomnio me fui de juerga, sí.
Con Insomnio me fui de juerga.

Майо де 1921

Versión de Severo Сардуй

Libertad Salvaje

Me gustan los juegos en que todos
son arrogantes y malignos,
en que son tigres y águilas
los …

Libertad salvaje
Que cante una voz altiva:
«¡Aquí, muerte, allí -presidio!»
¡Luche la noche conmigo,
la noche misma!

Volando voy -tras de mí van las fieras;
y con el lazo en las manos yo me río…
¡Ojalá la tormenta
me haga añicos!

¡Que sean héroes los mentigos!
¡Acabe en guerra el convite!
Que sólo quedemos dos:
¡El mundo y yo!

Versión de Severo Сардуй

Магдалена

Entre nosotros, los diez mandamientos,
el calor de las diez hogueras.
La sangre hermana causa rechazo,
pero eres de sangre ajena.

En los tiempos evangélicos
yo sería una de aquéllas…
(¡La sangre ajena es la más deseada,
y entre todas, la más ajena!)

Con todas mis desazones, preclaro,
arrastrándome, te seguiría.
Oculta la mirada demoníaca,
Perfumes en ti vertería:

sobre tus pies, bajo tus pies,
o derramándolos a tu paso …
¡Fluye, pasión envilecida,
empeñada los parroquianos!

Fluye con la espuma de la boca,
con el ravor de la mirada.
Fluye en el sudor del lecho. Tus pies
en mi cabellera calzo
como en una piel.

A tus pies, como seda, me extiendo.
¡no serás aquél (¡soy aquélla!)
que dijo a la bestia de la melena
ígnea: «¡Levántate, hermana!»

2
Por tus derroteros no pregunto,
porque, amada, todo se cumplió.
Tú me has calzado a mí, descalzo,
en el torrente
de tu cabello
y de tu dolor.

No pregunto cuánto han costado
estos perfumes. Al desnudo,
a mí,
con la ola de tu cuerpo
me has vestido,
como con un muro
o una vid.

Dócil y dulce, como nunca antes,
manso tocaré tu desnudez.
A mí, tan recto, me has enseñado
el declive de la ternura
al caer a mis pies.

Me harás una fosa entre tu pelo,
y sin lienzos me envolverás.
¿Para qué me has de traer la mirra?
Como ola,
tú me lavarás.

Versión de Татьяна Бубнова
Tomado de La Jornada Semanal, Мексика

Противоположные, escritos tan temprano…

Различные версии, escritos tan temprano
que no sabía aún que era Poeta,
inquietos como gotas de una fuente,
como chispas de un cometa,

lanzados como ágiles diablillos al asalto
del santuario donde todo essoeño de muerte
-¡mis versos, que nadie lee! -,

en el polvo de los estantes diverses
-¡que ninguna mano toca! -,
como vinos Preciosos, mis versos
también тендран су хора.

Versión de Severo Сардуй

Nostalgia de la patria: ¡qué fastidio! …

Ностальгия по отечеству: ¡Qué fastidio!
Después de largo tiempo delatado.
Ya me es indiferente
dónde sentirme sola.

Caminar sobre piedras,
a casa con la cesta.
La casa que no es mía:
больница о казерна.

Me da igual quién me mire
como a un león cautivo.
Cuál es el clan humano
que me ha expulsado -siempre-.

Muy dentro de mí misma,
oso polar si hielo.
Dónde no poder convivir (¡ni lo intento).
Dónde me humillarán -da lo mismo-.

Нет, mi lengua natal ya no me engaña,
ni materna, me engaña su llamada.
Ya me es indiferente en qué lenguaje
no seré comprendida por el hombre.

(Lector, Devorador de toneladas
de periódicos, adicto al cotilleo …)
El es del siglo veinte;
лет: ¡fuera de los siglos!

Enhiesta como un tronco,
resto de la alameda.
Todo y todos iguales;
igual indiferencia.

Lo natal, lo pasado,
rasgos todos y marcas:
toda fecha borrada-
donde ha nacido el alma.

Mi tierra me ha perdido,
y el quevestigue, astuto,
el ámbito de mi alma -¡mi alma toda!
no encontrará la traza.

Las casas son ajenas y los templos vacíos.
Me da todo lo mismo.
Mas si aparece un árbol
en el camino, un serbal …

Versión de Severo Сардуй

Poema del fin

Como la piedra afila el cuchillo,
Como se desliza el serrín al barrer,
Así, aterciopelada, la piel
Húmeda súbitamente en los dedos.

Oh dobles -coraje, sequedad-
De los hombres, ¿dónde estáis,
Si en mis palmas hallo lágrimas
Y no lluvia?

Эль-Агуа-эс-де-ла-Фортуна,
¿Qué más podría desear?
Si tus ojos son diamantes
Que se vierten en mis palmas,

Ya no Pierdo
Nada. Fin del fin.
Кариции, карики
-Acaricio tus mejillas.

Somos así, orgullosas
Y polacas -Marina-,
Cuando en mis manos llueven
Охос де Агила:

¿Lloras? Mi amor,
Mi todo: perdóname.
Trozos de sal
Caen en mis Palmas.

Llanto de hombre, veta
Que en la cabeza retiembla.
Льора. Otra te devolverá
La vergüenza que te hice dejar.

Somos dos peces
Del mis-mí-si-mo mar.
Dos conchas muertas
Labio contra labio.

Todo lágrimas.
Sabor
Armuelle.
-¿Y mañana
Cuando
Despierte?

Versión de Monika Zgustová

Psique

1
He vuelto a casa: no soy una impstora
ni una criada -no necesito pan.
Soy tu ocio del domingo, tu pasión,
tu séptimo día y tu séptimo cielo.

Allí, en la tierra, me echaban monedas,
me colgaban piedras al cuello.
-¡Amado! ¿No te acuerdas?
Soy tu golondrina, tu Psique.

2
‘Toma, cariño, mis harapos
que fueron un dulce cuerpo.
Lo he destrozado, lo he gastado,
sólo quedan las dos alas.

Vísteme tú con tu esplendor,
sálvame, por piedad.
Y los pobres andrajos raídos
llévalos a la sacristía.

13 мая 1918 г.

Traducción de Lola Диас

Regreso del líder

El caballo … cojo.
La espada … оксидада.
¿Quién es el líder
jefe de muchedumbres?

Пасо -уна гора.
Respiro -un siglo.
Mirando hacia lo bajo,
donde se encuentran tantos.

Enemigo o Amigo,
espina o Laurel.
Todo sueña.
El Caballo es Él.

Эль Кабалло … cojo.
La espada … оксидада.
Ла капа, вьеха.
Mas derecho el cuerpo.

Июль 3 из 1921

Versión de Carlos Альварес

Се ха идо. Я не комо …

Се ха идо. Ya no como:
quedó sin gusto el pan.
Se ha ido — todo es tiza
si lo llego a tocar.

… Para mí, era el pan,
era la nieve;
ya la nieve no es blanca,
el pan no sabe a nada.

Versión de Severo Сардуй

Tu alma y la mía son gemelas …

Tu alma y la mía son gemelas
como mis manos: la derecha y la izquierda.
Tan cálidas y tiernas son unidas
como dos alas de un pájaro dormido.
¡Por un ciclón quedamos separados,
por un abismo, tú yo, como dos alas!

Версия Ларисы Дьяковой

Versos a Blok

En Moscú, las cúpulas en llamas.
En Moscú, ya tañen las campanas.
Los sepulcros están aquí, en hilera,
y allí duermen los zares, las zarinas.

Tú no sabes aún que en el alba del Kremlin
se respira mejor que en cualquier otro sitio.
Tú no sabes que en el alba del Kremlin
yo te rezo hasta el alba.

Tú pasas sobre el Neva
yo sobre el Moscova,
cabizbaja.
Se duermen las farolas.

Te quiero en el insomnio.
Te escucho en el insomnio.
Mientras que por el Kremlin
despiertan campaneros.

Mi río con tu río,
mi mano con tu mano
se ignoran. Cariño mío, alegría
hasta que el alba alcance a la siguiente.

Versión de Severo Сардуй